— Будь благоразумным и выслушай меня хоть раз в жизни, Уолл.
— Я достаточно тебя наслушался! Спасибо, хватит! Убирайся, мальчишка!
Я вмиг оказываюсь в прихожей дома. Лески обрезаны, и двери все нараспашку. Мне отчего-то становится не по себе. Я иду в комнату, откуда раздаются крики. Осторожно заглядываю внутрь… и замираю в ступоре.
Джери стоит у стены. Он белый, как смерть, а его лицо… Черт, я и не думал, что оно может принять такое выражение. Со стороны кажется, что старика вот-вот хватит инсульт. Но глаза у него горят, руки он сжимает в кулаки, его рот оскален и крылья ноздрей подрагивают.
Странный хер стоит ко мне спиной, и его лица я не вижу… Зато хорошо вижу его кожаную куртку, пошитую явно на заказ, и темные джинсы какого-то дико модного и, скорее всего, дико дорогого лейбла. Черные гладкие волосы скрупулезно прилизаны и блестят в лучах солнца, льющегося из окна. На ухоженных руках два тонких кольца, в руках — какие-то папки. Мне он не нравится. Даже его голос… особенно его голос.
Я выхожу из тени и упираюсь плечом в дверной косяк.
— …Я сказал — нет! — рычит Джери. — И это мое последнее слово!
— Уолл, — терпеливо, как ребенку, говорит странный хер, — позволь…
— Он позволил, — громко перебиваю я. — Позволил тебе выйти. Будь добр, воспользуйся этим — и свали.
Хер оборачивается и из странного хера моментально превращается… в холеного хера. Мордочка гладкая, приятная, даже смазливая. На подбородке ямочка, вокруг шеи дорогой шарф. Круглые карие глаза источают что-то… нечистое, скользкое, надменное. Теперь он мне не просто не нравится — я его ненавижу. Безотчетной, глухой, чисто интуитивной ненавистью.
Холеный хер хмурит тонко выщипанные брови.
— Простите, сэр, — холодно говорит он. — Это конфиденциальный разговор.
— Ага, — сплевываю я. — Такой конфиденциальный, что весь город на ушах. Вы орете, как оглашенные.
— Замечу, что это не моя вина и… — с достоинством начинает холеный хер, но осекается. Хмурится, но уже немного по-другому. — Простите мне мою неучтивость и позвольте спросить: как вас зовут?
О-о-о, этот тон и постановка речи мне знакомы. Очень хорошо знакомы. Нас этому ещё на втором курсе универа учили. Лебезит передо мной, мудень. Подлизывается, штукатуря подчеркнуто идеальной вежливостью желание втереться в доверие. Моя злость приближается к точке невозврата. Я зубасто улыбаюсь во все тридцать два. Я, сука, знаю, как с такой тварью себя вести.
— Кайл, — говорю я. — Все зовут меня Кайл.
— Очень приятно, Кайл. Меня зовут…
— Не стоит — я уже дал вам имя, — нагло перебиваю я. — А сейчас даю ещё один шанс отправиться по тому направлению, которое проложил вам хозяин дома. В противном случае, я проложу вам новое… и оно будет уже не таким приятным, поверьте.
— Меня зовут Норман Фицрой, — спокойно заканчивает холеный хер. — И я замечу, что в нарушении условий конфиденциальности нет моей вины. Мистер…
— Не смей! — выпаливает Джери.
В комнате образуется холодная тишина. Мы вместе смотрим на старика. Джери, который и до этого был бледен, сейчас просто зеленеет. Я моргаю.
— Вы знакомы, — тихо говорит Норман и, заметив, как исказилось лицо Джери, насмешливо хмыкает: — И, разумеется, он не в курсе, что ты…
— Убирайся! — вопит Джери. — Это мой дом! Вон!
— Пока да, — кивает Норман и показывает бумаги. — Но надолго ли?
— Так. Джери, что за херня здесь происходит? — не выдерживаю я. — Кто это вообще такой?
— Кошмар из прошлого, — отвечает мистер Фицрой. — Или долгожданное возмездие. Смотря с какой стороны смотреть.
— Я не тебя спрашиваю, — рычу я.
— Само собой, — говорит мужчина, глядя мне в глаза. Его взгляд, до того казавшийся мне расчётливым и неприятным, неожиданно теплеет. — Вот только он не скажет вам всего. Вы никогда не узнаете от него всей правды. Ты сказал ему, кто ты, Уоллис? — обращается он к старику. — Сказал, кто ты такой? Сказал, что ты сделал? Что ты сделал со мной?
— Я… — слабо выдыхает Джери и тяжело сглатывает. Он смотрит на меня, и в его глазах страх пополам с мольбой. — Кайл, не слушай его.
