Мир делает полный оборот. Стены сходятся на периферии зрения. Кровать мягкая. Кожа теплая. Одежда — прочь!
— Красивый, — зашептал Аллег, хватаясь за родную руку, тычась в нее губами. — Красивый, смелый, родной… Томми. Томми, мой мальчик…
Дурак ты, старик. Так ничему и не научился. Зеленые крапинки — как щелки в саму Преисподнюю. «Из Ада с Любовью!» — говорит Чертов взгляд.
— Ты сошел с ума, — звонкий смех, сорванный шепот, возбужденная констатация факта.
— Да, — очевидный ответ. Мир по кругу — по кругу Голову. — Ты не против?
— Дьявол меня похвали, — заливистый хохот — как не ответить? — Нет! Совсем!
Никаких баррикад! Никаких отступлений! Никакого побега: враг — абсолютно ничто! Кожа — белый пергамент. Мышцы — эластичные ленты. Плоть желанна, как никогда. Каждая впадинка, каждое пятнышко, каждый шрам — все внове, все просится под язык. Кровавое марево облило мир пурпуром. Время и Место где-то там, за пределами Этих Глаз и Этого Тела.
Этого Черта.
Слюна по подбородку. Язык по коже. Горячо. Резко. Остро. Хорошо… Как хорошо! Чертов взгляд, чертовы слова, чертова душа… Ха! Ну и потеха!..
— Ал, — тихо, как будто застенчиво — очаровательный притворщик, — ну не надо. Давай я тебя…
— Ты и так уже меня, — без апелляций. — И помногу раз. Отдохни.
Он соскучился. Как он соскучился, черт его!.. Да. По этим рукам, по этим ногам, по этой шее и гладкой ровной линии подбородка. По этой впалой твердой груди, по крепкому поджарому животу, по дорожке волос, уводящей прямо к горячей влажной плоти. Жарко. Потно. Душно. Круг по телу, круг по груди, по животу, по… Стон. Рваное дыхание. Мир вокруг красный.
Чертово хихиканье — борода трется о нежную кожу.
Безумие в крови. Безумие под кожей. Безумие пронзает каждый нейрон мозга, и кажется, выбраться уже не суждено. Ну и к Черту! Все кончено. Ворота закрыты. Путь в тылы оборван. Дальше — только в бой.
— Я все понял, — заявление — и смех. — До меня дошло. Томми, ты…
— Я вижу. Я чувствую. Аллег… Ал…
Горечь. Жар. Упругость и твердость. Нежность неосторожная, ну уж какая есть. Чуть больше терпения — ты же мало что умеешь, дурак! Чертовы руки помогают, но этого мало. Опыта мало. Стыд-позор. Вот потому и поддался ты, неопытный хрен, на утешения нечистого…
Смех щекочет гортань. Жар скручивает кишки. Голая правда раздирает мозг в клочья. Так видит мир его Черт? Так осознает? Так понимает?.. Вот уж житье! Вот уж… Ох. Черт…
Кровать. Спальня. Стены. Пол. Красное. Чертово тело. Ровная дуга. Горечь. Терпкость. Дрожь. Стон. Дрожь. Горечь. Стон… Томми. Его Томми. Его…
— Ч-че-е-рт… — пыхтение. — Ох, черт. Аллег… Фу-у-ух… Ты… Давай-ка…
М-м-м. Давать? Что давать? Он все уже отдал — тело, сердце, душу, а вот совсем недавно и разум. Мир закольцован, история идет по кругу. Под языком горчит, а под щекой очень мягко. Тело горит, кожа липнет к простыне. В голове — гудение крови, в голове — полный бардак. Чертов мальчишка. Чертов…
— Аллег. Ал! Ты чего? А ну… Не смей… Погодь… Ну Ал…
Чертовы руки. Чертовы пальчики. Куда вот он лезет?..
— Мне пятьдесят два, — это факт. — И я — чокнутый. И пьяный.
Краснота темнеет. Ночь накрывает. Губы обжигает дыхание. Чертов поцелуй — билет в царство Морфея.
========== 26 глава. Морфология вампиров и Чертовски выгодный Контракт ==========
Аллег проснулся резко, будто его облили холодной водой. Голова пульсировала, кровь гулко стучала в висках. Во рту стоял тошнотворный прелый привкус. Он скривился, приподнимаясь на локтях. Похоже, он как уснул на животе, так и пролежал всю… ночь? Который час? Аллег протер слипшиеся глаза.
Было светло. Шторы не задернуты. Кровать разворошена — Томми все-таки поспал с ним немного. Кряхтя и вздыхая, Аллег поднялся на ноги. Его тут же качнуло вбок — он едва удержал равновесие. Желудок свел спазм, и горло зачесалось. Надо поскорее в ванную. На полпути он невольно заглянул в гостиную. Заглянул — и замер на секунду.
