В данный момент душой и телом я блаженствовал, «забурившись» в княжескую «мыльню», а по — русски говоря, в баню. Из ковшиков в бадью, которую занимало моё бренное тело, заливали тёплую воду «мыльщицы» из местного терема. Вокруг распространялся приятный аромат распаренного дерева.

Из предбанника слышались громкие голоса части из моих приближённых, в будущем их, пожалуй, назвали бы трудоголиками. Ведь приказал же я всей своей команде сегодня вечером отдыхать, однако, если мне не изменяет слух, Лют, Усташ и Вертак — троица бывших моих дворян, ныне полковников проигнорировали моё распоряжение и, собравшись вместе что — то живо обсуждали. И если бы не охрана у дверей, то они наверняка предприняли бы попытки «просочиться» в мыльню. Ни себе покоя, ни людям, придётся вставать, спросить чего им надобно и разогнать, если они из — за какой ерунды припёрлись. Сегодня я был намерен провести ночь в обществе этих прекрасных банщиц, которые были чудо как хороши!

Гродненские дружины благоразумно не рискнули сразиться с моими войсками в чистом поле, запёршись за стенами своего окольного города. Поэтому мы спокойно выдвинули войска к самым городским стенам, на дистанцию пушечной стрельбы.

Телеги гуляй — города поскрипывая своими осями, под недовольные всхрапывания запряжённых в них лошадей, медленно и планомерно подступали к городу. Для гродненских лучников дистанция была очень приличной, достать смолян можно было из очень дорогих и редких составных луков. Со стен всю ночь периодически вёлся беспокоящий обстрел из луков, из-за чего устроившийся на ночлег аванпост находился в тонусе. Чуть поодаль, вне зоны досягаемости гродненских лучников, окапывался и укреплялся основной лагерь.

Сразу после завтрака полковые трубы горнистов подали сигнал «на молитву». Пехотинцы быстро, попрятав в вещмешках посуду, выстроились в батальонные колонны и устремились к маячившим в центре лагеря фигурам — полковым священникам, пребывающим в окружении политработников. По уже традиционно сложившемуся порядку вначале выступали перед военнослужащими политработники, а уж потом, «пройденный материал» в головах бойцов закрепляли капелланы посредством молитвы. Полковые священники, облачившись в ризы, «вооружившись» хоругвями, крестами, иконами, кадилами и святой водой, вначале затягивают пение специально сочинённого канона против врагов смоленского православного воинства, а потом громко творят молитву. Построенные в полковые квадраты войска благочестиво внимают словам молитвы «О силе непобедимой Христовой, что молитвами препоясало Смоленского князя и покорило ему злых ворогов» при этом периодически крестясь. По окончании молитвы капелланы с песнями, под крестный ход удаляются, а политруки громко выкрикивают.

— Одолеем, братья, ворогов наших! С нами Бог и крестная сила!

А войска убеждённо, громогласно и дружно отвечают.

— Одолеем!!!

После завершения религиозного обряда следует сигнал «Сбор командиров частей» и вот уже старший командный состав спешит в штабной шатёр. Большинство направившихся туда сами пока не знали, зачем они понадобились государю и его ближникам — то ли для разноса, то ли для постановки боевой задачи. Неожиданностей на совещании не случилось, готовился штурм города.

Пушкари, укрытые гуляй — городом, с трудом, при помощи множества попарно запряжённых коней, передвигали мощные и тяжёлые осадные орудия.

Парапеты стен, крытые двускатными тесовыми крышами, были заполнены множеством вооружённых людей. Первые пристрелочные выстрелы осадной артиллерии, ожидаемо, заставили неприятеля сильно понервничать. Услышав грохот и увидев вздыбившуюся землю у крепостного вала, горожане, как ужаленные заметались по крепостным заборалам. До нас отчётливо долетали их истошные вопли и крики. Когда же первые бомбы обрушились на стену и крыши башен — на крепостных заборалах разразилась настоящая паника.

— Выводи пушку на прямую наводку, долго стены ломать, ударим прямо по воротам! — приказал командиру батареи осадной артиллерии.

