Она не знала, что несколькими часами ранее по этой же дороге проскакал отец маркиза губернатор де Вард. Заметив отсутствие его сына при дворе, Людовик заподозрил неладное и велел ему взять командование крепостью на себя. Чтобы не терять времени, старик пустился в путь верхом, прихватив с собой двух офицеров.

Ровно в полночь они были на месте. Подъемный мост оказался поднят. Часовой потребовал назвать пароль. Тогда губернатор отправился в церковь, разбудил звонаря и велел бить в набат. На площадь перед крепостью сбежались перепуганные горожане, солдаты гарнизона поднялись на стену. Сын отказался открыть ворота, тогда отец обратился непосредственно к солдатам: «Я ваш командир, поставленный над вами королем, и если вы воспротивитесь королевской воле, вас всех повесят!» Подъемный мост опустился, ворота раскрылись, решетка поднялась. Капитан выстроил гарнизон во дворе и салютовал губернатору. Тот приказал затворить ворота и никого не впускать, а раскаявшемуся сыну позволил уехать, пообещав сказать королю, будто не застал его в крепости.

Младший де Вард поехал навстречу карете королевы и, сообщив ей о произошедшем, испросил дозволение сопровождать ее. Переночевав в ближайшей деревушке, Мария Медичи на следующий день пересекла границу и из Авена отправила двух гонцов: одного в Париж, к Людовику, а другого в Брюссель, к эрцгерцогине Изабелле.

Узнав из письма матери, что она, доведенная до отчаяния происками кардинала и опасаясь за свою жизнь, была вынуждена бежать, Людовик сухо ответил ей, что эти происки — плод ее воображения. Но оказалось, что королева успела подать жалобу в парламент, требуя начать процесс против Ришельё. Она обещала помиловать кардинала, но только после вынесения ему приговора. Король немедленно отправился в парламент, отозвал жалобу матери, объявив ее клеветой, обвинил советников королевы в оскорблении величия и потребовал арестовать все доходы Марии Медичи. Заодно он написал брату, что разрешает ему жениться на Марии Гонзага; но вертопрах Гастон уже раздумал — теперь ему нужна была Маргарита Лотарингская.

Королева-мать с младшим сыном спешно принялась вербовать себе сторонников. Большие надежды возлагались на губернатора Прованса герцога де Гиза, заклятого врага Ришельё. Когда в конце прошлого года в этой провинции в связи с решением заменить королевских сборщиков налогов провинциальными начались волнения, губернатор не стал вмешиваться: пусть кардиналу будет хуже. В феврале Ришельё отправил туда разбираться принца Конде, а заодно вызвал Гиза в Париж. Тот почуял, откуда ветер дует, и испросил себе отпуск, чтобы отправиться в паломничество в Лоретту. 6 августа он отплыл из Марселя в Италию, откуда ему не суждено было вернуться.

Оставалось надеяться, что «заграница нам поможет». В Монсе королеве-изгнаннице был оказан роскошный прием. Инфанта Изабелла Клара Евгения, на семь лет ее старше, лично явилась встречать ее и привезла в Брюссель. Празднества в ее честь продолжались до конца августа. Тем временем Людовик отправил Клода де Рувруа чрезвычайным послом к эрцгерцогине Изабелле, чтобы просить Марию Медичи вернуться во Францию. В случае отказа он должен был просить инфанту не предоставлять убежища беглой королеве. Филипп IV тоже не обрадовался, узнав, что королева бежала и укрылась в его владениях; он не верил в ее способность собрать войска для похода на Францию, как она обещала. Первый министр Оливарес предложил сплавить ее в Германию, в Аахен. Но когда бедная инфанта Изабелла об этом узнала, отступать было уже поздно: Мария благословляла испанскую флотилию, которая отправлялась в устье Шельды для подготовки вторжения с суши[42], а сама эрцгерцогиня обещала финансовую помощь Гастону, который собирал в Лотарингии войска для похода на Париж.

Подданный выражает любовь к королю усердной службой и самопожертвованием. Король выражает любовь к подданному благодеяниями и наградами. В августе 1631 года Людовик XIII своей грамотой возвел вотчину Ришельё в ранг герцогства, и 5 сентября кардинал стал герцогом и пэром, а также губернатором Бретани; король разрешил выстроить вокруг его родового замка город Ришельё. Отныне Людовик именовал своего главного министра «кузеном». Кроме того, Венецианская республика включила кардинала-герцога в число своих аристократов.

