— Что, никак? — тяжело дыша, спрашиваю я, и Джери отводит глаза, скривившись. — Ну ничего. Иди-ка сюда.

Я мягко целую его и валюсь на другую сторону кровати. Перевожу дух и кладу голову ему на плечо, запустив пальцы в густые волосы на груди. Целую в ухо. Это уже не первый раз, когда у нас не получается — возраст все-таки сказывается. Мне плевать — Джери не первый мужчина «в летах», с кем я имею достаточно близкие отношения. А вот Джери не плевать — ему кажется, что он не удовлетворяет меня полностью. Это фраза даже в голове забавляет до ужаса, и я фыркаю. Джери угрюмо косится на меня. Я целую его в нос.

— Хочешь спою тебе? — интимно шепчу я.

— А потом станцуешь? — брюзжит Джери.

— Стриптиз? — хихикаю я и морщусь. — Не-е-ет, спасибо. Я против такого дерьма.

— Как и засосов? — улыбается Джери.

— Агась. А ещё завязок-перевязок, плетей, наручников, секс-игрушек и прочих ебучих приблуд, — спокойно заявляю я. — Ничего не должно вставать между мной и моим любимым. — Я нежно целую его в шею. — И ничто не должно причинять ему дискомфорт.

— Предпочитаешь классику? — хмыкает мой старик.

— О да. Модернизм, конечно, тоже уважаю, но не люблю. Не мое течение, увы, — говорю я и зеваю. — Так что? Серенаду?

— Можно. Вот только… Кайл.

— Да?

Джери какое-то время молчит, а потом тяжело вздыхает. Зарывается носом в мои волосы.

— Ты же понимаешь, что это ненадолго? — шепчет он, ероша волоски теплым дыханием, заставляя мурашки бежать по моему телу. — Что я… стар. И значительно старше тебя. Сколько?..

— Двадцать четыре, — отвечаю я, и его берет оторопь. — А тебе пятьдесят четыре. Мы с Чертером вычислили.

— Тридцать лет, — выдыхает Джери.

Эта цифра должна была зависнуть в воздухе, как перышко, чтобы позже опуститься на нас тяжелым многотонным грузом. Она должна была стать рвом, пропастью, непреодолимым препятствием между нами. Такой срок… Какой человек в здравом уме согласиться на такую авантюру?

Я. А что? У меня были подозрения на СДВГ и биполярное расстройство. О каком здравом уме вообще речь?

— Люблю седых, — шепчу я, утыкаясь ему в подмышку. — Люблю горбатых. Совсем хромых… В моих халатах…

— Кайл! — шипит Джери, покраснев. — А ну!.. Фу! Уйди!

— Да щас, — хихикаю я и снова целую его мягкую кожу. — У меня по расписанию проверка лесополосы и всех близлежащих…

— Я тебе сейчас устрою «расписание», — рычит Джери, хватая меня, верещащего, за загривок. — Я тебе сейчас устрою «проверку»…

— Дай хотя бы побыстренькому чмокну! — пищу я. — Хоть разочек!

— Нет. Кайл, мы должны… Да что ты будешь делать! Фу, я сказал! ФУ!

— Я тебе че, собака? — щурюсь я, поднимая голову от его живота.

— Судя по тому, что ты меня вылизывать взялся — да, — говорит Джери и вздыхает. — Кайл, я серьезно. Нам нужно поговорить.

— Зачем? — спрашиваю я, оседлав его бедра. — Думаешь, я не понимаю, на что подписываюсь? У меня и до тебя были партнеры, Джери.

— Мда? — поднимает брови старик. — И сколько их было?

— Пятеро, — отвечаю я, и Джери округляет глаза. — Не стариков. Вообще любовников. С двумя я спал, с тремя — нет. Две были девчонки — спал только с одной. Мужчин трое. Одному было тридцать пять… мне тогда было девятнадцать. Другому сорок восемь. С этими у меня было все серьезно… Но дальше взаимных ласк дело не пошло. Они были не готовы, а я не настаивал. Получилось с другим. Но у нас с ним было… чисто «по-дружески».

— И сколько этому другу лет? — спрашивает Джери.

— Сейчас? Двадцать четыре. Тогда было восемнадцать.

— Всего-то? — ухмыляется Джери, подняв бровь.

— Ага, — киваю я, потягиваясь под его пристальным взглядом. — Но это было так… забавы ради. Мы оба тащимся по мужикам, поэтому решили потренироваться немного. Кстати, не зря. Мне потом помогло.

— Но все равно… — говорит Джери. — Такой большой разницы у тебя ни с кем ещё не было. Ты же понимаешь, что?.. Я…

— Не понимаю, — честно говорю я. — Что?

