Снова пауза. Тонкие пальцы медленно поглаживали давно остывшую кружку. Аллег помнил их прикосновения и знал, что хват у доктора, несмотря на всю его кажущуюся хрупкость, стальной. Он верил, что Эмиль легко может отправить человека прямиком в отделении травматологии.
А при большом желании — и на тот свет.
— За первым камешком падает второй. После этого случая вся наша компания стала куда агрессивнее. До убийств мы не опускались никогда — хотели ещё пожить на воле. Но разбой и без этого отвратительная вещь. И если для моих компаньонов это был способ повеселиться и самоутвердиться, то я искал в этом отдушину. Так я выплескивал негативные эмоции — вы же помните, я был зол на весь мир. Это была беспочвенная злоба. У меня все было хорошо — даже отлично. Но я не желал этого видеть, мне весь мир казался серой унылой массой с кучей проблем и недостатков. Мне от него было тошно — и особенно эту тошноту подпитывал один из нашей компании. Он был проще всех и сильнее всех ко мне привязан. Он считал меня кем-то вроде «старшего» друга, я был для него почти наставником, а потому он ходил за мной, как привязанный, и делал почти все, что я ему велел. Наши «увеселения» его не интересовали. Он был самым младшим… Я его терпеть не мог. Иронично, не правда ли? То ли ещё будет… Не помню, когда мне впервые пришла мысль налить ему в стакан чуть больше наркотика, чем нужно. Или столкнуть его с длинной витой лестницы так, чтобы он все ступеньки пересчитал. Я думал об этом. Я об этом мечтал. Это было… волнительно. Ни одна фантазия — даже на тему секса — не заставляла меня трепетать так, как…
Эмиль горько поджал губы. Складка около них обозначилась резче. Ему явно неприятно было об этом вспоминать.
— Однако я не спешил приводить туманные планы в исполнение. Мне было лень, хотелось потянуть удовольствие и, главное, хорошенько подготовиться. Нельзя такие великие, в кавычках, свершения творить на скорую руку. Впрочем, вскоре мне стало не до того, — его лицо просветлело, — у меня появилось новое увлечение. Первое достойное увлечение в моей жизни. Ее звали Луиза — никогда не забуду этого имени. Она была ниже меня на полголовы, всегда носила только синее и желтое и пахла полевыми травами и лесными ягодами. Я был в восторге от нее. Она не была частью нашей компании, о нет! Луиза была светлым человеком, добрым и порядочным. Она, — он умолк на миг, в его глазах мелькнуло что-то… — любила меня. По-настоящему. Я ради этой любви был готов совершить все, что угодно — в том числе и отказаться от прошлого. Как мне казалось. На самом деле, я тогда был слишком труслив и горделив. Мне не хотелось терять ни ее любовь, ни уважение «друзей». Я лгал — им всем. Не раскрывал карты, жил двойной жизнью, заверяя, что однажды сорву маску и прекращу это комедию. Тянул время… пока не стало слишком поздно.
— Они… ее не приняли? — тихо-тихо спросил Томми. — Они ее?..
— Они? Нет, — печально мотнул головой Эмиль. — Они здесь ни при чем. Это был совсем другой человек. Та ночь… — Он снова умолк. Его верхняя губы дернулась. — Она сбила всю мою спесь. Сорвала с меня извечные солнцезащитные очки в оправе из дешевых бриллиантов. Мы возвращались из кино, шли переулком, которым ходили уже много раз до этого. Мы не боялись ничего… Идеальный набор переменных для трагедии. Я даже лицо его смутно помню. Немудрено — первое, что он сделал, ударил меня по голове. Дальше все было, как в тумане. И посреди этого тумана — она, ее свежее юное лицо. Искаженное страхом, болью, мольбой. Я не мог ей помочь — я пальцем пошевелить не мог, а мои слова этого ублюдка только распаляли. Я смотрел на то, как ее… — Он зажмурился на миг. — И был бессильнее новорожденного.
Снова пауза. Чуги свернулся калачиком около их с Томми ног. Томми крепко обнимал Аллега за плечи. Аллег прижимался щекой к его руке. Вспоминал…
Эмиль тяжело перевел дух.
