— Можно и так сказать.

Опускается на кровать и отодвигает край постельного. Он сидит неподвижно, время от времени стукая пальцами по коленям. Ему явно неудобно из-за возвышающейся над ним меня, и чтобы быть на одном уровне, жестом приглашает занять место рядом. Настоящий джентльмен.

— Надеюсь, тебе не пришлось очень тяжело во время пребывания в Святилище. Как погляжу, ты украла у отца куртку, — переплетает пальцы обеих рук и переводит взгляд на меня, обнажая зубы в улыбке.

— Ну, во-первых, не украла, а позаимствовала. А во-вторых, все в порядке, спасибо.

Карл не улыбается. Лишь на мгновение опускает взгляд. Не нравится мне это: люди зачастую опускают взгляд, когда чего-то боятся или затрагивают щепетильную тему.

— Что насчет Мусорщиков?

Я не из тех людей, которые способны красноречиво ведать о чувствах, впрочем, никогда к этому не стремилась. Мне нравится таить глубину осязания на дне упаковки прагматизма, выдавая окружающим заезженные фразочки вроде «страшно», «грустно», «радостно». Вот и сейчас я решаю заняться только констатированием фактов, без приправы в виде эмоций.

— В общем, у них было что-то вроде договора: Спасители отдают десять ящиков взятого из Александрии оружия, относят это Мусорщикам и те помогают им в войне, а также отдают какую-то часть из награбленного. За то, что Мусорщики согласились на сотрудничество с Александрией, отец хочет поставить их на место. Мы заберем все оружие и, возможно, даже кого-то убьем, — устало соплю.

— И сколько вас всего?

— Без понятия, но наверняка достаточно, чтобы прикончить добрый десяток их людей.

— А что сама думаешь?

Хмыкаю и едва сдерживаю сотресь.

— Не знаю. Мне плевать, если не брать во внимание, что отец заберет ваши припасы.

Карл заметно напрягается и выпрямляется.

— Все будет в порядке. Скоро это закончится.

— Надеюсь, — обхватываю собственные плечи и ежусь, словно замерзла.

Мышцы на шее под кожей Карла дрожат. Он шепотом произносит:

— Ты молодец.

— Что?

— Нет, я не это… ничего. Забудь.

— Что ты имеешь в виду? — в голосе прорезается явная дрожь. Щеки Карла покрываются легким румянцем, однако по его взгляду и сползшей с лица улыбки могу сказать, что его смущение никакой румянец не способен передать.

— Просто я рад, что мы друзья. Когда кругом одни взрослые, а снаружи творится неведомая хрень, невольно забываешь, что ты всего лишь подросток. Все эти проблемы, связанные с переходным возрастом, ты должен оставлять позади и ставить на первое место выживание. Но с тобой я могу позволить себе дать слабину.

Несколько секунд мы мерим друг друга взглядами. Я чувствую, как вибрирует воздух, и между нами нечто застывает. Пробуждается некое беспокойство, подслащенное неловким молчанием, однако оно быстро прерывается.

— Где моя блядская дочь?!

Свирепый голос отца вызывает сухость во рту, и я подвожусь.

— Она с Карлом. Они… — Рик безуспешно заговаривает отцу зубы, дабы тот не спешил выплескивать гнев на александрийцах, но удар, приходящийся прямо по челюсти, затыкает Граймса.

— Тебе повезло, что это была не Люсиль, стукнувшая тебя по твоей тупой роже.

Взволнованный Карл поглядывает на меня, чем заставляет выйти из ступора и начать действовать. Делаю глубокий вдох и завожу руку за спину, чтобы наощупь проверить наличие рации и, если что, сунуть в карман поглубже.

— Оставайся здесь, — командую и оторопеваю вырваться на улицу.

Карл, не теряя ни секунды, останавливает меня и заглядывает в глаза.

— Что он с тобой сделает?

— Без понятия, но ничего смертельного не произойдет.

Хватка ослабевает и, не сводя с меня глаз, он все же пускает осуществить план.

Выражение лица старика искажает целый спектр оттенков злости и облегчения. Он молчит, но я-то знаю, что сейчас, как только мы отойдем в сторонку, он затянет длительную нотацию. Заграбастав мое предплечье и насильно потащив к грузовику, пожирает меня взглядом и ждет. Ждет раскаяния.

На секунду взгляд забредает на дом Карла… В окне замечаю его силуэт. Подышав на окно, Карл на запотевшей поверхности пишет огромными буквами: «Спасибо». Данный жест с его стороны вызывает легкий трепет и улыбку.

