Слова принца перешли в невнятный хрип, глаза стали вываливаться из орбит, лицо исказилось и стало безобразным, он схватился за горло и испустил нечеловеческий вопль, от которого у Карла побежали мурашки по коже.
Фабиан, сохранявший полнейшее хладнокровие, схватил стоявший на столе серебряный колокольчик и позвонил. Тут же отворилась полускрытая обшивкой дверь, и в кабинет ввалились два дюжих санитара. Тем времен Фабиан схватил Карла за руку.
- Пойдем, - шепнул он. – Тут уже не будет ничего интересного.
Фабиан отворил полускрытую в стене кабинета дверь, кивнул Карлу. Лицо Карла вытянулось. У него был вид человека, который идет куда-то помимо своей воли, хотя Фабиан Карла вовсе не тащил силком. Секунду помедлив, Карл последовал за Фабианом. Они прошли по узкому коридору и оказались в длинной дворцовой галерее, украшенной статуями. Это были копии скульптур, которые стояли в старом королевском дворце. Да и вся галерея своими росписями, колоннами копировала галерею старого королевского дворца. Такова была странная прихоть Людвига, по приказу которого был построен Лебенберг. Но Карл думал не об этом. У него сжалось сердце, когда он вспомнил, что вот так же, ночью, еще будучи юным пажом, он шел за Фабианом по темной дворцовой галерее… И тогда, возле статуи Милона Кротонского всё и случилось.
- Милон Кротонский, - резко остановившись, произнес Фабиан.
Он обернулся к Карлу, на его губах была жестокая улыбка. Такая же улыбка была на губах Фабиана той давней ночью. И пусть прошло уже пятнадцать лет, ничего не изменилось. Такая же галерея, такая же статуя Милона. И такой же Фабиан. Карлу показалось, что за долгие годы тот почти не изменился, словно ему был известен секрет вечной молодости.
Фабиан сделал шаг к Карлу. Тот застыл. Он уже давно не был юным пажом, теперь он был одним из первых вельмож королевства, он отдавал приказы другим, с ним искали дружбы и его побаивались. Но сейчас он чувствовал себя всё тем же юнцом, охваченным и страхом, и желанием, перед которым невозможно было устоять.
Как и тогда, Фабиан властно положил Карлу на плечи руки, показавшиеся тому чудовищно тяжелыми. Как и тогда, Карл растерянно хлопал глазами, понимая, что надо бежать или хотя бы позвать на помощь. Но, как и тогда, он не сделал ни того, ни другого, покорно ожидая своей участи и втайне даже желая ее.
Все повторялось даже в мелочах. Фабиан рывком увлек его за статую, резким движением стянул с Карла узкие штаны, заставил согнуться и, не говоря ни слова, принялся входить в него: жестко, резко, безжалостно. Как и тогда, Карл испустил сдавленный крик, но сильная ладонь зажала ему рот. Как и тогда, он затрепыхался, но получил затрещину. Как и тогда, он мог вырваться, но не сделал этого.
Он хотел, что Фабиан овладел им. Именно Фабиан: властный, жестокий, безжалостный. Фабиан был для Карла демоном, но желанным демоном, проклятьем – мучительным, но сладким, Фабиан был наваждением, мороком, в котором хотелось оставаться до бесконечности. Карлу казалось, что за долгие годы, прошедшие после изгнания Фабиана, он избавился от этого демона, освободился из-под гнета проклятья, вышел из тумана наваждения. Но оказалось, что это не так. Всё повторялось. Всё оставалось по-старому.
Фабиан вбивался в Карла – жестоко, зло, он, казалось, был готов порвать Карла в клочья, а тот мучился и в то же время упивался своим мучением. Этого болезненного, извращенного упоения не мог дать ему никто, тем более король, который был с Карлом неизменно ласков и нежен до трепетности. Но Карл никогда не чувствовал себя принадлежащим королю целиком и полностью. Королю принадлежало тело Карла. Принадлежал рассудок Карла. Но всё, что лежало вне рассудка, ожидало возвращения своего истинного повелителя – жестокого, безжалостного, безразличного. И стоило повелителю появиться, как рассудок оказался бессилен перед всепоглощающим желанием, а тело покорно подчинилось тому, кто имел на него право.
