- Проклятье! Я говорю вовсе не об этом! Вы знаете любовника принца?

- Нет. К чему он мне? Меня вообще-то всегда интересовали женщины.

- Они вас никогда не интересовали, и это всем известно. Вам всегда было достаточно своих гвардейцев.

- Это вас не касается! - мрачно огрызнулся начальник гвардии. – Во всяком случае, могу вас заверить, что меня не волнует, кого принц использует как подстилку Или кому он подставляет свою задницу, уж не знаю, что ему нравится больше. Спать с ненормальным я уж точно не стал бы.

Солдафон налил себе еще стакан шнапса, осушил его и опять не закусил.

Канцлер раздраженно засопел.

- Любовник принца – барон Фабиан фон Торнштадт. Вы ведь знаете, кто это?

- А… этот! - сладко потягиваясь, произнес начальник гвардии, который после двух стаканов шнапса стал понемногу приходить в доброе расположение духа. – Ничего удивительного. Сумасшедшие всегда липнут к сумасшедшим.

- Если Фабиан фон Торнштадт и сумасшедший, то его сумасшествие для нас куда опаснее сумасшествия короля и его брата.

- Что вы несете, канцлер? Ведь вы, кажется, выпили совсем немного.

- Зато вы много выпили.

- Я пью столько, сколько мне заблагорассудится. А зачем вам понадобилась эта шлюха с яйцами? Я имею в виду барона фон Торнштадта. Тоже решили на старости лет попробовать мужской любви?

- Я вижу, что вы ни черта не знаете, господин начальник гвардии.

- Я знаю то, что мне надо знать, и этого достаточно.

- Недостаточно. Вы хоть представляете себе, что творится в подвалах Лебенберга?

- В подвалах Лебенберга? Понятия не имею. А что там может твориться?

Канцлер перегнулся через столик, рискуя опрокинуть графин с драгоценным шнапсом, и что-то зашептал начальнику гвардии на ухо. Лицо последнего принимало все более озабоченное выражение.

- Проклятье! – произнес он задумчиво, наливая себе третий стакан. – И вы говорите, что это отребье всё уже доставило? И что всё это находится там, в подземельях?

- Я лишь могу предположить.

- Это не разговор, - изрек начальник гвардии, опрокидывая себе в глотку третий стакан. – Надо знать наверняка.

Канцлер посмотрел на него с сожалением и допил свой стакан, закусив огурчиком.

- Поэтому я и прибыл к вам.

Начальник гвардии скорчил удивленную мину.

- Ко мне? Для такого рода дел есть начальник тайной полиции.

- Начальник тайной полиции безнадёжно глуп. Обратиться к нему - значит провалить всё дело.

- Согласен. Но что вы хотите от меня? Чтобы я собрал своих гвардейцев и ворвался в подземелья Лебенберга? А если там всё-таки ничего нет? Представляете, какой разразится скандал? Шутка ли, ворваться во дворец принца! Нет уж, увольте. Я пошлю туда людей, только если у меня будет предписание короля.

- Короля? Короля, который нас ненавидит и носится со своим братцем как с писаной торбой?

- Хорошо. Тогда мне нужно хотя бы предписание кабинета министров.

- Считайте, что я вам его дал.

- Письменное предписание, господин канцлер, письменное предписание! – начальник гвардии предостерегающе поднял палец. – Или вы воображаете, что я решусь на подобное, не имея на руках никакого документа? А если в этих проклятых подземельях ничего нет? Тогда вы первый свалите на меня всю вину! Или, что гораздо хуже, если там есть то, о чем вы говорите? Тогда мои люди могут погибнуть.

- Вот уж не думал, что вы так сердобольны, - принимая обычный свой добродушный вид, заметил канцлер.

- Идите к дьяволу с вашей сердобольностью! Меня волнует только одно: чтобы потом на меня не свалили всю ответственность.

- Удивительная всё-таки метаморфоза произошла с вами, дорогой друг, - криво улыбнулся канцлер. – Всего пару часов назад, на нашей встрече в соборе вы кричали, что не боитесь никаких последствий.

- Да, но там-то дело было совершенно ясное, а здесь… здесь всё слишком темно и неопределённо. Кабинет министров даст мне письменное предписание?

- Но, дорогой друг, вы сами понимаете, что это может занять слишком много времени, а как раз времени у нас нет.

Начальник гвардии презрительно оттопырил губу и ничего не ответил.

