Врагу нельзя было позволить перейти Уазу. Ключом к Парижу стал Понтуаз. Маршал Лафорс расположился вокруг Санлиса в ожидании обещанных подкреплений.
Людовик отправился из Санлиса в Пон-Сент-Максанс и провел там военный совет. Было решено, что Лафорс расположит свои войска между этим городом и Вербери, а Суассон, оставив в Компьене два полка, приведет резервную армию, чтобы усилить тыл Лафорса. Ришельё тем временем занимался укреплением Амьена, Бове и Абвиля в Пикардии, одновременно понукая союзников-голландцев, чтобы они перешли в наступление. Принц Оранский нехотя согласился, и вскоре пронеслась весть о том, что около двадцати восьми тысяч солдат выступили на Брюссель. Продвижение неприятеля замедлилось. В это время Людовик XIII инспектировал долину Уазы, приказывая разрушать мосты и броды. Всё приходилось делать самому: «Де Бофор, который занимается бродами от Крейя до болот Реомона, много говорит и мало делает. Господин де Лаффема поступает так же, — писал король Ришельё 19-го числа из Шантильи. — Я нашел два лучших брода, где еще ничего не было сделано; их разрушат нынче вечером».
Ввиду того, что дела удерживали короля вне столицы, он передал всю полноту власти в Париже кардиналу. Отныне всякое противодействие главному королевскому министру становилось преступлением, поскольку он представлял короля.
Гастон тоже внес вклад в общий патриотический порыв: 24 августа собранная им армия из восьмисот дворян и четырех тысяч солдат выступила в путь, украсив себя цветами и листьями. Прибыв на место, они разделились на роты по 100 человек — 60 мушкетеров и 40 пикинеров. Капитанов выбирали из дворян, закаленных в боях. Наскоро обученные войска отправлялись на фронт, заменять выбывших.
По совету Ришельё Людовик решил доверить брату командование военной операцией в Пикардии, поставив под его начало графа де Суассона, поскольку они были дружны. За обоими должен был присматривать опытный Лафорс.
С началом сентября неприятель перешел в наступление: 600 конников показались в двух лье от Пон-Сент-Максанса, вдвое больше — в Руа, чтобы попытаться выбить оттуда гарнизон. «Все пикардийские крестьяне переходят Уазу и возвращаются в свои деревни, — писал Людовик кардиналу. — Я видел вчера больше шестидесяти повозок, ехавших назад».
В войсках не существовало интендантской службы. Поставщики продовольствия для солдат и фуража для конницы стремились нагреть руки на государственных контрактах и не соблюдали их условий. Солдаты часто голодали и ходили в лохмотьях. 26 августа 1636 года Людовик XIII, находившийся при армии в Пикардии, в девять часов вечера писал кардиналу: «Главное — это провиант, а в этом я не вижу большого порядка, равно как и достаточного количества повозок, которые следовали бы за армией. Нужно также выдать денег нашей новой коннице, когда переберемся через реку, иначе она вся разбежится». 2 сентября он сообщал Ришельё: «Несколько полков пожаловались мне, что Миньо больше не желает поставлять им хлеб за неимением денег, я нарочно послал их ему вчера вечером, но ответа пока так и не получил». 5 сентября: «Я велел господину канцлеру держать хлеб в среду наготове в Санлисе и Крепене для Бургундской армии». Король полагался на кардинала — тот всеми средствами пытался раздобыть провиант, задействовав даже епископов, в том числе своих родственников, но на деле всё зависело от «снабженцев», не отличавшихся безукоризненной честностью.
Ришельё, убедившись, что в Париже всё спокойно, тоже выехал в Шантильи. Там прошло заседание Совета, на котором было принято решение наступать на Руа. Эта крепость была взята 18 сентября, после трех дней осады, войсками под командованием Гастона. Воодушевленный успехом, он пошел дальше, гоня отступающего врага, который перебрался обратно за Сомму, оставив в Корби три тысячи пехоты и 250 всадников. Агенты кардинала не дремали — добывали разведданные внутри города и устраивали диверсии: разрушили кордегардию возле городских ворот, уничтожили мельницу и изменили направление течения реки Буланжри, чтобы и другие мельницы не могли работать… Людовик покинул Шантильи и отправился к брату; 24 сентября он прибыл в Мондидье и расположился неподалеку от Корби, в замке Демюэн.
