– Еще как гонял! У меня такие турманы были, все Касли завидовали.

– Какие-такие Касли?

– Да город такой на Урале есть. Там литье знаменитое – каслинское.

– Как же… Слышал, слышал. У меня в Петровске тоже голубятня была.

– А у меня и сейчас есть. Положено по штату. Для скрытной связи со штабом армии и даже дивизиями.

– Интересно. Сколько служу, никогда не видел.

– Так пойдем, покажу. Тут рядом.

Они вышли покурить, а потом двинулись по аллее в глубину парка, где стояло нечто вроде двухэтажной резной беседки.

– Вот наша станция. А вот ее начальник!

Навстречу генералам вышла Черничкина, уже успевшая переодеться в служебное платье. В ее черных петлицах темными рубинами горели по «кубарю». Она приложила ладонь к пилотке, представилась, как положено:

– Товарищ командующий, начальник станции голубиной связи младший лейтенант Черничкина!

– Есть, – кивнул ей Голубцов, как будто они и не кружились час назад в танце. – А покажите-ка нам свое хозяйство.

– С удовольствием! Станция второго разряда, подвижная. В наличии сто двадцать голубей. Распределены на восемь направлений. Средняя дальность доставки депеш сто пятьдесят-двести километров. Средняя скорость доставки шестьдесят километров в час.

– До Москвы не достанут? – пошутил Голубцов.

– Достанут. Как раз до Москвы и достанут, вон те, сизари, что в боковой клетке сидят. Я их из нашей спецшколы в Сокольниках привезла.

– Так вы москвичка?

– Никак нет. Я из Кишинева. С детства птицами увлекалась. Потом на биофаке училась. Орнитолог. Поступила в Центральную военную школу собаководства и почтово-голубиной связи. В прошлом году выпустили младшим лейтенантом.

– А зовут-то вас как, товарищ младший лейтенант?

– Ой, имя у меня тоже птичье – Галина.

– Что же в нем птичьего?

– Скажу – смеяться будете. Галина с итальянского – «курица».

– Ну, уж на курицу вы никак не похожи. Я бы сказал «голубка», «голубушка».

– Зато по-гречески я «тишина», «морская гладь».

– Ну, это совсем другое дело. Хотя на тишину вы тоже не похожи.

Черничкина вытянула руку, и на нее тотчас же слетел голубь.

– А это мой любимец. Мормоша. Самый быстролетный. Мормошенька, красавчик!..

Голубь довольно заурчал.

– Все понимает! А знаете что, товарищ генерал. Возьмите его с собой, напишите что-нибудь и отправьте с ним. Для проверки связи. Сами убедитесь.

– Что же я напишу?

– Да что-нибудь служебное. А я нашему командиру передам.

– А если неслужебное? – пошутил Голубцов.

– Тогда буду сама хранить, – улыбнулась Галина. – Вот вам поддепешник. Сюда и положите.

Галина поместила почтаря в небольшую ивовую корзинку.

– Я вам его к машине принесу.

– Добро! – согласился Голубцов.

Право, поездка в 25-ю дивизию ему очень понравилась. На обратном пути корзинку с голубем держал на коленях Дубровский. Ему тоже очень понравилась эта поездка – и маневры тяжелого танка, и концерт, и седло косули… Он воодушевленно напевал:

В кабинете Голубцова радостно встретил Бутон, он жадно внюхивался в его ладони, хранившие аромат жареного седла косули… Командарм оторвал от бумажной ленточки с аппарата Бодо небольшой клочок, и долго думал, что написать Галине в депеше. Наконец, начертал красным карандашом, которым писал резолюции: «Спасибо за приглашение. Желаю счастья!» Положил в алюминиевую трубочку поддепешника и выпустил голубя в окно. Сизарь взмыл и тут же исчез.

– Интересное кино! – покачал головой Голубцов. – Лети с приветом, вернись с ответом.