Джери долго молчит. Он выглядит мрачным, печальным. Но в то же время смирившимся, покорным. До меня начинает доходить, но я молчу. Жду, пока он скажет сам.

— Я не вечен, — говорит, наконец, мой старик. — И это… хм… «невечность» с каждым годом все заметнее и заметнее. Кто знает, сколько я ещё проживу? Может, лет десять. А может, всего пять. Хотя… — Он слегка хмурит брови. — В моей семье много долгожителей. Бабушка умерла в девяносто два. Дед пережил ее на два года. Прабабка вообще поставила рекорд, уйдя из жизни в сто два с хвостиком… и воссоединившись с прадедом, который умер на год раньше. Мама немного не дожила до тридцати трех, но только потому, что ее сбил тот ублюдок на БМВ. Отец разбился на самолете, ему было сорок…

— Неплохие показатели, — замечаю я, ложась на него.

— Да, но это они, а я… — говорит Джери и всплескивает руками. — Кто знает, сколько проживу я. С таким образом жизни, с таким прошлым, с таким… Кто знает, сколько нам осталось с тобой…

— Джери, — я мягко накрываю его губы двумя пальцами, — послушай меня. Мне искренне плевать, сколько нам осталось, хоть тридцать лет, хоть три года. Я человек, у которого были подозрения на СДВГ. Я плохо умею сосредотачиваться на чем-то подолгу… Я живу одним днем. Одним мгновением. Потому что именно из мгновений состоит вся жизнь. Я человек, который считает, что лучше получить совсем немного, чем не получить вообще.

Я целую его веки, его лоб, его нос и спускаюсь к губам. Я крепко прижимаюсь к нему, обхватывая его руками. Я чувствую, как быстро бьется его сердце.

— Я хочу тебя, — шепчу я, как можно искреннее и нежнее. — Пускай ненадолго, пускай совсем на чуть-чуть… Но я буду счастлив. Мы будем. Кста-а-ати, — я лукаво щурюсь, — это получается я у тебя последняя любовь? Лебединая песня? Как ми…

Джери рывком садится на кровати. Его руки обхватывают меня, его рот находит мои губы. Он крепко прижимает меня к себе и целует так, как будто хочет выпить душу. Я отвечаю ему, чувствуя, как неумолимо возвращается затухший было болезненный жар.

— Мой мальчик, — выдыхает Джери, покрывая поцелуями мои плечи. — Мой бесценный мальчик… Господи, за что Ты дал мне его?

— За муки, — хмыкаю я. — Я слышал, Бог от них просто в восторге… К слову. О восторге. Вижу, его сила оказала на тебя не иначе как… терапевтическое влияние, ага?

— Кайл…

— Тише-тише, не бурчи. Я шучу.

— Я знаю. Я не бурчу, ох… Я соглашаюсь.

— О. Пардон, тогда… Ну что? Дубль два?

— Ох, да. Давай. М-мх… Давай попробуем.

========== Часть 8 ==========

Я оставляю теплого и расслабленного до неприличия Джери в спальне досыпать, а сам спускаюсь вниз. Позднее утро — самое удачное время для плодотворной работы. От Ранга никаких вестей, так что я зову к себе Блэка. Заодно прошу прихватить с собой Чарли и Догги, говорю, что нас ждет архиважный разговор. Парень, помолчав, говорит, что в таком случае придется взять и «мисс Макрант». На мой простецкий вопрос: «Из-за чего?» он дает не менее простецкий ответ: «Из-за любви». Я вспоминаю, как Догги смотрел на Анни ещё тогда в лесу, и понимающе ухмыляюсь. Дело, конечно, не совсем… а точнее, совсем не располагает к участию в нем представительниц прекрасного пола… но кому ли не плевать? Я не отец, не дядя, даже не учитель — я пацан, у которого шило в одном неприличном месте и ветер в голове. А Анни не глупая нежная овечка. Я чувствую, что у девчонки под всем ее мягким кружевом скрыт стальной стержень.

Пока дети ещё не пришли, я готовлю им немного съестного… и пишу письмо. Длинное, подробное и крайне личное. Я как раз заканчиваю последнюю строчку, когда слышу стук в дверь.

Дети обнимают меня еще на пороге и почти хором спрашивают, как дела у меня и «мистера Джери». Я молча маню их в гостиную. Скорее всего, любой адекватный и ответственный взрослый не стал бы рассказывать детям то, что рассказываю я. Оправданием — пусть и слабеньким — мне может служить только то, что я не совсем адекватный. А также то, что я скрупулезно подготовился к своему выступлению и подаю им тщательно продуманный, хорошо выверенный текст. Я выкладываю голые факты и даю им точное, но краткое пояснение. Я не ухожу в личное, не раскрываю подробности, при этом стараясь быть честным и открытым, насколько это вообще возможно.