— Я вижу, как ты постоянно глазеешь на нее. Давай уже, иди.

Я ничего не произношу, киваю и спешу к бледной Клэр. Лицо ее выражает вселенскую скорбь и отчаяние. Зная свое умение поддержать, я подавляю в себе искушение уйти от разговора и перенести его на другой день. Клэр нуждается в этом, особенно после того, как я оттягивала новость о смерти Чарли.

— Эй, крутыха, ты как? — выходя у девочки из-за спины, я пытаюсь хоть как-то развеяться атмосферу горечи и перекидываю торчащие из хвоста рыжие волосы с одного бока на другой.

Еще пару мгновений Клэр смотрит куда угодно, но не на меня, а после и вовсе закрывает глаза.

— Я сделала то, что должна была, — на выдохе отчеканивает она.

Девочка взволнованно стучит пальцами по заклепкам на куртке и, изредка переключаясь на волосы, наматывает на фаланги пряди.

Я вслух умоляю не начинать этот разговор, сдавливая кулаками виски.

— Я не могу игнорировать это. Знаю, ты злишься, может, даже ненавидишь меня! Но она бы не исправилась…

Ты этого, черт возьми, не знаешь — ловлю себя на противной мысли, выразить которую не осмеливаюсь.

Набухшие вены пульсируют. Я надеялась, что Клэр обеспокоена смертью брата или своим побегом, который мог стоить нам обеим жизни, но нет же! Мы снова касаемся убийства Дженны.

— Я не считаю это правильным, ясно? — достаточно спокойно для своего настроя выдавливаю я. — Можете убеждать меня сколько хотите, но я никогда не оправдаю убийство ребенка! Не такое.

— Она была, прежде всего, ненормальной! Нельзя всеми рисковать из-за жалости! Она бы рано или поздно нас погубила!

Вздохнув, я понимаю, насколько меня омрачают такие разговоры, особенно, если под рукой нет сигареты.

— Единственная причина, по которой ты сама здесь — жалость. В особенности моя! Я была той, кто просила всех оставить тебя! Именно я до последнего убеждала всех, что ты не угроза для нас! И из-за всеобщей жалости ты все еще жива! Я едва ли уговорила всех оставить Дженну живой, и все пошло насмарку!

Лицо девочки приобретает землистый цвет. Ее задевают мои слова, но она продолжает гнуть линию как ни в чем не бывало.

— Она хотела умереть!

— То есть когда ты сбежала, мне нужно было позволить тебе это?! Ты ведь тоже хотела сдохнуть; кричала, что тебе плевать!

— Я была расстроена!

— А Дженна нет? Она такой же ребенок, который кого-то потерял! И что хуже, ты убила ее из злости.

Кажется, я немного вспотела. Отхожу к обочине дороги, чтобы перевести дыхание, когда Клэр легонько трогает меня за плечо.

— Прости. — Налетает порыв ветра, поднимающий мои волосы вверх и по сторонам. Что очень кстати, когда слова девочки вызывают у меня слезы. Клэр жалостно всхлипывает. — Ты права, я убила ее из злости. Я видела, что она не хотела меняться; видела, как она провоцировала меня… Сперва она сказала, что я наивная, а следом посыпалась тонна оскорблений, — подносит руку к горлу и сдавливает его, будто хочет задушить себя. Ногтями впивается в свою кожу, оставляя красные отметки, и убирает конечность от шеи к лицу. Она вытирает сочащуюся из глаз жидкость и скулит: — Я жалею, что убила ее. Но не потому что она заслуживала жизни. А потому что ты заслуживаешь лучшего.

Качаю головой и невнятно спрашиваю:

— Даже после того, как я умолчала о твоем брате?

— Я понимаю твои переживания. Ты не хотела причинить мне зла. Ты хорошая, Челси.

***

— Дэрил!

Диксон мгновенно прекращает копаться в земле и выжидающе глядит на меня.

— Ну чего? — ворчит он.

— Такая же нить была у Клэр на запястье.

Дэрил медленно поднимается на ноги, и словно только что заметив жгучие раздражения на коже, начинает беспрестанно чесать их. Выражение у него такое, будто ему хорошенько врезали по яйцам.

— Дэрил, я, кажется, знаю, куда она пошла… И мне нужно пойти за ней. Одной.

