«Может, не случайно я подумала на него, как на ее папу?»

Еще пару мгновений мужчина, стиснув зубы, пытается отдышаться. Бежал, ага, значит, подозревал, что что-то не так.

Становлюсь в закрытую позу. Закрытая поза, — посмеиваюсь про себя. Никогда бы не подумала, что всерьез восприму психологию, но когда в твоем кругу общения есть человек, как Челси, — вечно анализирующий, — не уверовать невозможно.

Дэрил сдавливает кулаками виски.

— Ненавижу этого ублюдка, — шипит он.

Но у мужчины, по-видимому, донельзя хороший слух, и после фырканья Диксона он кривит лицо.

— Ниган хочет разрушить Хиллтоп и убить Рика. Для этого завтра на заходе он и Спасители будут атаковать со стороны холма.

Проходит какое-то время. Вечно заглядывающий за спину Диксону мужчина, будто ищет поддержки в моем лице. Потому что я ребенок? Потому что детей принято считать чистыми и светлыми созданиями? Если так, то он, возможно, прав, потому как я заступаюсь за него без задних мыслей.

— Опустите оружие уже, — выхожу из-за спины Дэрила. Диксон тянет назад руку, чтобы я стала обратно позади него, но я и не думаю покорствовать. — Он только что уложил своих, чтобы помочь нам. Пусть уходит.

К моему же обалдению, никакого фурора или возмущения предложение не вызывает — все с непроницаемым видом соглашаются, пригрозив разве что не делать резких движений. Мужчина докладывает еще пару интересных сведений о том, сколько человек будет во время нападения и как лучше всего устроить засаду.

Розита не спускает глаз с мужчины, держит на мушке, пока тот не скроется с глаз долой. Вид у нее изможденный, на одежде разводы от праха и грязи. Враждебность в ее глазах напоминает о Челси: сейчас Розита так же озабочена нашей безопасностью, как тогда в лесу Челси, когда она пыталась спасти нас обеих от каннибалов.

Дэрил, как вожак, идет самым первым. Я почти всю дорогу не свожу с него глаз, думая, как подступить. И вдруг мои и без того уставшие ноги и мозг становятся еще усталее от ожиданий. Подоспеваю к Диксону.

— Почему ты позволил Челси пойти вместе с Карлом?

Он смотрит на меня, и в его глазах я вижу багряный огонь.

— Что?

— Я видела, как ты смотрел на нее.

— И как же?

— Ну… как тот, кто хочет возразить, — поясняю я.

— Я ей не нянька и уж тем более не папка. Она взрослая девочка и сама знает, на что идет.

Отворачиваюсь. Кажется, я сделала все возможное, чтобы добиться от Дэрила хоть каких-то разъяснений, но я не готова опускать руки так рано. То он пытается от всего укрыть ее, то вот так просто отпускает чуть ли не на верную смерть.

— Чушь. Ты был готов остановить ее. Но не сделал этого. Почему?

Дэрил нетерпеливо хрустит пальцами. Вижу, что доконала его.

— Потому что я уверен в ней. Не знаю, может, с каждым днем я становлюсь все тупее и тупее, но в способности Челси я верю. Малая не слабачка, не безмозглая, как может показаться на… впрочем, какой она всегда кажется — она сообразительная, и физической силы, если что, ей тоже хватит.

Мне чертовски хочется верить в это. Честно говоря, вообще не секу, почему так заморачиваюсь над этим: я этих людей не знаю. Челси… Может, пока что она и ближе всех мне, но мне нужно больше времени, чтобы разобраться в своем отношении к ней. В конце концов, она не так проста, как кажется.

Мы проходим где-то сотню метров прежде, чем оказаться на месте. Под землей сыро и воняет дерьмом, хотя все это кажется мелочами, когда взгляду предстает Карл. Без Челси. Я срываюсь с места, чтобы заглянуть ему за спину, будто это поможет. А вдруг. Может, она, как я, когда меня сопровождал Дэрил; может, она у него за спиной. Но нет.

Я разочарованно гляжу на Карла. Кажется, он хочет что-то сказать, но вместо этого лишь обессиленно падает на холодный бетон и опирается о трубу водопровода.

«Что произошло»…

***

4 мая. Наконец-то каким-то чудом я выяснила сегодняшнюю дату. Спросила Аарона, какой же сегодня день, а он лишь незамысловато посмотрел на пылящийся на шкафу календарь — вот, что значит годами жить в общине, а не в глуши лесной.