- Помилуйте, пока министры соберутся, пока они изучат данный вопрос, пока они его обсудят… Будет уже поздно.

Начальник гвардии налил себе четвертый стакан.

- К тому же, - продолжал канцлер, - к тому же, об этом узнает слишком много людей. Один министр проболтается секретарю, второй – жене, третий - любовнице… В конце концов об этом узнает вся столица.

Начальник гвардии осушил стакан.

- А этого нельзя допустить! - канцлер все больше нервничал, видя индифферентность собеседника.

- Нельзя, - с готовностью кивнул начальник гвардии и впервые закусил шнапс огурчиком. – Нельзя. Поэтому ваше тупое стадо должно принять решение очень быстро и так, чтобы об этом никто не узнал.

- Но это невозможно! – топнул ногой канцлер.

- Тогда какое вы к черту правительство?

- А какой вы к черту начальник гвардии?

- Я начальник гвардии, а не тайной полиции. Проклятье! Да если в правительстве заседает стадо ослов, если тайная полиция – это кружок белошвеек, а на троне сидит сумасшедший, тогда пусть всё это королевство катится ко всем чертям! Потому что оно этого заслуживает!

- Послушайте! – старый канцлер побагровел, голос его задрожал, и казалось, что он вот-вот разрыдается. –Вы тысячу раз правы! Я готов подписаться под каждым вашим словом! Вся надежда на вас, только на вас!

- На меня? Тогда послушайте вы! Вы сейчас же соберете своих ослов-министров на экстренное заседание и не выпустите их из кабинета до тех пор, пока они не примут решение, а вы не заверите это решение своей подписью и печатью. Эта бумага должна быть немедленно доставлена мне, я тут же соберу своих гвардейцев, и мы отправимся в Лебенберг. Если вы поторопитесь, к утру всё закончится. Или начнётся.

- Торопиться не нужно! – раздался голос позади них.

Канцлер и начальник гвардии вздрогнули и обернулись.

В дверях стоял архиепископ.

- Торопиться не нужно, - повторил он с холодной улыбкой. – Все, что делается в подземельях Лебенберга, нам только на руку. У меня есть другой план.

Начальник гвардии налил себе пятый стакан и отодвинул подальше блюдечко с огурчиками.

***

Король вышел на террасу, прислушиваясь к удалявшемся топоту копыт. Тише, тише, тише… Вот, совсем замолк. Ветнер уехал. Недовольный, разобиженный, твердо намеревающийся навсегда покинуть королевство. Что ж, вот и еще один друг исчез. Да много ли их было?

Людвиг горько улыбнулся, его длинные, белые пальцы пробежали по железной решетке, хранившей память о ночи почти двадцатилетней давности. Эта решетка тогда стояла в другом замке, ибо Лебединый замок не был еще построен. В ту ночь была такая же полная луна, освещавшая темные склоны Альп и такое же серебристое озеро в долине. Был день рождения короля и год с момента его восшествия на престол. На берегу был накрыт великолепный стол с изысканными кушаньями и винами, а в полночь для короля был приготовлен сюрприз. В небо взлетели разноцветные струи фейерверка, и посреди озера появилась ладья, похожая на огромного лебедя. На ладье стоял Карл фон Плетценбург, тогда совсем еще юный, одетый в серебристый костюм, переливавшийся в лунном сиянии. Зазвучала музыка - это заиграли музыканты, спрятанные в кустах на берегу, и Карл запел. Его голос, высокий и тугой, завораживал, а музыка была прекрасной и печальной. Это была ария из «Лохливена». Людвиг впервые услышал музыку Ветнера. Именно тогда он решил, что обязательно пригласит этого музыканта в свое королевство, а если тот не согласится, то силой заставит приехать. Ветнер приехал сам.

И вот, Ветнер покидает его королевство. Стоит такая же лунная и звездная ночь. Только музыка больше не слышна. Глухая тишина тяжелым, темным покрывалом лежит на Альпах, и никогда больше это покрывало не поднимется. А Карл больше не поет. Он уверяет, что давным-давно потерял голос, и лишь одному ему известно, правда это или нет. Карл никогда не бывает искренним. Иногда кажется, что он просто не способен быть искренним, даже если вдруг этого захочет… Карл… Кстати, где он? Куда-то уехал… Куда же? Король наморщил лоб, силясь вспомнить, но так и не смог.