Во время церемонии посвящения в герцоги и пэры Ришельё приносил присягу вместе с герцогом Анри де Монморанси, губернатором Лангедока. Отношения между ними были натянутыми. Когда король лежал на смертном одре в Лионе, Монморанси, незадолго до того сделанный маршалом (он разбил принца Савойского при Авильяне), пообещал ему оберегать кардинала, однако сам рассчитывал на большее — в его роду было несколько коннетаблей. Ришельё, стремившийся заручиться поддержкой как можно большего числа знати и помнивший добро, неосторожно пообещал за него похлопотать; однако Людовик наотрез отказался восстановить должность коннетабля, отмененную после смерти Ледигьера. Монморанси не получил и звания генерал-фельдмаршала, которое могло бы стать пристойной заменой. Несмотря на это, Монморанси хранил верность королю и, например, вовремя успокоил волнения в Лангедоке, спровоцированные, как и в других французских провинциях, новым способом пополнения казны: теперь прямые налоги должны были собирать не местные власти, а королевские чиновники, покупавшие свои должности (двойная выгода). Если, например, в Бургундии Людовику XIII пришлось со всей суровостью высказать «неудовольствие» муниципалитету Дижона, то с парламентом Тулузы, возглавившей оппозицию нововведению, удалось договориться. Тем не менее герцог, согласно средневековой традиции выступавший защитником своих вассалов, рисковал оказаться между молотом и наковальней. Его жена Мария Фелиция дез Юрсен, состоящая в очень дальнем родстве с королевой-матерью, настраивала мужа против кардинала, а Гастон писал ему из Лотарингии, уговаривая перейти на свою сторону.

Такие предложения делались не только ему. Впрочем, венецианский посол Контарини, сообщая своему правительству о происках высокородных беглецов, передавал и придворные сплетни, что это лишь выдумка кардинала с целью упрочить свои позиции и помешать примирению Людовика с родными, равно как и перехваченные письма, в которых шла речь о злоумышлении на короля. Тем не менее уже в конце лета в Шампань были отправлены войска, а маршал Лафорс занял Седан.

В это время Густав Адольф, усовершенствовав свою армию, двинулся вглубь Германии. 17 сентября 1631 года состоялось сражение при деревне Брейтенфельд неподалеку от Лейпцига. Король находился на правом фланге, вдохновляя солдат своим присутствием.

Против тридцати четырех тысяч солдат шведско-саксонской армии Католическая лига выставила 32 тысячи, используя старую тактику квадратных колонн, называемых испанскими бригадами (tercios). Общее командование осуществлял Тилли.

Битва началась с канонады, длившейся два часа. Понеся большие потери от имперской артиллерии, саксонцы, атакованные пехотой и конницей, бежали с поля боя; однако шведские мушкетеры отбили все семь атак Тилли, а шведская кавалерия перешла в контратаку.

Через четыре часа кровопролития сражение вступило в самую драматическую фазу: выдвинув артиллерийский резерв против имперской пехоты, Густав Адольф с частью конницы ударил в тыл неприятелю. Победа осталась за шведами. Вся северная Германия оказалась в руках Густава Адольфа, и он перенес военные действия на юг.

Людовик внимательно следил за событиями, не упуская ни малейших подробностей, касавшихся новых тактических приемов и видов вооружений, вводимых шведским королем, который был для него большим авторитетом в военном деле. При этом он не спускал глаз с Карла IV, герцога Лотарингского. В декабре 1631 года Людовик прибыл в Мец для переговоров с ним. Герцог хотел присоединить к своему государству герцогство Бар, принадлежавшее его супруге Николь, но являвшееся ленным владением французской короны. Он очень неодобрительно относился к строительству укреплений в Вердене, начатому Ришельё. Этим городом правил епископ, происходивший из Лотарингского дома; император Фердинанд, сюзерен герцога Лотарингского, оказал ему поддержку: германские войска заняли Вик и Муайенвик, но французская армия их отбила.