Впрочем, об ответе и речи быть не могло – «почтари» летают только в одну сторону. Он постоял еще немного у распахнутого окна: из старинного парка наплывали теплые волны жасмина, смешанного с ароматом цветущих лип. Лето набирало силу… Вздохнул и засел за вечерние бумаги.

Бумаг, как всегда накопилось немерено. Чего тут только не было. И запросы из Минска, и счет-фактуры от начальника финслужбы, и служебные записки от комендантов укрепрайонов… И самое препротивное – извещение, что во второй декаде июня запланирована смотровая фронтовая полевая поездка от Генштаба. Принимать москвичей-генштабистов – это особая головная боль… Суета сует, а толку от таких визитов – мизер. Как не было плана боевых действий в приграничных сражениях, так и нет…

Утром после совещания он подозвал начальника связи полковника Хватова.

– Подготовь мне справочку по всем нашим станциям голубиной связи. Кстати, сколько их у нас?

– В каждом корпусе есть своя станция. Плюс наша штармовская. Всего семь.

– У тебя сборы начальников станций запланированы?

– Никак нет.

– Запланируй.

– Есть. Но я полагаю, станции эти скоро расформируют.

– Что так?

– Начальник связи округа товарищ Григорьев считает, что голуби в современной войне неприменимы.

– Ну, это личное мнение товарища Григорьева. Радио, конечно, хорошо, быстро, но ведь не мгновенно. Пока зашифруют, пока расшифруют. Да и радиоперехваты немцы, наверняка, читают. А тут полная скрытность… В общем, планируй. Я у вас сам выступлю.

В кабинете его уже ждал поднос с чашечкой чая, с шекер-чуреком и розеткой айвового варенья. Адъютант великолепно знал вкусы своего шефа.

Через полчаса на столе командарма лежала кадровая справка:

«Черничкина Галина Александровна, 1919 года рождения, русская, место рождения Кишинев. Член ВЛКСМ. Не замужем. Адрес родителей: Кишинев, улица Пушкина, дом 17.

Воинское звание: младший лейтенант. Дата присвоения 11 июня 1940 г.

Должность: начальник станции голубиной связи в в/ч…»

«Эх, Галина Александровна!.. Зря вас, женщин, в армию призывают. От вас душевная смута идет, рассредоточение служебного внимания, а значит понижение боевой готовности тех подразделений, в которых вы служите». Он разорвал справку и выбросил в урну. Однако все цифры, из которых складывалась биография начальника станции, в памяти осели…

Это письмо попало в папку «На доклад» случайно, но Голубцов прочитал его очень внимательно. То был крик души начальника связи Западного Особого военного округа полковника А. Григорьева, посланый из Минска в Москву – начальнику Управления связи РККА генерал-майору войск связи Н. Гапичу (датировано 21 августа 1940 года):

«Начиная с 1937 г. по совершенно непонятным причинам служба связи пошла по кривой на снижение своей роли и значимости в армии. Началось ничем не объяснимое сокращение штатов. Дошло до такого состояния, что у начальника связи фронта и армии не оказалось ни в мирное, ни в военное время ни одного помощника или заместителя… Мы потеряли понятие о руководстве нижестоящими начальниками связи, т. к. ни инспекторов, ни вообще командиров связи у меня нет. Это привело к тому, что вместо плана связи и планирования операций начальник связи „висит“ буквально на аппарате и отдает распоряжения. Такая „метода“ работы приводит к совершенно нетерпимому положению, при котором стерлось понятие о службе связи в округе и армии, а остался только начальник связи, который находится в тысячу раз в худших условиях работы, чем это было в период Гражданской войны… Мы, связисты, тогда и обеспечивали управление войсками. Руководить могли нижестоящими начальниками связи… Сейчас у нас этого ничего нет. В то же время работа стала во много раз сложнее. Думаю, что дальше так продолжаться не может. Нельзя под видом борьбы с едоками уничтожать систему управления в Красной армии и всю службу связи…

Настоящим я высказал Вам те, с моей точки зрения, недочеты, которые требуют настоятельного изменения.