— Вот и хорошо, — хлопаю в ладоши. — Тогда вперед! На спасение несчастного!
По пути мы встречаем Блэка. Оказывается, он давний друг Анни и тоже гулял в ее с мальчишками компании, но был далеко, когда случилась заварушка. Не успел вмешаться, а потому теперь невероятно зол. «Дон Джокс еще получит свое», — мрачно обещает парень. Я киваю, сдерживая ухмылку. Бобби рассказывает, что приказал остальным мелким прошерстить и другие близлежащие пролески — мало ли, может, котенок сбежал туда. Результата это не дало, и он отправил их по домам. Он легко соглашается идти с нами — видимо, дурная слава этого места его нисколько не пугает.
К мрачному дому подходим молча. Я уже по привычке заглядываю за ограду. Во дворе никого. Стоит пряная, душноватая тишина.
Я оборачиваюсь к своим попутчикам. Мальчишки всем своим видом показывают, как им охота поскорее убраться подальше от этого места — они белые, как два жмурика. Блэк стоит, скрестив руки на груди, и выглядит скучающим. Рон с любопытством поглядывает на проломленную крышу. Анни полностью ушла в себя, ее глазки все ещё болезненно блестят.
Я улыбаюсь им:
— Ну что? Попросим помощи у хозяина? — И, не дожидаясь ответа, кричу: — Сэр! Извините, сэр!
Мне приходится покричать ещё минут десять, прежде чем он появляется. В моем пуховике. Приятно-то ка-а-ак… Старик выходит на обшарпанную веранду, подслеповато щуря глаза.
— Сэр, извините за вторжение, — говорю я. — Можно вас на пару слов?
Старик пару минут разглядывает нас из-под кустистых бровей. Потом кивает и медленно спускается с веранды. Бредет к ограде, но близко не подходит. Хмуро кивает мне — мол, чего надо?
— Нам нужна помощь, — с места в карьер говорю я. — В вашей приусадебной лесополосе, возможно, потерялся милый пушистый друг вот этой… очаровательной особы.
Я жестом подзываю Анни к себе, и старику приходится подойти поближе, чтобы ее увидеть. Он выпрямляет спину и вытягивает шею, и я осознаю, что он высокий, выше меня на голову. Старик сначала оглядывает Анни, а потом обводит глазами весь наш дружный бойс-бэнд. Его взгляд резко останавливается на мальчиках, и он грозно хмурится. У Догги глаза становятся большими и белыми, как два мячика для гольфа. Чарли, и до того бледный, зеленеет.
Я поспешно вмешиваюсь.
— Не могли бы вы пустить нас к себе? — спрашиваю я. — Мы ничего не тронем и не сломаем… кроме веток в лесу, возможно. Со стороны вашего участка удобнее всего попасть в пролесок.
Старик хмуро глядит на меня и молчит. Я вижу, что он обдумывает ответ. И, судя по мрачному взгляду и крепко сжатой челюсти, будет он далеко не…
— Прошу вас, сэр, — неожиданно говорит Анни. — Пожалуйста, пустите нас. Мы совсем ненадолго. Только заберем моего Лютика и уйдем! Честно-честно!
Старик моргает и опускает на нее взор. Мне не нужно смотреть на нее, чтобы знать, что он видит. Юная девочка, хорошенькая, как куколка. Глазки большие, блестящие и все ещё красные от слез. На лице выражение такой искренней мольбы, что сердце сжимается. Старик молчит.
— Он совсем кроха, поймите! — тоненько говорит девочка. — Ему ещё даже полгодика не исполнилось. Он совсем-совсем напуганный!..
— Что с ним? — хрипло спрашивает старик.
— Мы гуляли, — выпаливает Анни. — С ребятами. Вот с Чарли и Догги! Они такие хорошие… Они мне показали, где собирать цветы для гербария!.. Такое место красивое! Вы бы только выдели!.. — Она переводит дух. — За мной и Лютик увязался. Говорю ему: «Домой иди! Домой!» А он не слушает, дурачок… Мама говорит, он меня больше всех любит. Как принесли его к нам ещё совсем котеночком, как на руки он мне сел… Так он со мной везде-везде!.. И тут тоже был, а потом…
Анни бледнеет, отводит глаза в сторону. Я как-то отстраненно замечаю, что наступила гробовая тишина. Все слушают.
