– Милли если бы я могла убирать или заменять эмоции, то помогла бы избавиться от боли в твоей душе.

– Нет, Лина, эта боль всегда будет со мной, я не откажусь от нее.

– Что с тобой случилось, Милли? Расскажи, поделись со мной, я разделю твою боль.

– Нет! Забудь об этом! Я считаю, тебе надо рассказать дяде о себе, тогда жених сразу же определится с выбором в твою пользу. Тебе ведь нравится маркиз?

– Да, нравится.

– То, что ты эмпат, дает большой шанс, что ваши дети будут обладать ментальной магией. Иди и все расскажи отцу.

После ухода кузины, Эмилия, присев на широкий подоконник, обложенный подушками, окунулась в безрадостные воспоминания.

Пять лет назад, когда Милли ждала родов в монастыре у матери, она ненавидела ребенка, который должен был скоро родиться, он ей был не нужен, его рождение осложняло ее жизнь. Милли даже не представляла ребенка, не думала, как он выглядит, на кого похож. Для нее он был чем-то чуждым, захватившим ее тело, чтобы расти за счет нее, как маленький паразит. Когда начались роды, и пришла невыносимая боль, Милли проклинала это создание, поселившееся в ней и теперь терзавшее ее, стремясь наружу. Когда родился ребенок, Милли сказали – это девочка, но ей было все равно, кто там родился. Самое главное, закончилась боль, и теперь она может заснуть. Она заснула сразу же, не чувствуя как ее мыли, меняли белье на ней и на кровати. Проснулась Милли от зудящего писка, приподняв голову, она увидела рядом с собой сверток, он то и пищал. Милли крикнула, чтобы позвать кого-нибудь, но никто не пришел, а сверток пищал и пищал. Милли осторожно отогнула край кружевной пеленки и заглянула в сверток. Личико ребенка было красным, натужным, маленькие губки обиженно кривились, закрытые глазки были опухшими. У Милли перевернулось сердце, младенец вызвал у нее чувство жалости, он показался ей таким брошенным, обделенным, никому не нужным, даже собственной матери. Ребенок замолчал и открыл глаза, Милли показалось, что младенец укоризненно и печально смотрит на нее. Милли вдруг с ужасом поняла, что это ее ребенок ,которого она родила. Это ее ребенок, а не чудовище, представлявшееся ей, когда она его носила в своем чреве. Поднявшись, Милли неуклюже взяла ребенка на руки, маленькая ручка, выпроставшись из пеленки, ухватила девушку за палец, маленький ротик елозил по сорочке Милли, ребенок, видимо, был голоден. Девушку затопила нежность к этому младенцу. Хлопнула дверь и вошла мать Милли, настоятельница монастыря.

– Милли, девочка голодна, сейчас придет кормилица и покормит ее.

– Мама, можно я попробую ее покормить.– зачем-то вырвалось у Милли.

– Нет, девочка моя, тебе не стоит этого делать, не привязывайся к ней. Ты же сама хотела от ребенка поскорее избавиться. Девочка будет воспитываться в приюте при монастыре. Тебе никто не позволит оставить ее рядом с тобой. Лучше будет, если ты о девочке забудешь навсегда.

Вошедшая кормилица, ловко взяла ребенка из рук Милли и сев на кровать, принялась кормить девочку. Женщины молча за этим наблюдали. Покормив и перепеленав ребенка, кормилица хотела унести девочку, но Милли попросила мать оставить ребенка с ней, хотя бы ненадолго. Милли осталась наедине с ребенком. Она, неловко держа его, рассматривала спящего младенца. Эмилия думала о том, как она могла ненавидеть это невинное создание. Как бы ни пришел в мир этот ребенок, это не его вина. Все девять месяцев это не смог Милли внушить никто, она была настроена избавится от ребенка. Но стоило ей взглянуть на девочку, услышать ее плач, и было все забыто. Обида на ее отца, все, что предшествовало появлению этого ребенка, было вычеркнуто. Да что может быть важнее этих маленьких пальчиков, этих шелковистых волос, пухлых щечек, умиротворенного, сытого сопения! «Это мой и только мой ребенок, я ее никому не отдам, – думала Милли – никто ее у меня не отнимет, я виновата перед ней, не любила ее до рождения, но сейчас все изменится». Прижимая к себе девочку, Милли уснула. Когда она проснулась, ребенка рядом не было. У пришедшей матери Милли потребовала вернуть ей девочку, но мать сказала ей, что ребенок умер. С Милли случилась истерика, она плакала и кричала, что не верит в смерть ребенка, девочка была здорова, она сама это видела. Мать и прибежавшая повитуха успокаивали ее и уверяли, что с детьми иногда такое случается, абсолютно здоровый ребенок вдруг умирает через несколько часов после рождения. Чаще всего это случается с детьми родители, которых не состояли в браке.

