дар. Тише едешь — дальше будешь.

Зато, когда удастся получить достаточное количество полных накопителей, можно будет оказать помощь оставшимся немногочисленным раненым. Точнее, обречённым. В последние пару дней новых смертей не было, но мне кажется это от того, что кто-то из персонала всё же не выдерживал и время от времени задействовал свой резерв, чтобы дать больным хоть какую-то отсрочку.

А скорее всего и не один человек. Целители — это же не только сторона дара, но и особое восприятие мира. Им физически трудно не оказать помощь тем, кто действительно в этом нуждается, особенно, если это последняя надежда. Конечно, ещё на первом курсе их обучают брать эмоции под контроль и мыслить разумно, но от предрасположенности никуда не денешься. Держатся, но переживают. А здесь с такой ситуацией, похоже, столкнулись впервые: умирающие на руках, свободные лекари и целители есть, а магии нет. Вот и партизанят, втихаря нарушая запрет Ленца.

А я могу реально помочь. Значит нужно просто отбросить в сторону все сомнения и страхи. Я могу спасти чьи-то жизни. Это важнее всего!

Приняв такое решение, я почувствовала, что на душу мою снизошло спокойствие и принятие своей судьбы. Я всё делаю правильно. В остальном же стоит положиться на судьбу и волю богов. Хочется верить, что своим детям они желают только лучшего, даже если и достигается это не так просто, как нам того хотелось бы.

Солнце грело во всю, щедро делясь с миром своим теплом. Время уже явно перевалило далеко за полдень, значит, обед я пропустила. Но есть пока и не хотелось особенно. Лучше сейчас переделаю всё, что запланировала, а потом за ужином наверстаю.

Оставшись в одном нижнем белье, я подвязала подол рубашки повыше, чтобы не мешал, взяла грязные вещи и снова зашла в речку. Стоя по колено в воде, я споро перестирала и выполоскала всё бельё, развесив его потом на просушку по близлежащим кустам. Вряд ли оно успеет высохнуть, пока я здесь нахожусь. Но хоть немного стечёт и обветрится. А потом уж найду, где можно будет повесить чистое в лагере, не опасаясь, что длина моей рубашки и фасон панталон станут известны всей госпитальной обслуге. Как-то ведь женщины здесь приспособились к полевым условиям. Так что, и я что-нибудь придумаю.

Закончив со стиркой, занялась собой. Скинула подсохшую за это время сорочку, распустила волосы, окутавшие меня, словно плащом до середины бедра и пошла купаться. Перво-наперво промыла своё богатство, не жалея времени и сил на выполаскивание шампуня из волос. Его, как и мыло я всегда покупала только у нашего академического профессора по зельеварению: она подрабатывала созданием

различных косметических средств по своим собственным рецептам. Стоили они, правда, недёшево, но результат того стоил.

Шампунь хорошо пенился, быстро смывался. После него волосы меньше путались и расчёсывались на удивление легко, ещё долго сохраняя чистоту и здоровый блеск. Домыв голову, свернула волосы жгутом, свернула в кичку на затылке и зафиксировала двумя деревянными заколками-спицами. Взяв, лежащее на кумушке у берега мыло, пахнущее земляникой, неспешно провела им по телу.

Я люблю вкусные запахи — это моя слабость. Могу долго выбирать аромат духов, или купить свежевыпеченную сдобу только из-за аппетитного аромата, витающего около магазина. С людьми точно так же. Очень сложно находиться рядом с человеком, чей запах тебе неприятен. Естественный запах. Но смрад немытого тела или аромат парфюма, а тот самый, присущий каждому человеку свой собственный запах.

Может, именно поэтому у меня было так мало романов? Предыдущих кавалеров я воспринимала нейтрально: ни тепло, ни холодно. Чем-то пахнет, не раздражает и ладно! А вот чтобы хотелось уткнуться человеку носом в шею и вдыхать, вдыхать притягательный, неповторимый, ни с чем не сравнимый аромат — такого нет, не было.

Макс пах немного иначе. Я чувствовала его на расстоянии: физического контакта между нами почти не было. Но то, что удавалось уловить, приятно будоражило и вызывало немалый интерес. Вероятно поэтому, я так привязалась к нему в итоге. К счастью, дело не зашло слишком далеко и зависимостью это не стало.