— Лютик за бабочкой побежал. Он такой охотник у нас, вы бы только видели! Все-все ловит! Все воробьи, все мыши с крысами его боятся!.. И вот… Побежал он за ней. Я его зову-зову. Кричу: «Иди ко мне! Иди сюда! Кис-кис-кис!» Какой там!.. Упрямец маленький!.. И тут… — Анни сглатывает. Ее лицо искажается. — Откуда она взялась? Вот откуда взялась эта собака?! Из кустов выскочила, как демон, — и на Лютика! Хвать его за… за… А он как запищит…
Анни шмыгает носом и опускает голову ниже, чтобы волосы закрыли ей лицо. Я гляжу на старика. У того каменное лицо.
— Кинулся не пойми куда, — шепчет девочка. — Я за ним… А потом этот камень в траве… А потом Дон… А потом Догги его… Ой!
Она испуганно глядит на Догги и тут же отворачивается, густо покраснев. Старик бросает на мальчика взгляд. Ди невольно чешет разбитый нос.
— Помогите пожалуйста, дедуш… сэр, — просит Анни, подняв на старика красное личико. Ее щеки влажные, и губы дрожат. — Пожалуйста…
Старик не отвечает долго. Можно подумать, он снова думает. Но нет, мне так не кажется. Он смотрит на Анни, он отходит после ее долгой, путанной, но такой искренней речи. Он опален ею, смущен, разбит. Он тронут. Выражение его глаз смягчается, челюсть расслабляется. Старик отступает от забора.
Немного возится с цепью и распахивает калитку.
— Здесь лес не очень большой, — тихо говорит он. — Быстро найдем.
На деле все оказывается куда сложнее. Лес хоть и небольшой, но заросший. Деревья растут впритык, и здесь куча мест, в которые испуганный зверек может забиться. Я невольно вспоминаю тексты песен, которые совсем недавно пропевал. «Не жди спасенья, и не ищи выхода…»
После часа бесплодных хождений от одного «тупика с ветками» до другого нервы на пределе у всех. А у Анни — больше всех.
На одном из коротких привалов она неожиданно начинает дрожать. Догги не успевает даже рта раскрыть, чтобы спросить, что с ней, как она обнимает себя руками и разражается рыданиями.
— Он у-у-умер, — всхлипывает она. — К-к-кров-вью истё-о-о-ок…
— Ну что ты, Анни, — растерянно бормочет Догги. — Нет. Конечно нет.
— У н-н-него с-сердечко слаб-бенькое, — хнычет девочка, — м-маленькое, н-нежненькое… На-на-надорвался-я-я… Л-лежит г-где-н-нибудь и… и…
Анни не в силах закончить. А я не в силах это слушать… и, как оказывается, я такой не один. Не успеваю я подойти к девочке, как рядом с ней оказывается старик. С неожиданной нежностью он приобнимает ее за плечи, убирает волосы от ее уха и хрипло шепчет:
— Ты, вижу, не знаешь, какими храбрыми бывают коты. У тебя были котята до этого? — Анни мотает головой. — Во-от. А у меня были. Много. Я знаю, что их так просто не проймешь. Говоришь, охотник твой Лютик? Всех подряд пугает? Значит, его самого не так-то просто напугать. А то, что мы его пока не нашли… — Старик пожимает плечами и обводит рукой лес. — Посмотри, какие чащобы. Тут можно неделями прятаться. Сидит где-нибудь и ждет, пока враг уйдет… Или хозяйка за ним придет. Мы найдем его, — убежденно добавляет он. — Найдем обязательно.
Анни успокаивается в его руках. Несколько раз кивает и даже улыбается. Старик ласково похлопывает ее спине.
Рон прочищает горло, а я хлопаю в ладоши:
— Хорошо сказано, отличный настрой, — говорю я. — Так. У меня назрел план. Все слушают?
— Говори, — хрипит старик.
И я подчиняюсь.
Мы делимся на три «отряда». Я иду с Блэком в глубину самых непролазных чащ. Анни с Роном остаются на полянке — «вдруг малявка вылезет погреться на солнышке». Девочка только хмыкает на такое заявление, но послушно соглашается.
Чарли и Догги идут дальше по тропинке… и ведет их старик. Разумеется, идут не по своей воле. Когда я предлагаю так разделиться, они вне себя от страха. Когда старик спокойно соглашается, они просто в ужасе. Я едва сдерживаю ухмылку. Старик, даю сотку баксов, — тоже.
Расходимся каждый в свою сторону. Если кто-то что-то найдет, кричит. Громко, не стесняясь — все свои.
Нам с Блэком отчаянно не везет. За все полтора часа, кроме колючек, пары мухоморов и глубоко зарытой в землю железки, мы не находим ничего. Даже птиц и зверей в этой части леса нет. Мы уже собираемся возвращаться назад, когда слышим надрывный вопль на всю чащу.