Карл шире и шире разводил ягодицы, ему хотелось, чтобы Фабиан пронзил его насквозь, чтобы он взял его всего, до последней частички тела. Изнеженный Карл, отвыкший от боли, теперь со страстью отдавался ей, как пьяница, долгое время отказывавшийся от выпивки, с жадностью прикладывается к бутылке и хочет еще, еще, еще!
Он услышал рычание Фабиана, и это рычание вдруг стремительно вознесло его на вершину наслаждения. Им, наконец, обладали! Им обладал именно тот, кто должен был им обладать! И Карл сам застонал, схватившись за член и не в силах больше сдерживаться… Поэтому они кончили практически одновременно.
- Похотливая шлюха, - услышал Карл насмешливый шепот над ухом. – Я знал, что ты всегда этого хотел. И твой сумасшедший Вительсбах никогда не мог дать тебе того, что даю я. А ну, одевайся, живо!
Карл не сказал ни слова, послушно натягивая штаны.
- За мной, - приказал Фабиан, и, не оглядываясь, зашагал по галерее.
Он знал, что Карл послушно последует за ним.
В конце галереи Фабиан нажал на неприметную кнопку в стене, отворилась потайная дверь. Фабиан повел Карла по узкой винтовой лестнице, уходящей в подземелье дворца.
========== 5. ПОКА НЕ РАССВЕЛО ==========
После разговора с примой канцлер не остался смотреть спектакль. Вместо этого он спустился, вернее, скатился по задней лестнице Оперы, не слушая причитаний несчастного директора театра, сел в карету и приказал немедленно везти себя к начальнику королевской гвардии, который жил в старом королевском дворце. Таким взволнованным канцлера не видели давно.
Карета неслась по улицам, и канцлер слышал, как время от времени прохожие выкрикивали ему вслед проклятия. В который раз пообещал он себе усилить собственную охрану. Времена наступали слишком неспокойные.
Королевский дворец был погружен во мрак, свет горел лишь в редких окнах, в основном, в помещениях, где жила прислуга, поддерживавшая порядок в огромном здании.
Король Людвиг давно не появлялся в этих стенах, предпочитая жить в Лебедином замке. Его брат Отто жил в Лебенберге, а дядя короля – принц Лютпольд и его семейство покинули королевство несколько лет назад и теперь наслаждались жизнью в прекрасной Флоренции.
- Никого, - пробормотал канцлер себе под нос, мрачно глядя из окна кареты на темную громаду дворца. – Проклятье! Мы все на краю пропасти, а здесь, в королевском дворце, никого. Вот он, символ упадка и скорого крушения!
Карета остановилась возле левого крыла дворца, в котором располагались апартаменты начальника гвардии. К счастью для канцлера, начальник гвардии находился в этот вечер во дворце. Взволнованный, тяжело дышащий канцлер ввалился в его кабинет как раз в тот момент, когда тот готовился осушить первый стакан шнапса, чтобы по своему обыкновению напиться в одиночестве.
- Черт возьми! – изумленно воскликнул старый воин, от неожиданности едва не расплескав вожделенный шнапс. – Что это с вами такое? В королевство вторгся неприятель? Архиепископ прилюдно признался, что он атеист? Или вас бросила очередная любовница?
- Мне не до шуток, - тяжело опускаясь в огромное кресло и отдуваясь, проговорил канцлер. – Сейчас не до шуток. Лучше налейте мне тоже.
- Вы примчались, чтобы составить мне компанию? – неприветливо пробурчал начальник гвардии, наливая канцлеру полстакана, в то время как перед ним самим стоял полный стакан. – Черт возьми, не скрою, мне больше нравится пить в одиночестве. Но раз уж вас сюда принесло, выпьем вместе. Ваше здоровье, канцлер!
- Ваше здоровье! – отвечал тот.
Они чокнулись. Канцлер отпил четверть стакана и закусил маленьким огурчиком. Начальник гвардии осушил целый стакан и не закусил.
- Что случилось? – мрачно осведомился он. – Какого всё-таки черта вы сюда примчались? Думаете, мне приятно видеть вашу физиономию?
- Вы знаете, что происходит во дворце Лебенберг? – канцлер давно привык к грубости начальника гвардии и пропускал ее мимо ушей.
- Знаю. Там живет королевский брат, еще более сумасшедший, чем сам король. Этого брата давно пора придушить, а то, неровен час, он займет королевский трон. Ведь он - единственный наследник престола, раз уж у нашего короля-извращенца нет детей.
