Закончив слушать проповедь епископа Митрофана в главном соборе города Владимир, два родных брата — великий князь Владимиро — Суздальский Юрий Всеволодич и князь Переяславльский Ярослав Всеволодич отправились в терем старшего Всеволодича.

Ярослав расхаживал взад — вперёд, горячился, чуть ли не задыхался от возмущения:

— Взял — таки, стервец, на копье Великий Новгород! Чухонские земли, что были под немцами, тож прихватил, и литовцев до конца изничтожил! Ну, да на чухонцев с немцами плевать я хотел! А, что он в Новгороде творит! Часть новгородских бояр перерезал, а у тех, кого он оставил себе служить — взял ихних сынов в заложники! Поступил как половецкие ханы, кои тоже берут для верности у нижестоящих ханов аманатов. Уму непостижимо! Кто этот чёртов Владимир, в конце — то концов — русский князь или копчёный хан?

— Не уследили мы за Смоленском, брате, совсем он у нас из вида выпал, — задумчиво проговорил Юрий. — Да оно и не мудрено. Ты ранее своему сыну Новгородский стол добывал, потом всё алкал на Киев. Ну а я всё больше на восходнюю сторону смотрел, следя за булгарами и воюя с мордвой.

— Надо бы Владимира Рюриковича, коий на Киевском столе не смог усидеть побыстрее на отчий смоленский стол Ростиславичей усадить. Владимир Рюрикович сейчас в немецких землях «гостит», надо его к нам во Владимир позвать! Именно он Смоленск должен занять по всем людским и Божьим законам, лишившись Киева — Владимир Рюрикович — первый в очереди на смоленский стол. К тому князь сей уже в годах, в полном нашем повиновении, должен нам, так как мы его из половецкого плена вытащили. Надо на этого Святополка смоленского разлива рать поднимать! Думаю сына моего он, не смотря на угрозы, умертвить не посмеет! А прежде, пока Владимир завяз на западе, надо вдарить по возвращающемуся из Вологды Брониславу, сил у него поуменьшилось, треть ратей он оставил в захваченных городах.

— Зачем, брате, повторяешься, всё это мне известно. Лучше ответь, что с моим сыновцом (племянником) Александром всё — таки случилось? — тихим голосом, стараясь успокоить разошедшегося брата, и сменить тему спросил Юрий. — Течцы, посланные тобой в Новгород уже вернулись? С какими вестями?

Ярослав чуть ли не со стоном присел на лавку.

— Да то же самое с ним произошло, что и с новгородскими боярами, — багровея, махнул рукой Ярослав, — отписал мне Владимир Окаянный грамотку, где, что ни слово, то ошибка, а ещё дюже разумным его все почитают, за что спрашивается? За то, что грамоту знает хуже захудалого погостного попа? — Ну, так вот, — продолжил Переяславльский князь, не желая переводить разговор на второстепенные темы. — Отписал мне этот братоубивец Святополкович, что ровно на год берёт моего сына себе в заложники, а потом обязуется его отпустить и без выкупа! Но если мы начнём с ним войну до этого срока, то клянётся Александра умертвить. Каково, а?!

Юрий ничего не ответил, лишь осуждающе покачал головой.

— Я такого наглеца ещё ни разу не встречал! Ей богу брате, я даже в роду таких Рюриковичей не знаю! Это же не князь, а самый настоящий поганый торгаш! — Ярослав всё говорил и говорил, не желая униматься, больно много накипело у него на душе. — Неужто он не понимает, что за такое поругание чести княжеской он будет ответ пред нами держать, да такой, что головы не сносить?

— Вряд ли, — ответил старший брат.

— В своём ли ты уме, брате?! Урон нанесён не только мне, а всему нашему роду Всеволода Юрьевича «Большое Гнездо».

— Буде! — резко перебил брата великий князь. — Неужто ты, брате, не слыхал, что нонешней зимой мунгалы с Булгарией сотворили?

— Как не слыхать, до сих пор в наше княжество оттуда басурманские людишки бегут …

— Опять не о том ты Ярослав говоришь, — поднявшись со стольца, теребя свою бороду, с досадой проговорил Юрий. — Подумай лучше о том, кто следующим после булгар будет?

