- Пффф! Фууу! - и параллельно в потоке:

«Ты промерзла до костей, а вдобавок от тебя так и разит пауками! Бегом в душ, включишь режим пара - и отмоешься, и согреешься. Гель возьми малиновый – вдруг инфекция. Потом как следует поешь. Закажи ТАРДИС концентрированное питание для тяжелых условий, программа шесть – тюбики с гелем. Зеленые такие. Выпьешь два, пол-литра воды сверху, и сразу же ляжешь спать. Но не в каюте, в медотсеке. Давай!»

- Доктор! - возмущаюсь я. – А тебе не понадобится моя помощь?

- Это и будет твоя помощь, - отвечает он и переводит взгляд на монитор. – Когда я закончу подготовку Арки, тебе потребуются все силы, что у тебя есть. Трансформа не будет легкой. Алонси, Шторм!

Это ощущается в потоке ментальной командой, этаким мощным пинком, который просто выносит меня из рубки. Я бегу в ванную, расстегивая разгрузку на ходу.

–—

Примечания автора

* «Какие ключи я бы себе оставил?» - здесь сформулирована та самая логическая задача. Кто решил без подсказки, тот молодец!

* Скальный молоток – инструмент, с помощью которого альпинисты забивают и вытаскивают крючья, подбивают закладки, пробивают шлямбурные отверстия и т.д.

* Обвязка – страховочная система у спелеологов и альпинистов. Ранее альпинисты использовали верёвочную обвязку в области грудной клетки, им на смену пришёл страховочный пояс Абалакова — грудная обвязка. Пояс Абалакова имел большую площадь контакта с телом, что существенно снижало риск травмирования рёбер во время срыва в сравнении с верёвочной. Однако, у грудных обвязок имеется существенный недостаток — во время срыва и длительного зависания в них есть большой риск удушения из-за сильного сдавливания грудной клетки. Именно этот фактор спровоцировал приход в альпинизм нижних страховочных систем — беседок, одеваемых через ноги и фиксируемых на поясе. Беседку можно связать и из веревки. Минималистические обвязки для спелеологии (которыми воспользовались Доктор и Шторм) наиболее похожи на первые альпинистские беседки.

* Тирольская переправа, тирольская тропа - распространенное в Альпах название зиплайна, метод преодоления протяжённых препятствий при помощи натянутой верёвки, каната или троса, закреплённого между двумя опорами по разные стороны от препятствия. Тарзанка в веревочном парке – разновидность тирольской переправы.

* Шлямбур — элемент альпинистского снаряжения, предназначенный для организации точек страховки на скалах. В отличии от обычных скальных крючьев, шлямбур забивается не в трещину, а в монолит, для чего предварительно специальным пробойником делается отверстие в скале. В альпинизме не приветствуется, так как нарушается спортивный принцип свободного лазания. Поэтому Доктор, забивая шлямбуры, комментирует: «Старина Месснер бы ругался как черт».

* Райнхольд Месснер — итальянский альпинист из немецкоговорящей автономной провинции Южного Тироля, Италия, первым покоривший все 14 «восьмитысячников» мира, некоторые из них в одиночку. Один из самых знаменитых альпинистов в мировой истории, путешественник, писатель, пионер спортивного подхода к альпинизму, ввел в практику скоростные одиночные восхождения. Стал первым альпинистом, покорившим все 14 восьмитысячников мира, одним из первых достиг семи высочайших вершин континентов, двух полюсов. Стал известен своими восхождениями в Гималаях.

* Аннапурна — горный массив в Гималаях. Высочайшая точка массива — Аннапурна I (8091 м) — является десятым по высоте из четырнадцати восьмитысячников мира. Аннапурна I считается самым опасным восьмитысячником — уровень смертности среди альпинистов за все годы восхождений достигает 32 % (по состоянию на март 2012 года).

* «Сэнсей потянул себя за седую бородку и вдруг разразился стихами» - стихи Басё, посвященные искусству самурайского меча – Синто-рю. Применяемый Доктором стиль Син Кагэ относится к закрытому разделу этого Искусства.