— Она умерла в больнице — от ран и позора. Вместе с ней умер и тот безбашенный, страдающий нарциссическими замашками юнец. Молодой несчастный мужчина, заменивший его, жаждал возмездия и требовал справедливости, но ни первого, ни второго очень долго не получал. Полиция банально не могла это чудовище поймать. Он успел убить почти два десятка человек прежде, чем его наконец-то изловили. К тому времени я уже остыл, и мне, в общем-то, было все равно. Горе потушило мое пламя, и месть потеряла всякий вкус. Самое забавное, пожалуй, — с горечью улыбнулся он, — это то, что я остался один. Моей компании не нужен был страдающий, мечущийся, братающийся с копами неудачник. Они оставили меня. Все… кроме него. Да. Того самого парня, которого я истово желал отправить к праотцам. Он не оставил меня. Он всегда был рядом. Он разделил со мной мое горе пополам. И до сих пор бережет меня. — Его улыбка стала куда светлее и радостнее. — Я благодарю его за это.
— А… книга? — прохрипел Томми и закашлялся.
— Многолетний труд, — произнес господин Годфруа. — В память о Луизе и ее боли. Я помнил, сколько проблем возникло у представителей правопорядка, банально из-за незнания некоторых, скажем так, знаковых культурных особенностей серийных убийц прошлых лет. Многие из них легли в основу действий монстра, напавшего на нас с Луизой в ту ночь. Это был мой небольшой вклад в систему расследования. Реквием тому человеку, которым я, слава богам, так и не стал. — Он скромно склонил голову. — И я польщен, тронут и горд, что мой труд не пропал втуне. Вы достигли больших успехов, мистер Клайптон. Я искренне вами восхищен.
— Ой, да ладно вам, — пробурчал Томми, весь красный от смущения и удовольствия. — Без вашей книги я никогда бы не смог…
— Кстати, об этом, — деловито произнес Эмиль. — Каким образом вы вычисляете убийц? Применяете принцип соотношения? Сравниваете основные характеристики? Или больше доверяете инстинктивному чутью?
— И правда, Томми, — поддержал доктора Аллег, глянув на своего мальчика. — Мне всегда было любопытно. Как ты это делаешь?
— Да я это, — растерянно пробормотал Томми, и его глаза забегали по комнате. — Просто того… Эм… Это тяжело объяснить…
— Мы тебя не торопим, — улыбнулся Аллег, поцеловав его руку.
— Раз уж на то пошло, — кивнул Эмиль, погладив сунувшегося к нему Чуги по холке, — давайте отталкиваться от конкретных примеров. Вы уже разработали план относительно мистера Смита?
— М-м-м есть такое, — протянул Томми, и по его лицу медленно поползла улыбка. — Заканчиваю.
— Не желаете поделиться тем, что есть? — с живой заинтересованностью спросил Годфруа. — Специально для нас с мистером Тэрренсом?
Томми глянул на Эмиля. Потом на Аллега. Снова на Эмиля. Уткнулся глазами в потолок. Долго там что-то разглядывал, хмуря брови.
И, наконец, кивнул.
— Хорошо, — выдохнул он — и тут же добавил с лукавым прищуром: — А вы за это дадите мне автограф. Прям на книжке.
— Хоть в паспорте, — рассмеялся Эмиль и широко улыбнулся. — Вы, самое главное, не спешите. Меня интересует не только сама методика, но и то, как на нее откликается ваш организм. Вы упоминали, что у вас возникли некие психические отклонения, что, признаюсь, не на шутку меня взволновало. Если это последствия стресса на фоне глубоко погружения в анализ событий и предметов, способных реально травмировать психику, то…
— Схожу-ка я за чаем, — громко произнес Аллег, поднимаясь с кресла. — Чую, вы тут надолго засядете.
— «Мы»? А ты? — захлопал глазами Томми, взволновано глянув на него. — Ты не посидишь с нами?
— Посижу, куда я денусь, — криво усмехнулся Аллег. — Вот только чувствую, что ничего толком не пойму.
— Мы будем говорить как можно проще, — пообещал господин Годфруа с мягкой улыбкой. — Без лишних терминов. Правда, Томми?
— Какие термины? Я до сих пор делинквентность от девиантности отличить не могу, — заявил Томми. И обнял руку Аллега. — Побудь с нами. Пожа-а-алуйста.
Его теплая гладкая щека прижалась к предплечью мужчины. Серо-зеленые глазенки просяще и так донельзя знакомо заглядывали в его глаза. Аллег не сдержал улыбки. Ну наконец-то, подумал он с невероятным облегчением. Наконец-то его веселый заботливый Томми снова с ним.