«Сегодня Мэтту могло бы исполниться восемнадцать, — думаю я. — Оставить, Лоуренс! Зачем ты вообще о нем думаешь? Лучше навести Карла. Может, больше не предоставится возможности».

Неуклюже подбредаю к дому придурошного, подверженные ломающей дух дрожи ноги не желают вести меня дальше. Вот он, порог дома, окруженный по бокам цветочной клумбой, милым заборчиком. Взгляд странствует чуть дальше, обходя другие дома, стены, останавливаясь на торчащем из крон деревьев шпиле. А вот и церковь, к которой я бы ни за что не приблизилась.

«Ненавижу религию, господи, блять», — ироничная улыбка касается моих губ, однако невозмутимость снова берет верх, когда повторно глазами натыкаюсь на жилище друга.

— У меня есть ощущение, что у Граймсов есть суперспособность самым чудным образом вгонять меня в краску.

Стучу. Сосуды сжимаются так сильно, что я небось потеряю сознание. Но когда до меня доходит, что я так стою с минуту и ни намека на то, что кто-то отворит дверь, я испытываю нечто вроде сильнейшего пинка. Мне больше не нужно приглашение — нервы важнее.

С каким-то страхом захожу внутрь. Приливающая к щекам кровь, кажется, ошпаривает их изнутри: как неловко без позволения владельца заходить в дом. Однако порыв переживаний неистов, и я не могу томить себя ни секунды дольше.

«Сейчас я поговорю с ним, по-дружески, — уточняю для себя, — узнаю, как он, спрошу про Сиддика и… уйду. Да, пожалуй, это самый корректный вариант. У него есть Энид, у Энид — он. Я не лезу».

В камине тихо потрескивают полена. Сиддика не вижу, а его немытые тряпки на кухонном полу — да. Меня поражает, что Карл не позаботился о старых вещах Сиддика. Почему бы не сложить их куда угодно, но не на кухне, где ты готовишь и ешь? Я, конечно, сама далеко не чистюля и люблю беспорядок, но когда дело доходит до личной гигиены, я становлюсь брезгливой.

Поспешно, с учащенным сердцебиением, взбираюсь вверх по лестнице. Теперь я слышу стучание воды в душе. Вероятно, там Сиддик. Соответственно, Карл у себя.

На цыпочках добегаю до двери его спальни, и в этот момент, когда мои костлявые пальцы ухватываются за ручку, я сама себя останавливаю — нужно предупредить его.

— Карл! — окликаю его в нетерпении поскорее зайти. — Ты здесь?

В стенах комнаты раздается непредвиденное шорканье. Стою неподвижно, напрягаю слух. Теперь шаги. От угла к углу, снова шуршание, шелест бумаг.

— Подожди немного, я сейчас! — голос его прерывистый.

Какой бы сюрприз он мне ни готовил, я начеку.

На моем лице запечатлена механическая улыбка. Карл приглашает меня к себе и извиняется, что не открывал. Не слышал он якобы.

Постель Карла выглядит запущеннее, чем обычно: покрывало свисает, часть его лежит на полу, подушки разбросаны по разным концам кровати. Дверца платяного шкафа напротив приоткрыта, оттуда виднеются горы клетчатых рубашек, коробочка с ручками, карандашами и цветными мелками. Ее Карл обычно доставал, чтобы порисовать вместе с сестрой.

«Ну хоть комиксы додумался убрать из-под ног».

Сам Карл одет не пойми во что. Старая рубашка с жирными разводами и влажными кругами под мышками. Лицо потное, с вымученным видом после встречи с ходячими в лесу.

«Я понимаю, что на улице не жара, но мог бы хоть раз одеться полегче».

— Я хотела просто поговорить. Ни о чем. Как когда только пришла сюда, когда ты приносил мне комиксы, когда мы катались на роликах. Я хочу отдохнуть от войны и почувствовать себя просто подростком.

Несколько секунд Карл стоит пнем, размышляя. Он явно чувствует себя озябшим, и я ни к месту.

— О чем же ты хочешь поговорить? — пытается выдавить из себя хоть маломальскую заинтересованность, но выходит не то чтобы очень.

— Не знаю. Это просто болтовня. Пустая, неинформативная.

Затерявшийся в содержимом шифоньера взгляд останавливается на чем-то, напоминающем кипу бумаг.