Но у Переяславльского князя в голове сидел лишь ненавистный всеми фибрами его души, хоть ещё совсем молодой, ровесник его сына Александра, но слишком уж борзый смоленский князь Владимир.

— Да в нашем Залесском крае, этим кривоногим пастухам, нас не одолеть, — решительно поднялся вслед за братом Ярослав. — Об энтой степной напасти больше киевляне с черниговцами должны печаловаться. А вот смоленскую собаку …

Юрий, ещё более досадуя, поднял руку, чтобы остановить начавшееся у Ярослава словоизвержение.

— Вижу, что «закусил ты удила» на смоленском князе, Ярослав. — Видя возмущённое лицо брата, Юрий чуть смягчил тон. — То за дело брате, за дело, здесь я тебя полностью поддерживаю. Но сам посуди, что мы можем сейчас сделать? Войной ведь на Владимира не пойдём, пока сын твой у него в неволе томится? А ну как, в самом деле, этот новый Святополк сдержит своё слово и лишит Александра живота, с него станется! Тем более, уразуми ты наконец, он своих Ростиславичей не пожалел — кого погубил, кого изгнал из отчих земель. Подождём год, пушки, может к этому сроку мои криворукие мастера изготовят, вызволим твоего сына, а дальше будем думу думать, что с Владимиром Смоленским делать.

Ярослав хотел было возразить, но старший брат его перебил.

— И ты, Ярославушка, раньше времени копытом землю не рой, прикинься лисицей, согласись с требованиями Владимира, — услышав эти слова Ярослав Всеволодович, стал похож на хорошо проваренного рака. — А как вызволим Александра, то опосля обдумаем, как Смоленского Святополка наказать. Если жизнь сына дорога, то ни о каких походах не помышляй. Тем более что можешь сам крепко по башке от смолян получить! Прежде чем браться за меч надо всё хорошенько о вороге разузнать, особенно о его новом оружие. Думаю, как раз за год, от своих новгородских соглядатаев, обо всём и узнаем.

— Верно всё, брате, ты глаголешь, — немного успокоившись, согласился Ярослав, — обождём малость с этим делом. Пускай поднятая муть уляжется, тогда яснее видно будет.

Удовлетворённо кивнув, Юрий продолжил обсуждать наиболее волнительный для него монгольский вопрос. Молниеносный крах Булгарии, разгром половцев, с захватом волго — донских степей, встревожило великого князя не на шутку.

— Сказывали мне булгарские купцы, что мунгалы далеко не так просты как половцы. Мунгалы не грабят, они покоряют! Под копытами их коней уже весь восход полонён, смерть боем приняли сотни тысяч воев. Опять же, булгарские города взять на копьё они смогли… А наши города укреплены ничем не лучше басурманских, скорее наоборот …

— Да! — согласился Ярослав. — Чую тяжко нам придётся: на заходе солнца — смоленский нечестивец, на восходе — Орда! Боже, спаси нас и сохрани!

Зимний поход 36–37 гг. насыщенный событиями и кровавыми боями благополучно завершился, окончательно перевернув с ног на голову историю не только Руси, но и Прибалтийского края. Теперь, в значительной степени, моё знание истории оказалось девальвировано. Но я к этому и стремился, перейдя от внешне незаметных местечковых пертурбаций к изменениям глобального, как минимум для Европейского континента, характера.

Из Ливонии, проездом через Псков, я выехал в Новгород. С собой взял только сотню телохранителей, да вдобавок прихватил за компанию некоторых воевод и служащих ГВУ. Замиренные силой псковичи всё это время сидели в своём городе, как говорится, «тише воды, ниже травы». Под громкий колокольный звон всех церквей, возвещающих о приезде государя, псковичи собрались на Торгу. Перед волнующимся людским морем выступили политруки, рассказывая своим благодарным слушателям о новых победах русского оружия. От таких славных известий толпа буквально взорвалась ликующими радостными возгласами. Ещё бы! Псам — рыцарям пришёл конец, а всё восточное взморье Варяжского моря стало русским! Через рупоры политработники рассказали также псковскому люду о стартовавшей программе переселения на чудинские земли, о необходимости навеки вечные закрепиться в покорённой стране православному народу, о льготах и прочих выгодах, которые ждут там русских поселенцев.