— Лоуренс! — пощелкав пальцами у меня перед носом, отец пытается привлечь мое внимание. — Хватит парить в облаках! Я спрашиваю, какого черта?!

Несмотря на то, что по настрою папы видно его очевидную остервенелость, я все же рада, что после затянувшейся минутной тишины он что-то да выдал. Конечно, мой старик явно не относится к тому типу, которые любят тишину и соблюдают молчание, но иногда он так делает, и означает это, что он разъярен. Каждый раз, когда пауза затягивается, я желаю только одного: лишь бы он что-то сказал!

На миг появляется желание ответить ему на вопрос, но заметное бешенство в его взгляде намекает, что лучше придержать коней.

— Представь мое удивление, когда я желаю поговорить со своей дочкой о завтрашнем рейде, и не нахожу ее! И сразу после этого кидаюсь на поиски Дуайта, чтобы расспросить его. Ах! Его-то тоже нет, — стискивает зубы и сжимает кулаки. — И единственный, кто дал мне хоть какую-то наводку — Жирный Джо! Он так и сказал: «Ваша дочь искала Дуайта». И стоило мне заметить, что моего, черного, грузовика нет, как до меня дошло! Дошло, что моя дочь и моя правая рука, малыш Ди, решили прокатиться! — стараясь изобразить сожаление, я выдавливаю из себя пару скупых слезинок и опускаю взгляд. — И, поговорив с Дуайтом, оказалось, что это я вас сюда прислал! Ты хоть, блять, можешь представить, насколько я удивлен?!

— Могу, и поэтому мне жаль. Извини, — сдержанно проговариваю. Действительно ли мне жаль? Нет. Ненавижу врать, но сейчас лучше не выводить отца из себя и дать ему услышать то, что он хочет.

— Я понимаю, что приехала ты сюда только ради своего одноглазого Ромео. Мне просто интересно, чем ты могла заниматься с Карлом?! Хотя нет! Даже знать не хочу! Ты знаешь Карла меньше недели, а уже ему руки целуешь.

— У нас ничего не было! — отрезаю я. — Мы просто друзья, и только ты видишь в этом что-то изощренное!

— Да ну? Меня это в душе не ебет! Ты не должна распоряжаться моими людьми от моего имени! Ты не должна сбегать! И уж тем более Джульетта не должна проводить время со всякими Ромео накануне великих событий!

— Можно мне хоть ненадолго почувствовать себя ребенком и провести время со сверстником? Ничего же не произошло!

Отец долго молчит и уставляется в только ему известную точку. Опущенные уголки губ приподнимаются, ниспадающие на веки брови сдвигаются и мина отца уже не искажает ни мрачности, ни огорчения.

— Пока что не произошло, — криво усмехается он. — Ты соврала. Вот в чем беда.

Отходит в сторону и, водя пальцами от скул до висков, рокочет: «У меня в твоем возрасте было полно пассий, но я никогда не вытворял ничего похожего».

Тянущиеся по темно-синему небесному раздолью облака, словно скатертью, закрывают луну. Взвывает ветер, и теперь, повернутый ко мне спиной отец, кажется непредсказуемым антагонистом фильма ужасов. Его белая футболка, которую ранее прикрывала кожаная куртка, в жирных пятнах, запястье замотано бинтом, джинсы выглядят на нем мешковатыми из-за значительной потери веса. Не то чтобы у него раньше были с этим проблемы, но сейчас, в силу условий и возраста, исхудал; широкие плечи и узкий таз.

Качаю головой из-за неприязни к признанию собственной подчиненности.

— Больше не повторится, — мямлю тонким голоском.

Папа потирает обернутое запястье, поглаживает участок, что пропитан запекшейся кровью. Он поглощен воспоминаниями.

— Я прекрасно осведомлен, что этого больше не повторится, — смыкает губы в одну тонкую нить и вытирает обильный пот. — И раз своих друзей ты повидала, в ближайшее время можешь к ним и не проситься. Будешь сидеть в комнате и ныть о произошедшем, в то время как Саймон всем займется, — потирает виски и вздыхает. — Из-за тебя только сплошные расходы. И раз уж все пошло не по плану, — оборачивается на Рика и громко произносит: — Я хочу, чтобы Рикки-тикки принес нам обещанную долю прямо сейчас. Скажите спасибо вашей подруге.