- Зачем?

- Когда-то, давным-давно, твоя покойная мать, старая баронесса фон Торнштадт приходила ко мне гадать на картах…

- Моя мать была любительницей всяких глупостей… - пробормотал Фабиан.

- Она прижила тебя от принца Лютпольда - брата покойного короля Максимилиана, - проговорила ведьма, в упор глядя на барона.

По губам Фабиана пробежала презрительная усмешка.

- Так вот для чего ты меня привела сюда! Думаешь, я не знаю, кто мой настоящий отец? Да я узнал это еще в пятнадцать лет! Моя мать писала письмо Лютпольду, но что-то ее отвлекло, она вышла из комнаты, оставила недописанное письмо на столе. «Милый Лютпольд! Я счастлива от того, что наш очаровательный сын, Фабиан, всё больше становится похож на тебя…», - как будто передразнивая мать, процитировал Фабиан строки из давнего письма. - Я взял это письмо и пошел с ним к матери. Она принялась на меня кричать, мол, как я смел читать чужие письма, но меня этим было не пронять. Тогда она закатила мне истерику. Этим меня можно было пронять еще меньше. Тогда она попыталась изобразить обморок. Я даже не стал поднимать ее с ковра, просто сказал, что сейчас пойду к ее супругу, который, как оказалось, не является моим отцом, покажу ему письмо и обо всём расспрошу. Конечно, моя добрая матушка тут же пришла в себя и стала вопить, что если отец узнает, то он выгонит её, а от меня откажется… Я рассмеялся ей в лицо. Уж я-то хорошо знал своего официального папашу. Больше всего он боялся стать всеобщим посмешищем. Поэтому даже если бы моя маменька принесла ему пятерых детей от пятерых мужчин, он и тогда бы молчал. Словом, мать мне всё рассказала. Впрочем, ничего особенного в ее рассказе не было. Банальная супружеская измена. И я как нежеланный плод измены. Вот и всё.

- И ты проклял свою мать…

- За то, что она мне лгала, - бесстрастно произнес Фабиан.

- И возненавидел настоящего отца…

- За его трусость. Я рос при дворе и видел принца Лютпольда, как оказалось, своего отца, чуть ли ни каждый день. И он ни разу ко мне не подошел. Даже не взглянул на меня! Он всегда отворачивался, когда мы случайно встречались в дворцовых залах или коридорах… Пока я не знал, что это мой родной отец, я не придавал этому значения. А потом всё встало на свои места. Этот трус просто боялся. Боялся, что правда выплывет наружу! Я пытался подойти к нему во дворце. Но он отказывался говорить со мной… Когда он понял, что я слишком настойчив, он отвёл меня в укромный уголок и там заявил, чтобы я не подходил к нему близко, что он никогда не признает меня своим сыном, и что я никогда ничего не докажу, лишь наврежу самому себе. А я смеялся ему в лицо. Заявил ему, что он трус. А потом просто плюнул ему в лицо. И он утерся. Ничего не ответил. Я был удовлетворён и больше никогда не подходил к этому презренному существу.

- Но ты еще и невзлюбил барона фон Торнштадта, который считался твоим отцом…

- Невзлюбил? – презрительно переспросил Фабиан, по-прежнему глядя на стену, которая, как ему казалось, была полна голубоватого свечения. – Невзлюбил? Разве? Нет, отнюдь! Я просто считал его тщеславным ничтожеством, только и всего. Кстати, умер он апоплексического удара. Помнится, однажды он вздумал отправить меня учиться в военную академию, а я наотрез отказался. Всегда ненавидел тупых солдафонов с их муштрой. Мой официальный отец принялся угрожать мне лишением наследства. Тогда я показал ему то самое письмо матери, которое хранилось у меня. Он пришел в ужас. И знаешь, что его ужаснуло? Вовсе не то, что сын, которого он считал своим, был прижит от любовника. А то, что я угрожал обнародовать это письмо, и он тогда был бы навеки опозорен как рогоносец. Словом, его хватил удар. И его не стало. Думаю, мир ничего не потерял с его уходом, - пожал плечами Фабиан.

- А твоя мать…

- Моя мать была несчастной дурочкой. Она всю жизнь была влюблена в этого труса Лютпольда и страшно боялась, что ее муж узнает эту тайну, и то, что его наследник, то есть я, вовсе не его ребенок. Она даже обратилась к тебе, потому что думала, что твое колдовство поможет сохранить эту тайну. Не так ли? Я ведь угадал?