— Не слушай? — резко повторяет мистер Фицрой, сощурив глаза. — Не слушай?! Ты смеешь ему указывать? Ты?
— Он врет, — частит старик, хватая ртом воздух. — Он все врет. Не верь ему, Кайл. Он скользкий, подлый…
— А ты — ангел во плоти! — шипит холеный хер, и его голос, который только что был манерно ровным и отчетливо заносчивым, наполняется искренней злостью. — Он хоть знает, как тебя зовут? Из какого ты города? Как оказался здесь? Знает? Ты ему рассказал?
Старик молчит. Его губы приоткрыты, синие глаза широко распахнуты. Он беспомощно переводит взгляд с Фицроя на меня и обратно. Я чувствую неприятную дрожь под грудиной. Я стараюсь вернуть себе самообладание, но получается плохо. Уоллис?.. Город?.. Как оказался?..
— Я так и думал, — сардонически усмехается Фицрой. — Ты все утаил. Как всегда. Ты любишь отмалчиваться.
— Что тебе нужно? — дрожащим голосом спрашивает Джери… или Уоллис? Я не знаю… Я… запутан. — Что ещё ты от меня хочешь, Норман?
— Я хочу справедливости, — низко отвечает Фицрой. — Но сначала… то, что ты подло выкрал и держишь теперь у себя. Я хочу назад свою вещь.
— Это… и моя вещь тоже, — выдыхает старик.
— Нет! — кричит Норман, заставив его отступить к стене. — Ты нагло украл то, что принадлежит мне! Не смей отпираться! Я годы потратил на то, чтобы найти тебя и…
— Так, — решительно вмешиваюсь я, переборов растерянность. — Мистер Фицрой, будьте добры, выйдите отсюда. Вы должны…
— Я никуда не уйду, — рычит Норман, сверкая глазами, — пока он не отдаст мне моё! Тридцать лет я носился по всему континенту! Тридцать лет страдал от несправедливости и!..
— Норман, — шепчет старик, — о чем ты говоришь? Какая несправедли…?
— Не строй из себя идиота! — вопит Фицрой. — Ты сломал мне жизнь! Ты испоганил меня навсегда! Ты… Ты опозорил меня! Обесчестил!..
— Так, всё, — хмурюсь я и подхожу к трясущемуся от гнева мужчине, — успокойтесь, попейте водички и только после этого приходите. А пока — на выход.
— Я сказал!..
— А я сказал, — цежу я, выхватывая пистолет, — на выход.
Фицрой, опешив, отступает. Я направляю на него дуло, целясь в грудь. Я не намерен стрелять, но если что… Норман смотрит на меня несколько долгих мгновений. Карие глаза блестят от непонятного чувства. Он бросает короткий взгляд на Джери, снова смотрит на меня и усмехается.
И усмешка эта горькая, какая-то сочувственная.
— Я вас понимаю, — спокойно говорит Фицрой. — Я тоже когда-то был от него…
— На выход! — рявкаю я, вскидывая пистолет.
Норман поднимает руки вверх и кивает. Он идет к двери, бесстрашно подставив спину под выстрел. Уже в проеме он оборачивается.
— Этот дом ему не принадлежит, — говорит Норман. — Его он тоже украл.
Он выходит наружу, и я вскоре слышу гул мотора его машины. Я опускаю пистолет и перевожу дыхание. Кидаю взгляд на Джери… и тут же кидаюсь к нему. Старик сполз по стене, его глаза горят, как у безумца. Когда я хватаю его за руки, чтобы поднять, он вцепляется в меня, как утопающий в спасительный канат.
— Не слушай его! — выдыхает он мне в лицо. — Не верь! Ни единому его слову не верь! Это все ложь! Ложь! Этого… просто не может быть!.. — Его брови изгибаются, губы дрожат. Он мотает головой. — Норман… Он… Он умеет красиво говорить! Он умеет обманывать! Он хитер, как черт!.. Верь мне, Кайл! Я не обманываю!.. Ты должен мне верить!..
Должен?!.. Я невольно отшатываюсь, и он едва не падает — я чудом успеваю поймать его за руку. Холод сворачивается в груди склизкой змеей, и в голове невольно всплывают слова Нормана: «Ты смеешь ему указывать?». Я перевожу дыхание и зажмуриваюсь, собирая разбежавшиеся мысли в кучу.
— Идем домой, — говорю я. — Поговорим. Разберемся…
— Нет! — испуганно выпаливает Джери. — Он снова придет! Он уже почти добрался до…! Если я уйду, он легко его найдет! И заберет… Боже, нет!.. — Он отходит, и я вижу, что он опять сильно хромает. — Боже, нет, нет, нет!.. Это последняя моя защита!.. Последняя гарантия!..