О своём странном восприятии мира и людей я никому не рассказывала. Боялась

насмешек и того, что от меня начнут шарахаться, как от ненормальной. Ведь иногда я даже могла перечислить ингредиенты, из которого состоит блюдо, просто пройдя мимо открытого окна кухни, где оно готовилось.

Странно, конечно, но бывают странности и похуже.

Тщательно вымывшись и вдоволь наплававшись напоследок, я вышла на всё так же безлюдный берег и закуталась в казённое полотенце, второе — намотав тюрбаном на голову. Их, как и казённое нижнее бельё, я сдам Уле на обратном пути, поменяв на чистые.

Насухо вытершись, надела свои запасные панталоны и нижнюю сорочку. Расстелила освободившееся полотенце, на нависающей почти параллельно земле нижней ветке ивы, и уселась сверху. Гребень я взяла с собой и теперь занялась неспешным распутыванием и расчесыванием длинных влажных прядей. Второе полотенце, лежащее на плечах, не позволяло рубашке промокнуть. Но платье я всё равно решила надеть чуть позже, когда приведу волосы в порядок.

Погода была тёплая, от лёгкого ветерка, дующего с реки, меня закрывала завеса ивовых ветвей, пропускающих внутрь моего своеобразного шатра солнечные блики. Вся окружающая атмосфера успокаивала, умиротворяла, настраивая на философский лад, давая беспокойному сердцу успокоение. Думать не хотелось, я просто впитывала окружающие меня красоты и звуки, медленными, монотонными движениями расчесывая густые волосы.

Обратно в лагерь идти не торопилась, и это не было халатностью или скрытой обидой. Просто дежурство по госпиталю у меня будет только следующей ночью, а о том, что знатный выздоравливающий без внимания и ухода не останется — была просто уверена. Даже, если Ленц и выразит своё неудовольствие моим долгим отсутствием, просто скажу ему, что мне требовалось привести себя в порядок. В конце концов, он сам меня довёл, должен понимать, что подобные вещи бесследно не проходят.

Хотя, честно говоря, не думаю, что целитель будет меня упрекать. Не могла объяснить это логически, просто знала и всё. Верила в его честность, профессионализм, адекватность восприятия…хм… нет, всё не то.

Я. Просто. Знала.

Сколько времени я так провела, погрузившись в расслабленное, медитативное состояние — не знаю. День уже начал клониться к вечеру, предвещая наступление сумерек. Заметно похолодало, пришлось надеть верхнее платье и накинуть на плечи шаль, которую на всякий случай прихватила с собой. Волосы почти уже высохли, так что, заплетя их в свободную косу, я пошла собирать выстиранное бельё и купальные принадлежности.

Собравшись, печально посмотрела на свою так и не просохшую обувку и, связав шнурки ботинок, взяла их в свободную руку. Ничего страшного не случится, если пройдусь до лагеря босиком. Дома я часто любила бродить в саду по росе ранним утром. Ни с чем не сравнимое ощущение свежести, прохлады и бодрости.

Как оказалось, я вновь лопухнулась. Мягкая травка ухоженного сада ни в какое сравнение не шла с колючими стеблями, камнями и палками, в изобилии устилавшими мой путь и, казалось, словно специально подворачивавшимися под ноги. Когда добралась до тропинки стало немного полегче, но до этого я уже успела тихо и сквозь зубы поругаться случайно подслушанными в госпитале словами. Но только так, чтобы никто не услышал.

Без приключений добравшись до госпиталя, я первым делом заглянула к Уле, озадачив её вопросами насчёт обуви и места для сушки вещей. Последнее, здесь действительно было: врытые столбы с натянутыми между ними верёвками и навесом сверху. Находилась сушильня со стороны складских палаток, где хранился провиант и вещевое имущество.

Кстати, в одной из них имелась и обувь, так что пока я развешивала бельё, девушка подобрала мне подходящую пару ботинок. Лёгкие, крепкие, без привычного мне каблучка, они сели как влитые и впоследствии оказались весьма удобными и износостойкими.