========== Глава 32. Время настало ==========

Белые полоски новой марли ложатся поверх моего бюста. Моей аккуратности всегда можно было «позавидовать»: я болезненно вскрикиваю, когда другими пальцами задеваю место ампутации. Прежде чем я успеваю выругаться, с грохотом слона по лестнице спускается Клэр, с энтузиазмом прыгая по ступенькам. Гнев во мне поутихнет, а вместо него является беспокойство.

— Клэр, не скачи на лестнице! — делаю ей замечание, после чего девочка останавливается на предпоследней ступене.

До сих пор озабоченная сменой повязок я особо не засматривалась на девочку, но когда с латанием былых ран стало быть покончено, не обратить внимание на своевольную Клэр не могу.

Сверля ее взглядом, я вспыхиваю, мол, только попробуй это сделать и я тебе устрою ту еще плаху. И Клэр принимает вызов: зыркает на меня, затем — себе под ноги, после чего как бы назло спрыгивает на пол.

— Я же просила, — занудничаю и упираю руки в боки.

Клэр даже не собирается оправдываться и протягивает мне чистую кожанку. Впервые за все это время вижу ее настолько аристократичной. Внешность кажется английской засчет темных бровей, контрастирующих со светлыми волосами; продолговатого лица, высокого прямого лба и заостренного подбородка. После душа кожа наконец приобрела натуральный нежно-розовый оттенок, хотя в некоторых местах есть воспаления вследствие забитых пор.

Взятая из моего шкафа потертые черная майка и джинсы нелепо сидят на девочке, чей рост скорее всего не превышает метр сорок. Тем не менее Клэр упорно отказывается признавать это, постоянно подкатывает штанины, заправляет их в ботинки и прячет торчащие края майки за пояс.

— Еле отстирала ее. Ты поэтому мне ее отдала? — балагурит Клэр, и я делаю вид, что собираюсь отнять у нее куртку.

— Ага. А теперь, когда на ней нет кишок, я ее забираю.

— Еще чего, — торопится спрятать ту себе за спину. — Хочу примерить на себя образ брутальной рокерши.

Посмеявшись с ее слов, как-то приунываю. Меня озаряют воспоминания, врывающиеся в сознание без стука.

В школе я была серой мышкой до тех пор, пока не узнала поближе Мэтта и Молли. Наши невинные разговоры переросли в постоянные тусовки на свалке под песни My Chemical Romance или Fall Out Boy. Конфеты в моих руках внезапно превращаются в сигареты, а одежда типичной пай-девочки сменяется на рваные тряпки, контрастирующие с кожаными аксессуарами. Нам казалось это крутым; крутым выглядеть, не как все, шляться ночами под ручку и влезать в стычки с бухими в жопу отбросами общества. И мы не заметили того момента, как сами стали отбросами. Отбросами, которые кроме выпивки и наркоты, ни о чем не думают.

Вновь ловлю себя на мысли, что слишком долго разглядываю куртку, которая больше не принадлежит мне, чему я несказанно рада. Она как напоминание о всех моих погрешностях, от которого я так педантично стараюсь увильнуть. И первое правило новой жизни — чем меньше вещей отца храню, тем быстрее отрываю его пагубное влияние от себя.

Клэр молчит. Сверлит взглядом меня, пока я складываю вещи в барабан сушилки. Меня настолько смущает это, что я не удерживаюсь от того, чтобы первой задать вопрос.

— О чем думаешь?

Клэр, словно выпав из мира грез, вздрагивает. Жмурит конопатый нос, рябит локоны волос — точно нервничает. Я стискиваю кулаки в ожидании скулежа, с которым, в принципе, не прогадала.

— Я никому здесь не доверяю. Может, только тебе и немного Дэрилу, но все это скорее из-за чувства долга перед вами. Вы выходили меня, спасли. Дважды. Но я все равно чувствую себя не в своей тарелке.

— Неудивительно, ты попала в Александрию всего два дня назад.

— Да, и очень не вовремя. Я не готова становиться частью войны и умирать за людей, которых не знаю.

Мне нелегко слышать это. Голос Клэр предательски дрожит, как натянутая струна, когда вектор беседы сменяется в сторону смерти. Тем временем солнечный свет за окном постепенно меркнет. С одной стороны, я жутко напугана предстоящим, но с другой, таю надежду, что скоро все закончится. Нужно лишь дождаться Мэгги, которая в последнее время загружена, как пчела, и метается из одной общины в другую, чтобы и раны залатать, и поговорить с заложниками из Святилища.