Я специально приказал всем воинам облачиться в сверкающие на солнце доспехи. После речного парада я был уверен, что пинчане морально уже сдались и вряд ли посмеют дать отпор. Разгром волынян должен их в этом мнении ещё больше укрепить. Но загадывать так далеко вперёд не будем, война план покажет.

Тысячи обутых в лапти и босых ног, плюс сотни конских копыт взбивали дорожную пыль. Она клубилась над дорогой, забивая глаза, нос, уши, рот. Дышать было невозможно, волынские мужики то и дело отплёвывались, протирали вспотевшими ладоням глаза, размазывая по лицу грязь. Потрескивающее, испепеляющее солнце, зависнув в зените, прожаривало всё живое на земле.

Дружина князя Василько вместе с боярской конницей, всерьёз заторможенные волынским пешим ополчением, крайне медленно двигались вдоль берега. Это происходило, даже не смотря на то, что обозы, по большей части, были загружены на лодьи, плывшие вслед за войском по Припяти.

Над огромной вооружённой людской колонной слышались жалобные голоса:

— Отдохнуть бы, в реке искупаться …

— Шибче шевелитесь, мужики! — торопили дружинники, хоть и снявшие с себя тяжёлые кольчуги, но страдающие от полуденного зноя не меньше своей пехоты. — Ночью отдыхать будете!

Из — под украшенного золотой насечкой шлема по лбу и щекам князя Василько стекал грязный пот, прочерчивая на лице глубокие тёмные борозды. Князь всей душой желал побыстрее выйти к Пинску и как мог, торопил свои войска, но все его старания были тщетны. Пешая рать, состоящая в основном из городских ополченцев, сильно ускориться была просто физически не способна. А подгонял волынский князь свои войска неспроста. Он опасался, что неистовый смоленский князь со своей речной ратью, наделавший много шума в Литве, может раньше волынян появиться под стенами Пинска. Владимира Смоленского следовало, во что бы то ни стало опередить, устроив ему ловушку у города. Но планам Василько не суждено было сбыться.

Очередная, ничем не примечательная ночёвка на берегу Припяти обернулась для Василько Романовича сущим кошмаром. Посреди ночи из реки начали раздаваться жуткие раскаты оглушительного грома. Тут же в разбуженном лагере поднялась неописуемая суматоха. У князя сложилось ощущение, что их обстреливали из камнемётов. Повсюду вздымалась земля, запущенные из реки ядра, разрываясь, ранили осколками людей. Быстро возникли и стали повсюду разгораться пожары, окутав всё вокруг густым, удушающим дымом. А сверху, словно сатанинский дождь, нескончаемым потоком сыпались стрелы, раня и убивая всех и вся.

Василько всё ещё не веря в реальность творящегося вокруг него библейского апокалипсиса, бросал затуманенные взоры по сторонам. Среди разбросанных повсюду мертвых тел шевелились, корячились, истекающие кровью раненые — иные без рук, иные с перебитыми ногами или выпущенными наружу кишками. Эти полуживые создания ползали, страшно стоная, пытаясь остановить кровотечение. С глазами безумцев повсюду бродили ошеломленные и оглушённые от взрывов люди. В редких перерывах между залпами разрывов со всех сторон слышались мольбы, взывания о помощи, раздавались проклятья.

— Князь! — еле расслышал Василько среди творящейся вокруг вакханалии голос своего воеводы. — Уходим отсюда, иначе бестолку здесь сгинем! Мы смолян не достанем, они нас с реки обстреливают!

Словно в подтверждении услышанного, одна стрела вошла прямо в глазницу лошади, заваливая скотину наземь, вторая чиркнула по бедру успевшего вовремя соскочить воеводы.

Василько, не медля более ни секунды, велел трубить сбор дружины возле ставки, где всё ещё висел, словно тряпка, потрёпанный осколками и стрелами стяг. Шумящие, размахивающие копьями и мечами гарцующие дружинники закружились на конях вокруг князя.

— Дружина!!! — что есть силы, кричал Василько собравшимся вокруг него воям, но голос князя тонул во взрывах и криках, словно в бездонной бочке — По коням! Копья назад! Отходим вглубь, подальше от берега!

Дружинники выучено и споро оседлали и развернули коней в нужную сторону. Скакать им пришлось не разбирая дороги по залитому кровью берегу, устланному трупами и раненным, корчащимися в последних муках. От этого зрелища боевые кони фыркали и отворачивали морды, даже ветеранам становилось жутко.

