— Красивая легенда, действительно, — тихо проговорил Ристель. — Но Белая Роза не сжигала ради своей цели деревни. Не убивала невинных.

— Понятие невиновности относительно, — улыбнулся командир, все также глядя вверх. — Как, впрочем, и все остальные искусственно созданные понятия.

— Конечно. Все будет относительным для того, кто во главе угла ставит собственную смерть.

Гвиндор вымученно рассмеялся, вновь откинулся к бревну.

— Можешь обвинить меня в аморальности, разумеется. — Голос его словно бы надломился. — Можешь сказать, что я хуже тех, кто имеет какие-то четкие принципы. Но жизни-то наши все равно кончатся одинаково.

— Я не понимаю, — раздраженно вставил Ристель, — почему ты так зациклен на смерти. Что, жить тебе совсем не нравится? И светлое будущее тебя не прельщает?

Гвиндор ухмыльнулся.

— А ты действительно думаешь, что для такого, как я, может существовать какое-то «светлое будущее»?

Они долго молчали.

В конце концов Ристель тяжко вздохнул.

— Это… красивая идея, безусловно, — сказал он почти шепотом, глядя себе под ноги. — Умереть, чтобы не запятнать собственную честь — прекрасная цель. Но я… Гвиндор, я…

Он замолчал, поджав губы, и отвернулся.

Командир медленно поднялся. Выпрямился, с грустью глядя на готовящийся ко сну лагерь.

— Я понимаю, — тихо проговорил он. — И не буду обвинять тебя в трусости.

Ристель резко выпрямился, посмотрел ему в глаза.

— Может, и я однажды тебя пойму. Я хочу… понять… — он отвернулся, не выдержав ласково-безразличного взгляда своего командира. — Черт возьми. Я не знаю. Прости.

Гвиндор улыбнулся. Мягко положил руку Ристелю на плечо.

— Все в порядке, — сказал командир, благосклонно глядя на сидевшего перед ним эльфа. — Все-таки в первую нашу встречу я в тебе не ошибся. Потому я не прогоню тебя. Ты волен решать столько, сколько тебе понадобится.

Гвиндор быстро ушел прочь и пропал во тьме. А Ристель еще долго слушал, как потрескивают в костре сухие ветки, обгладываемые пламенем.

4

Они шли сквозь лес, неизменно полный тумана и мха, дряхлых деревьев и беспокойных птичьих криков. Затем — через сосновый пролесок, отделяющий их от большого тракта. Здесь было намного теплее, чем в старом лесу, и солнечный свет легко падал на землю, не встречая препятствия в виде ветвистых крон.

Но Ристель все равно терял счет времени.

Они все шли и шли, и их пути все не было конца. Изо дня в день он уставал все сильнее и с тяжелым сердцем осознавал, что ему и правда не стать никогда подобным своим товарищам. Ристель явственно ощущал свою ненужность отряду, чувствовал, что он лишний, но, увы, не находил в себе сил как-то на это повлиять.

Он был одинок до мозга костей, одинок каждой частичкой своего существа. Его тяготили воспоминания об их диалоге с Гвиндором, мучила жажда еще одного, — хотя бы одного! — разговора с Сигель, изъедали мысли о правильности своего решения примкнуть к отряду, и он совершенно не знал, что ему со всем этим делать.

И страшнее всего ему было осознавать, что ничего может и не поменяться.

***

День был облачным и душным; небо вот-вот должно было разразиться грозой. Они шли вдоль почти что самого края пролеска, совсем близко к тракту, совершенно бесшумно. Ристель, как и обычно, плелся позади, самозабвенно слушая голоса разволновавшихся отчего-то птиц.

Краем глаза он вдруг увидел Сигель, бегущую впереди них, ловко проскальзывающую между древесных стволов, сливающуюся с ними тенью.

Лицо ее вновь закрывал красный платок.

И лишь взглянув на него, Ристель вдруг почувствовал, что что-то не так.