Томми сидел на диване, поджав под себя ноги и скрестив руки на груди. В одной он держал свой мобильник. Тонкие пальцы медленно поглаживали дисплей… Если бы не это безыдейное движение, его можно было бы принять за статую, холодную, молчаливую, недвижимую.
Аллег сглотнул горькую слюну и пошел дальше. Потом. Все потом.
В ванне он подзадержался — его прорвало. Во всех смыслах. Хорошенько обмывшись подрагивающими руками, Аллег решил почистить зубы — хоть как-то избавиться от этого противного привкуса сдохшей крысы во рту. Однако стоило ему подойти к раковине и поднять лицо к зеркалу, как он тут же застыл.
Из зеркала на него смотрел… ну, не то чтобы дряхлый старик, но кто-то очень на него похожий. Волосы на голове и в бороде поседели окончательно. Кожа на щеках пообвисла, нос заострился, и морщины на лбу, около переносицы и в уголках глаз стали намного заметнее. А вот сами глаза…
Аллег тяжело сглотнул. Медленно моргнул. Повернул голову в сторону. В другую. Заглянул поглубже в собственную синюю радужку… и понял, что не узнает ее. Разве она была такой темной? Разве она так… сверкала? Черт его… Губы сами собой дрогнули. Ну да. Черт. Черт его.
Его Черт.
Аллег фыркнул. Тихо хохотнул. И взялся за зубную щетку. Если он не почистит зубы сейчас, его опять вывернет наизнанку.
В голове было на удивление пусто. Никаких мыслей, никаких чувств или переживаний. Все казалось таким простым, таким понятным и… странным. Все было очень хорошо, но как будто не так. Аллег все пытался понять, в чем же дело. Что именно не так? И только после того, как он вышел из ванной и встретил по пути на кухню виляющего хвостиком Чуги, до него дошло.
Чего-то не хватает. Что-то должно быть — а его нет. Он его не чувствует.
Но что это? Аллег думал. Искал ответ. Все то время, что грел воду и готовил завтрак, ставил тарелки на стол и раскладывал салфетки. Даже тогда, когда шел в гостиную, закинув полотенце себе на плечо, искал. Что же это? Что?..
— Томми, — позвал он.
Парень вскинулся. Обернулся. Серо-зеленые глаза впились в его лицо, яркие и горящие, как звезды в полночь. Тонкие пальцы судорожно сжали телефон. Вся его фигура, гибкая сильная фигура напряглась… напряглась… напряглась… Напряглась!
Вот! Вот чего ему не хватает! Аллег улыбнулся.
— Голодный? Не хочешь тефтелей? Горячие, с пылу с жару…
Томми вскочил на ноги, легкий, быстрый, юркий. Его глаза неотрывно следили за глазами Аллега. Телефон все ещё был в руке, а взгляд… Аллег улыбнулся шире. Его мальчик подошел к нему.
— А с чем? — пытливо спросил он, быстро моргая и пристально вглядываясь ему в лицо.
— С картошкой. И мной, — ответил Аллег и, быстро склонившись, чмокнул своего мальчишку в кончик носа. — Все, что ты любишь.
Взгляд. Этот взгляд. Ни с чем несравнимый взгляд. Взгляд… Тонкая рука сомкнулась на предплечье. Тепло пальцев тут же согрело онемевшую кожу. Какие они сильные! Какие твердые, изящные, какие!..
— Люблю, — кивнул Томми — и снова этот взгляд. — Очень люблю. А ты что любишь?
— Когда ты любишь, — выдохнул Аллег. В голове на миг проскользнула мысль «Что ты несешь?!», но тут же была вытеснена другой — «То, что думаю». — Пойдем, ты выглядишь таким…
Он не закончил — это было просто не нужно — и потянул его за собой. Томми пошел без сопротивления. Телефон — все ещё в руке. Сели, как и всегда, друг напротив друга: Томми — на стуле, Аллег — на кушетке. Минни свернулась клубочком у ног любимого хозяина, Чуги прижался к ногам папы. Завтрак получился простецкий, но на удивление вкусный: простые тефтели, простое пюре, простой чай с бутербродом с сыром. Аллег думал, что после вчерашней выпивки и сегодняшнего «прорыва», в рот ничего взять не сможет. Ан нет. Ещё как взял. И много…
Ели молча. Молчание было весьма… тихим. Спокойным, обычным. Не было ничего, что могло бы его нарушить — пронзить, заполнить. Настоящее молчание, без примесей.
В конце концов, Томми вздохнул и отложил вилку. Утер рот ладонью.