- Угадал, угадал. Я ей помогла, - захихикала ведьма. – Я обещала твоей матери, что если ее муж всё узнает, то сразу умрет и не успеет ничего никому рассказать, ни тем более что-то сделать. И я сдержала обещание. Ее муж умер от удара и никому ничего не рассказал.

- Вот как? – скептически заметил Фабиан. – Что ж, а даже если и так? Мне, право, все равно, от чего именно скончалось это тщеславное ничтожество: от апоплексического удара, от твоего колдовства или от запора кишечника. Интересно, что ты потребовала взамен от моей матери? Я слышал, ведьмы ничего не делают просто так. Так что же ты у нее выклянчила?

- Тебя, - с усмешкой отвечала старуха.

- Меня, - повторил Фабиан, которого ответ старухи, кажется, ничуть не впечатлил. – И моя добрая матушка согласилась? Это так на неё похоже…

- Я сказала ей, что тебя ждет блестящее будущее. Но она, как мать, должна отказаться от тебя. И не мешать тебе. Только и всего. И она отказалась.

- Думаю, она правильно сделала, - равнодушно пробормотал Фабиан. – Я и сам бы от себя отказался, если бы мог… Но на кой черт, интересно, я тебе понадобился? Неужели моя душа представляет для тебя интерес?

- Твоей душе предназначено гореть в аду.

- Об этом я и без тебя догадывался. И подозреваю, что моя душа будет гореть в аду и без твоей любезной помощи. Так зачем всё-таки?

- Ты скоро узнаешь… Сначала я покажу тебе твое прошлое.

- Думаешь, я его плохо знаю?

- Тебе страшно?

- Мне? Ах, милая, да я в Париже насмотрелся такого, о чем ты со своими заклинаниями и понятия не имеешь! Ты видела когда-нибудь, как оживляют мертвецов? А я видел, - Фабиан говорил это с таким жаром, как будто пытался заглушить собственную тревогу. - Умершего помещают в особый раствор и пускают электрический разряд. Покойник открывает глаза, встает и может даже сделать несколько шагов!

- Такие штуки еще мой прадед проделывал без всякого твоего… разряда, - бормотала ведьма, поливая фитиль фонаря желтоватой жидкостью, от которой тусклый огонек взорвался золотистыми искрами, похожими на искры фейерверка.

По подземелью стал распространяться горьковатый запах, напоминавший запах жженого сахара, Фабиану показалось, что кроме него и ведьмы в этой комнате появился кто-то еще. А ведьма что-то забормотала, глухо и ритмично, и стена подземелья как будто стала раздвигаться. Фабиан увидел людей, которые показались ему странно знакомыми, и город, который он также, несомненно, знал.

- Ты был влюблен в короля, - послышался голос ведьмы. – Ты был влюблен в короля Людвига и мечтал взять его, как берут женщину.

Фабиан молчал. Глаза его широко распахнулись, зрачки расширились, на бледном лбу выступили крупные капли пота.

- Ты хотел взять короля, но он не обращал на тебя внимания. Потому что он сам берет мужчин как женщин и ему нравятся не такие как ты… а такие как Карл фон Плетценбург.

Фабиан вздрогнул, его лицо исказилось словно от резкой боли.

- Ведьма… Проклятая ведьма! – прошипел он. – Замолчи!

- И потому ты сам взял юного графа фон Плетценбурга, королевского любовника. Кое-кто подсказал тебе сделать это. Помнишь сон? Давний сон? К тебе явился некто в черном…

- Замолчи!

- … и дал тебе этот совет. Ты и без него знал, что делать, тебя лишь подтолкнули, - с сухим недобрым смешком продолжала ведьма, тогда как Фабиан стонал и корчился, словно лежал не на топчане, а на раскаленных угольях. – Людишкам не нужно ничего внушать, нужно лишь потакать их тайным желаниям, которых они страшатся. Это знаю я. Это знает и тот, кому я служу, ибо он и я – одно.

- Ведьма! Прислужница дьявола!

- Ты – тоже его прислужник. Твоя мать отдала тебя в мои руки, а значит, и в руки моего повелителя.

- Я убью тебя, - прорычал Фабиан, продолжая корчиться словно от боли.

Ему казалось, что он лежит на раскаленных углях, он пытался подняться, но оказался не в силах. Тело отказывалось слушаться, разум был в плену жестоких и страшных видений.