Герцог Орлеанский ничуть не остепенился — остался таким же бонвиваном и легкомысленным кутилой. 13 сентября Людовик писал Ришельё: «Кузен, мой брат пришел просить меня отпустить его тайком в Париж до четырех чесов вечера завтрашнего дня, вместе с маркизом де Куаленом и Фретуа. Я отговаривал их от этого, как мог, но так и не сумел удержать… Он сказал мне, что переговорил об этом с господином де Шавиньи, который уверил его, что никакой опасности нет, и просил меня, чтобы никто об этом ничего не знал, поскольку он вернется раньше, чем кто-либо заметит его отсутствие». И это накануне осады Руа! Кстати, после успешного взятия этой крепости Гастон, на взгляд Людовика, проявил слишком большое великодушие, отпустив гарнизон на все четыре стороны с оружием и обозом; брат поставил ему это в укор. Теперь же, когда король и кардинал сами явились в Корби, Месье уже не был главнокомандующим, и Ришельё передавал ему приказы через Шавиньи.
Испанцы вложили 100 тысяч экю в усиление оборонительных сооружений; Людовик сам признавал, что они за два месяца возвели такие укрепления, каких французы не соорудили бы и за два года. Задача предстояла не из легких, а тут еще зарядили дожди, опять началась смертоносная эпидемия. «В моей собственной ставке десять моих слуг умерли от чумы, пять из них имели доступ к моей спальне», — рассказывал впоследствии король венецианскому посланнику.
Санитарных рот в армии не было. 26 сентября Людовик писал кардиналу: «Я отправил хирургов с маркизом де Лафорсом. Неплохо было бы прислать священников, исповедовать раненых». 3 октября 1636 года он вновь делился с Ришельё озабоченностью: «Неплохо было бы устроить госпиталь для раненых, раненые у нас бывают каждый день и никакой помощи не получают». Между тем Гастон устроил первые полевые госпитали в Керье, где была его ставка, и Бюсси-ле-Даур.
Конде, снявший осаду Доля, привел Бургундскую армию в Пикардию; Галлас и Карл Лотарингский, воевавшие за императора, воспользовались этим, чтобы захватить Бургундию: под их началом было 30 тысяч солдат и 40 орудий. Конде, губернатору этой провинции, пришлось спешно отправляться на выручку ее столицы Дижона. 29 сентября к нему присоединились армии кардинала де Лавалетта и Бернгарда Саксен-Веймарского. Галлас и Карл осаждали крепостцу Сен-Жан-де-Лон. Ее заболевшего коменданта сменил господин де Машо, громко взывавший о помощи. Полковник Ранцау привел к нему подкрепление — 1600 солдат, но этого оказалось достаточно. Местные жители воспряли духом, а тут еще и Сона разлилась, затопив позиции вражеской артиллерии. Неприятель ушел 2 ноября, бросив самые тяжелые пушки и часть обоза.
События в Пикардии тоже приняли благоприятный оборот. Вокруг рва, окружавшего крепостные валы Корби, выстроили линию обложения и деревянные форты. Город начали обстреливать из пушек; 11 октября один из местных жителей насчитал 800 залпов. Осажденные попытались устроить вылазку, но безуспешно. В крепости начался голод. На помощь спешила армия Иоганна Верта; 25 октября она была в Артуа, но именно в этот день граф де Суассон преградил ей путь и привел к осаждающим подкрепление. Лафорс и Шатильон настаивали на штурме. Гастон тоже считал нужным идти на приступ. Людовик вызвал обоих полководцев на Совет, чтобы те высказали свое мнение. Они уверяли в один голос, что если король даст им десять пушек, они возьмут Корби за две недели. Людовик, изначально придерживавшийся противоположного мнения, утвердил это решение. Через три дня король и кардинал уехали в столицу, где уже находился Гастон, предоставив действовать своим военачальникам.
Осадными работами руководили инженеры Антуан де Виль и Пьер де Конти д’Аржанкур. Осада продолжалась шесть недель, и в это время отличился двадцатилетний Франсуа де Бурбон-Вандом, сын Сезара де Вандома и Франсуазы Лотарингской, племянник Людовика XIII.