========== Глава 5. Не оставляй меня ==========

Шесть часов пятнадцать минут спустя

Доктор

Расчеты, перенос данных в Арку, симуляция процесса для проверки. Исправление ошибок, вновь расчеты, опять проверка. Еще раз, и еще раз, и еще. Такого я еще не делал: надо расшифровать содержимое контейнера, выделить оригинальные гены Шторм, перенести их в новый шаблон, скорректировать его по биологическому возрасту, наложить на него личность Александры, совместив ее со знаниями Ксанни, и перенести все это в Арку. Права на ошибку у меня нет. Стоит упустить что-то, хотя бы самую неважную на первый взгляд мелочь, и…

Нет. Не стоит даже думать о неудаче. Все должно получиться. Все получится.

Ментальная связь с ТАРДИС расширена до предела. Ведем расчеты вместе, в едином потоке. Очередная симуляция проходит без сбоев. Повторяем для уверенности – все в пределах нормы. Можно начинать.

ТАРДИС перенесла интерфейс Арки в медицинский отсек, ажурный шлем с контейнером завис над головой спящей Шторм. Умница, выполнила мои указания в точности, мне даже не пришлось погружать ее в сон – почему-то мне казалось это нечестным. Она успешно проспала перенос интерфейса, установку датчиков, замер базовых показателей, но теперь надо ее разбудить. Пора начинать.

- Шторм, проснись! - слегка тормошу ее за плечо и посылаю ей в поток импульс энергии, чтобы помочь мягко выйти из сна. – Все готово! Начнем?

Она лениво открывает глаза, зевает и садится на койке – такая теплая, расслабленная после сна, в черных облегающих шортиках и короткой майке, взъерошенная… Да разрази меня Время! Если это наши последние минуты вместе, хотел бы я их потратить по-другому, чтобы запомнить на все оставшиеся жизни наше полное слияние. На миг ледяные когти страха впиваются в оба сердца: если что-то пойдет не так – это моя вина. Это я, свихнувшись от одиночества, нарушил собственный запрет, позволил себе снова любить и отвечать на любовь. Я назвал эту невероятную девочку своей и тем самым ее приговорил. Быть может, еще не поздно передумать, переиграть – вырубить ее, стереть память, вернуть домой и бежать, бежать без оглядки, пока боль от преданной любви не прогрызет меня насквозь?

Нет. Я не могу предать ни любовь и доверие Шторм, ни данный мне шанс на прощение – быть может, последний шанс. Ее отчаянный прыжок в подземное озеро, в холод, тьму и неизвестность – знак того, что ее выбор сделан, он окончательный, и я не вправе решать за нее, хоть и люблю ее, и боюсь потерять. И как бы сильно я ни хотел сейчас быть с ней – даже если это последний раз – я не должен нарушить с трудом достигнутую хрупкую стабильность ее физиологии и энергетики. Позже мы обязательно наверстаем, но сейчас все, что я могу нам позволить – короткий поцелуй в губы. Отстранившись, я выпрямляюсь и спрашиваю:

- Ты готова?

Она решительно кивает и улыбается.

- Раньше сядешь – раньше выйдешь. Давай!

- Ах да, - спохватываюсь я. – Это будет больно. Очень больно. Я тут подумал… Чтобы ты случайно ничего себе не повредила – вот.

Вытягиваю из-под койки мягкие ремни, показываю, и она машет рукой.

- Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается, - моя девочка пытается шутить, хоть я и чувствую, что ее бьет дрожь, она боится, и это нормально. – Согласна. Привяжи меня.

Я застегиваю на ней ремни, фиксируя ее плечи, талию, ноги, запястья, регулирую наклон койки на полусидячее положение, проверяю в последний раз датчики, наношу контактный гель ей на лоб и виски. Осторожно опускаю шлем ей на голову, касаюсь ее щеки.

- Начнем?

- Вперед! - Шторм улыбается мне в ответ и закрывает глаза. – Рок-н-ролл, котятки!

Стиснув зубы, я открываю контейнер. Облачко золотистого света вырывается из него, втягивается в ее приоткрытый рот, и мучительно долгие тридцать шесть с половиной секунд ничего не происходит, показания датчиков – без перемен. Я поглядываю на монитор ТАРДИС, начиная потихоньку сомневаться в расчетах, но вдруг Шторм окутывает хорошо мне знакомое теплое желтое сияние. Она выгибается дугой от боли, бьется в судорогах и начинает кричать.