В Испании всё закончилось провалом. По утверждениям некоторых мемуаристов, англичане повели себя в Мадриде не самым лучшим образом: Карл захотел взглянуть на инфанту, два удальца перемахнули через забор и перепугали девочку, гулявшую в саду со служанками. В любом случае испанцы выставили неприемлемые условия: Карл должен перейти в католичество и прожить в Испании год после свадьбы, чтобы доказать, что Англия соблюдает все условия договора. Это было чересчур; вернувшись в октябре 1623 года в Лондон, Карл и Бекингем потребовали, чтобы Яков I объявил войну Испании (она продлилась до 1630 года).
Король запросил у парламента средства на ведение войны (он хотел нанять армию Мансфельда и отправить ее на подмогу Фридриху V; около 1624 года Мансфельд трижды приезжал в Лондон, где чернь приветствовала его как героя), а заодно потребовал одобрить проект брака принца Уэльского с Генриеттой Марией Французской. Она, конечно, тоже была католичка, зато Франция — противница Габсбургов. Парламент нехотя дал разрешение на этот брак, но при условии, что католикам не будет предоставлена свобода вероисповедания вне резиденции принцессы.
В феврале 1624 года начались переговоры о браке, завершившиеся в ноябре согласованием условий брачного договора: будущая королева привезет с собой в Англию духовника-епископа, 28 французских священников и около сотни человек свиты. Понятно, что такой католический десант мог вызвать осложнения на новой родине Генриетты Марии, однако на брак еще требовалось получить разрешение Рима. К папе Урбану VIII отправили отца Берюля, основателя ордена ораторианцев (попутно он должен был смягчить гнев его святейшества, вызванный вторжением в Вальтеллину). Разрешение на брак было дано в январе.
Между тем Людовик XIII обещал руку своей сестры графу де Суассону еще в 1623 году, когда ей было 14 лет. Но, конечно, в интересах Франции было принять предложение Лондона. Вместо Генриетты Марии Суассон должен был получить в жены Марию де Бурбон, герцогиню де Монпансье. Похоже, даже Людовик еще не знал, что Мария Медичи прочила ее в супруги младшему сыну Гастону…
Этим придворные интриги не ограничились: герцогиня де Шеврез стала любовницей графа Холланда, ведшего переговоры о французско-английском браке, и они задумали свести вместе Анну Австрийскую и Бекингема.
В марте 1625 года Яков I, тяжело болевший весь предыдущий год, скончался, и Карл сочетался браком с Генриеттой Марией уже в качестве короля, хотя еще не был коронован.
Утром 8 мая в Лувре состоялось подписание брачного контракта. В тайном приложении к нему говорилось о снятии ограничений в отношении католиков, не признающих Англиканскую церковь, хотя Карл уверял парламент в обратном. Более того, он пообещал шурину поддержку для подавления выступлений гугенотов — в январе они снова взбунтовались: Субиз захватил острова Ре и Олерон[31], Роган поднял Севенны. Протестанты явно рассчитывали на помощь из Лондона, а французская армия не могла выступить в поход: казна была пуста, к тому же в стране свирепствовала чума.
В воскресенье 11 мая английский король (которого представлял герцог де Шеврез) заочно женился на французской принцессе. Господа из парламента и Счетной палаты, купеческий голова, эшевены и чиновники явились в собор Парижской Богоматери с самого утра; около одиннадцати прибыли Шеврез, граф Холланд и английский посол Карлейль, и только около двух подъехали экипажи французского короля и придворных. Обряд совершил кардинал Ларошфуко, крестный Генриетты Марии. По случаю праздника на всех перекрестках разожгли костры, а на Гревской площади палили из пушек.
Четырнадцатого мая в Париж въехал поезд герцога Бекингема, который должен был сопровождать супругу своего государя в ее королевство. Свита герцога не уступала королевской: восемь титулованных вельмож и шесть нетитулованных дворян, 24 рыцаря, у каждого шесть пажей и шесть лакеев; 20 йоменов[32], которых обслуживали 70 грумов; 30 горничных, два шеф-повара, 25 поварят, 14 служанок, 50 чернорабочих, 24 пеших слуги и 20 конных, шесть доезжачих, 18 гонцов и другие служители — всего 800 человек. Глядя из окна за прохождением этого кортежа по набережной Сены, Людовик сказал вслух, уж не уехать ли ему из Лувра, чтобы герцогу было где разместиться. Ему опять нездоровилось, он был не в духе, и всякие пиры и развлечения были для него мучительны.