Через пару часов, в выломанные ворота, хлынули батальоны, сопротивление им никто не оказывал, поскольку их встретили лишь опустевшие, спешно покинутые улицы окольного города. Жители вместе с дружиной и ополченцами, засели в хорошо укреплённом детинце. Гродненский детинец располагался на самой оконечности мыса, где речка Городничанка, впадала в Неман.

В строительстве контрвалационной и циркумвалационной линий, укреплении гуляй — города, я стал активно использовать мешки с песком — очень удобно и практично. Надо укрепить позицию — накопал и засыпал в мешки землю, надо уйти — высыпал землю, прихватил с собой практически невесомые мешки и топай куда хочешь! Поэтому, под начавшимся артиллерийским обстрелом, пехотинцы, пользуясь моментом, прикрывшись щитами, быстро закидали ров у стен детинца, уже давно засыпанными мешками с песком, укреплявшим ранее лагерь. Надобность в лагере отпала, как только полки заняли окольный город.

В сгущающихся сумерках, освящаемыми яркими языками пламени, хаотично вспыхнувших пожаров, детинец был взят. Жители Гродно и большая часть выживших бояр и дружинников всю ночь присягали новому князю на верность.

Из Гродно вначале ушла наша конница, а через два дня от городских пристаней отплыли вниз по Неману галеры, устремившись в самое сердце литовских просторов. Судовую рать, казалось, вышел провожать весь город. Осмелевшие горожане толпились на берегу Немана, сначала с интересом наблюдая за погрузкой войск, а затем и довольно весело, можно сказать по — свойски, прощались с уходящими в сплав кораблями. В Гродно все успели понять и осознать, что Смоленский князь пришёл к ним всерьёз и надолго. Насилия над простыми горожанами войска не творили, даже не грабили никого, кроме бояр сильно замаранных кровью или замешанных в связях с литовцами или с галицко — волынскими князьями — у таких деятелей отнимали имущество, казнили и холопили. А остальной город покорно принимал законы и установления новой власти. Уже к концу лета распробовавшим новые порядки гродненцам станет кристально ясно, что свод «Новой Русской Правды» разработанной в Смоленске, а также включение Гродненских земель в состав Смоленского государства, является очень выгодным не только городу в целом, но и прежде всего отдельным категориям горожан — купцам и ремесленникам, а также всем производящим товарную продукцию хозяйствам.

Ушедших вперёд ратьеров передовые галеры обнаружили на третий день по поднимающемуся вдоль берега облаку белой пыли. Конники в жёлтых сюрко с нашитыми чёрными крестами скрывающие блестящие на солнце чёрные кирасы и в сверкающих шлемах, едва завидев нагоняющий их галерный флот, остановили продвижение своих походных колонн и принялись весело перекликаться с судовой ратью.

На мою галеру с целью доклада прибыл Злыдарь. Выяснилось, что ратьеры, ещё сутки назад миновав рубежи «Чёрной Руси» уже успели, разбившись на отдельные отряды, обрушиться всей своей мощью на несколько пограничных литовских селений и вновь объединиться в единый кулак в заранее оговорённой точке сбора. Недаром мы наблюдали вчера дым застлавший полнеба от занявшихся огнём деревень. Более двух сотен полоняников уже ждали своих конвоиров, состоящих из ополченцев западных областей, и мобилизованной посошной рати.

Согласовав и внеся уточнения в ранее составленные планы, русские войска, продвигаясь по суше и воде, продолжили своё вторжение в земли литовских племён.

Неман становился всё полноводнее, одновременно возрастала сила литовского сопротивления. Периодически попадались на берегу возле населённых пунктов сборища вооружённых дрекольем и охотничьими луками литовцев. Но с ними зачастую и вовсе не приходилось вступать в бой. Достаточно было просто, даже не прицельно, выстрелить из носовой пушки, как они мигом разбегались, что — то истошно вопя. Масштабные вылазки, против русских отрядов, чаще всего случались в густых чащобах — в них литовцы себя чувствовали куда как более уверенно, прямо как рыбы в воде.