Порядком удалившись от страшного, грохочущего взрывами и исходящего дымом берега, конники наткнулись на неглубокий, но очень длинный овраг со слабой растительностью и почти высохшим ручьём на дне, выглядевший вполне проходимым для конницы. Подымая брызги и влажные комья земли, кони устремились вскачь, подальше от врат разверзшегося Ада.

Настропалённая конная дружина во главе с Василько, так резко рванула с места ночёвки, превращённое в мгновение ока в поле боя, что к рассвету они оказались на расстоянии в десяток вёрст от своего пешего войска. После долгих раздумий князь собрался было дело вернуться к брошенному лагерю, но по пути назад вся дружина явственно услышала частые, отдалённые раскаты пушечного боя. Посовещавшись с боярами, Василько принял решение, от греха подальше, возвращаться домой, и в случае прихода смолян отсидеться за стенами столицы. Тем более, ещё точно неизвестно последует ли за ними Владимир Смоленский, или он остановится на достигнутом, ведь и так земель хапнул не в меру! К тому же изначальный план засады под Пинском с треском провалился. А двигаться конной дружиной вдоль берега, по причине наличия у противника пушек на лодьях, было бы самоубийственно — смоляне расстреляют их с воды как уток. Других приемлемых обходных путей до Пинска в этой лесисто — заболоченной местности не было. Спешить на выручку избиваемого пешего войска — всерьёз рисковать потерять всю дружину. Заводных коней не было и по — быстрому убраться назад, в случае чего, на уставших конях уже не получится. Запаса пищи, кстати говоря, тоже не наблюдалось. Поэтому, взвесив все «за» и «против» Василько устремился назад к волоку на Западный Буг.

В первых утренних лучах солнца я оглядывал брошенный на берегу лагерь волынян. Повсюду валялись трупы людей, лошадей, прострелянных стрелами или посечённых картечью. Оставшиеся в живых сбежали вглубь леса, оставив нам не только лагерь, но и весь свой речной караван судов.

Меж тем, оставленное один на один со смолянами пешее волынское ополчение, в одночасье, оказавшись без князей и большинства бояр, начало кучковаться вокруг своих уцелевших выборных кончанских старост и сотских. Новое «пролетарское» командование, посовещавшись, отказалось от идеи сдаться в плен — не хотелось впоследствии платить выкуп и надолго оставлять семьи без кормильцев. Решили пробиваться домой, на Волынь. Некоторые горячие головы призывали ударить из леса по смолянам, хозяйничающих в их брошенном лагере, но подходить близко к реке и плавающим в ней лодкам, изрыгающим грохот и сеющих смерть, много желающих не набралось.

Пока волыняне засев в лесу судили да рядили, неожиданно раздался резкий звук трубы, а к лесу подъехали трое смоленских дружинников. Поднеся ко рту странную металлическую то ли трубу, то ли воронку, один из всадников громко закричал каким — то страшным замогильным голосом.

— Волыняне! — пешцы заслышав невероятно громкий, словно библейский трубный глас, напряжённо замерли. — Вы окружены! Часть наших ратей высадилось выше по течению Припяти. Они, кстати говоря, видели удирающего аки заяц вашего князя с остатками дружины и боярами. Только пыль столбом стояла! — голос засмеялся совсем не весёлым смехом, многократно усиленным через раструб, затем опять продолжил вещать.

— Вас окружило больше десятка тысяч бронных пехотинцев! Никому из вас живыми не вырваться из этого капкана! — голос замолчал, давая возможность осмыслить услышанное.

— Мой великий князь Владимир Изяславич совсем не алчет проливать кровь своих новых подданных — вашу кровь!

Из леса донёсся изумлённый ропот, дескать, как так, наш же князь Василько?!

— Да — да! Вы не ослышались! Мой, а теперь и ваш князь пойдёт на Волынь, чтобы присоединить это княжество к своей отчине! Поверьте, так оно и случится до конца лета. Наш князь всем сдавшихся без боя и присягнувшим ему, помилует и отпустит с миром на Волынь. Он великодушно отдаст вам в путь ваши припасы, что были захвачены сегодня утром. Поэтому, выходите из лесов и клянитесь в верности своему новому князю! Вам даётся на раздумье один час. Те из вас кто не выйдет из леса и не присягнёт — будет убит или обращён в рабство! Выходите с миром! — выкрикнув в трубу эти слова, смоленские дружинники все разом стремительно развернули своих коней и поскакали к берегу.