Однако вечером того же дня Людовик вместе с королевой-матерью и Ришельё довольно любезно принял герцога, который предстал перед ними в бархатном колете, расшитом бриллиантами, и в берете с белыми перьями, прикрепленными солитерами стоимостью в 500 тысяч ливров каждый. По распоряжению короля Бекингема приветствовали также городской голова и выборные от всех сословий.
Людовик XIII считал расходы на наряды мотовством и предпочитал в одежде «стиль милитари», следуя примеру отца. Поскольку эдикты против роскоши, издававшиеся Генрихом IV, возымели прямо противоположное действие и привели к расцвету контрабанды, Людовик пошел другим путем: запретил предметы роскоши иностранного производства. Шелк ткали в Лионе, кружева плели в Санлисе, тонкие ткани изготавливали в Руане…
Но двор был иного мнения. Герцог Бекингем произвел фурор не только красотой, изяществом манер и безупречным французским языком, но и богатством нарядов. На одном из праздников, которые устраивали Шеврезы, он появился в роскошном костюме, к которому тонкими ниточками были прикреплены крупные жемчужины. На балах всегда была толчея; жемчужины, задетые жесткими юбками дам, отрывались, и когда те бросались их подбирать, герцог делал широкий жест: «Полно, мадам, оставьте себе на память!»
Людовик практически не появлялся на увеселениях, и заботы о развлечении высоких гостей взяла на себя Анна. Герцог порой позволял себе недопустимые вольности, например, обхватил своей рукой руку королевы, когда та передавала ему чашку шоколада, своего любимого напитка. В последний день празднеств Мария Медичи решила показать во всём блеске свой новый Люксембургский дворец, для галереи которого Рубенс создал серию картин о ее пребывании во Франции, от свадьбы до регентства. Людовик снова не приехал на бал, и Анна Австрийская открывала его в паре с Бекингемом. К удивлению присутствующих, после первого танца герцог тотчас пригласил свою даму на второй, и та вновь подала ему руку! Это было явным нарушением придворного этикета.
Наконец 2 июня новая королева Англии собралась в дорогу. Людовик лежал в постели и предавался ипохондрии, старый верный Эроар не отходил от него. Статс-секретарь Бриенн предложил Анне Австрийской остаться в Париже рядом с больным супругом, однако она всё-таки поехала провожать золовку. Конечно, ей хотелось продлить этот дивный сон: она так любила танцы, а Людовик, весьма посредственный танцор, нечасто устраивал балы; впервые со времен своей юности она слышала столько комплиментов и ловила на себе восторженные взгляды, тогда как Людовик был с ней нарочито холоден. (В мемуарах камеристки королевы госпожи де Мотвиль упоминается примечательный эпизод. Однажды Анна со свитой гуляла в парке Тюильри; вдруг раздался выстрел, и несколько дробинок попали ей в прическу. Король, не представлявший себе жизни без охоты, даже когда бывал болен, стрелял в Тюильри по воробьям, которых слуги выгоняли из кустов, стуча по ним палкой. Людовик появился из кустов, увидел жену, схватившуюся руками за волосы, сделал шаг по направлению к ней, но потом прошел мимо, даже не поклонившись.)
Кортежи трех королев выехали из столицы и разными путями (чтобы не разорить города, в которых приходилось останавливаться) направились в Амьен. Бекингем был вынужден путешествовать вместе с Генриеттой Марией. Ришельё, со своей стороны, принял предупредительные меры. Как бывший духовник Анны Австрийской, он был уверен в ее добродетельности, однако ввел в ее окружение своих шпионов, а теперь дал строгие указания пажам королевы Лапорту и Пютанжу всячески препятствовать встречам Анны и Бекингема наедине. Он также завербовал леди Карлейль, супругу английского посла и брошенную любовницу Бекингема, которая теперь должна была за ним «присматривать».