У Милли началась нервная горячка, она проболела десять дней, уже и не надеялись, что выживет. Когда Милли очнулась, ей сообщили, что ребенка похоронили. Сильно похудевшая и еще очень слабая после болезни, Милли потребовала, чтобы ее девочку перезахоронили в замке баронов Бонуа, где жила и сама Милли. Она не успела дать ей имя, так и осталась для Милли ее девочкой. Милли грызли вина и боль потери. Ей казалось, что если бы Милли любила ребенка, то она бы не умерла. Маленькая ее девочка решила, что ей нечего делать на этом свете, если ее не любит мать и все время пока носила в своем чреве, считала ее чудовищем, захватившем тело матери. Если бы Милли успела сказать ей о своей любви, то, возможно, девочка бы не умерла. Эта боль и вина не отпускали Милли, она с ума сходила от того, что ничего не может вернуть, изменить.

Как тень Милли ходила по замку, ничего ее не интересовало, не привлекало внимание, частенько забывала поесть, приходилось домочадцам следить за этим. Выходила из замка только, чтобы навестить могилу ребенка. Еще ее отвлекали книги, она могла по двенадцать часов сидеть в библиотеке, особенно Милли интересовали книги по магии. Барон был неплохим артефактником, у него была хорошо оснащенная лаборатория. Как то Милли забрела туда, барон в это время делал какой-то артефакт. Видя, что Милли внимательно наблюдает, дядя предложил помочь ему. С тех пор Эмилия помогала барону в лаборатории. Дядя понемногу учил племянницу, оказалось, что у нее остались незначительные магические силы, которых хватало на создание некоторых простых артефактов или составляющих для сложных артефактов. Постепенно девушка оживала, правда, до той непоседы какой она была когда-то, было очень далеко.

Тяжело вздохнув, девушка вытерла слезы. Пора было собираться к обеду.

Перед обедом Анделина шепнула кузине, что все рассказала отцу и после обеда, он пригласил гостей для разговора. На обеде герцог странно смотрел на Милли. А Милли, растревоженная разговором с Анделиной и воспоминаниями, нервничала и пару раз чуть не уронила вилку, и чуть не разлила бокал с водой. Баронесса недовольно смотрела на нее. После обеда гости и хозяин удалились в кабинет барона. Баронесса с дочерью остались в гостиной ждать результатов разговора.

Эмилия не могла находиться в доме, ей было маятно, душно, воспоминания, всколыхнувшие ее душу, погнали в дальний угол сада. Там, в тени деревьев находилась забытая, спрятанная заросшими кустами беседка, куда приходила Милли, когда не находила себе места от тоски и безысходности.

Сидя на скамейке в беседке, Милли размышляла о том, как ее мать смогла вывести Флориана из подвалов замка, где эльмфейцы оборудовали тюрьму. И как ей удалось уговорить Милли оставить замок, тогда девочке даже в голову не пришло возразить матери, она безропотно пошла с незнакомым юношей. Возможно, что ее мать обладала в какой-то мере ментальной магией. Очень редко, но случалось, что у девочки оставалась большая часть магической силы, не засыпала полностью. Может быть, ее мать входила в число таких девочек.

А может Милли все не так поняла и ее мать не применяла к ней магию, просто тогда она была маленькой девочкой, ей было страшно в замке и, когда появилась возможность его покинуть, Милли безропотно это сделала.

Милли никогда не разговаривали с матерью о том, что происходило в замке Солейл после его захвата, графиня пресекала все попытки дочери поговорить об этом. Как и не рассказала ей о том, кем был Флориан, Милли была убеждена, что мать прекрасно была осведомлена об этом. Как родственник короля, Флориан был ценным пленником и его побег, скорее всего, сильно нарушил планы князя Максимилиана тем удивительнее, что графиня не пострадала после побега юноши, если учесть, что князь слыл жестоким, беспощадным, безжалостным, бесчувственным человеком. Говорили, что у него каменное сердце и ледяная душа. Милли подумала о том, что же связывало мать с этим человеком. Не любовь ведь, в самом деле. А что Милли знала о любви? Можно ли любить вопреки всему, несмотря ни на что?