Он ощупал рукой пояс, нервно погладил рукоять отданного ему клинка. А потом вдруг едва не засмеялся, осознав, что меч ему не поможет.

Они шли дальше, казалось, в разы тише и аккуратнее, чем за минуту до этого. Ристель беспокойно оглядывался по сторонам, вслушивался в голоса птиц, всматривался в обвитые порослью стволы. А потом вдруг услышал вдали голоса со стороны тракта.

Он знал, что по дороге едут конники. Понимал, что это вооруженный до зубов княжеский отряд, направляющийся в Морборг.

И впервые за то время, что он был в отряде Гвиндора, Ристель почувствовал страх.

Позади него вдруг очутилась Сигель, и он едва не вздрогнул, ощутив у себя на плече ее тонкую руку. Она мягко остановила его, подождав, пока отойдут подальше остальные эльфы. А затем быстро сняла платок.

— Вот он, момент истины, а? — Ристель нервно усмехнулся, глядя в ее черные глаза. — Сейчас-то наконец поймешь, из чего меня боги слепили, да?

Сигель смотрела на него все также мрачно.

— Гвиндор сказал мне тебя выпроводить, — сухо проговорила она. — Сказал, что сегодня будет исполнять свою цель. И что ты можешь этого избежать.

Ристель судорожно сбросил со своего плеча ее руку, отшатнулся назад. Посмотрел в сторону тракта, переполненного людскими голосами.

— Ладно Гвиндор… Но ты-то? — голос его надломился, зазвучал в разы тише и язвительнее. — Неужели ты так слепо влюблена, что даже на нелепую смерть ради него пойдешь?

Черные глаза Сигель опасно сверкнули.

— Ты идиот, — проскрежетала она, злобно на него глядя. — Дело тут совсем не в моих чувствах. Но если уж ты считаешь такую смерть нелепой, то этого не поймешь.

Ристель вдруг вздрогнул.

Почувствовал, как внутри у него что-то обрывается, пока он смотрел в непроницаемые глаза эльфки.

Он неосознанно сделал шаг вперед, резко схватил ее за руку. Сжал так, что побелели костяшки пальцев.

— Не надо. Пожалуйста… — голос у него дрожал, зеленые глаза светились каким-то неестественным, практически безумным выражением. — Ты ведь можешь быть лучше этого. У тебя… у тебя ведь еще может быть будущее…

Она словно бы испуганно выдернула свою руку из его холодных пальцев, прижала ее к груди. Затем посмотрела на него.

И Ристель не увидел ее прекрасных антрацитовых глаз. Потому что с точеного эльфского личика смотрели на него глаза дикого зверя.

Он отшатнулся, судорожно опустил взгляд.

Сигель молчала.

— Прости меня, — прошептал Ристель.

Эльфка неуверенно кивнула, все также не отнимая руку от груди.

Она повернулась на месте, сделала несколько резких шагов вперед. Но затем вдруг остановилась, повернув голову назад.

— Va fail, noel ichaer.

Сигель прыгнула куда-то вперед и пропала.

Насовсем.

***

— Что это? Здесь кто-то есть, да? — спросил вдруг один из конников, тот, что ехал справа от Андре.

Андре поднялся на стременах, обеспокоенно осмотрелся по сторонам, потянул носом. Лес был тих и готов к дождю. Он не услышал ничего.

— Брешешь, — отмахнулся от конника Андре. — Успокойся, нет здесь никого.

Конник глянул на него недовольно, хмыкнул себе под нос и отвернулся. Андре вздохнул.

А потом услышал в воздухе свист, а после — короткий вскрик справа, и на лицо ему брызнула теплая кровь.

— Sparʼle! Niʼl ceim siaar!

Эльфы выскочили из леса молниеносно, сразу же сняв нескольких конников. Андре услышал позади дикое ржание, птичьи крики, свист стрел и лязг металла. Он быстро выхватил меч из ножен, натянул со всей силы поводья. Конь под ним заметался, запыхтел, поднялся на дыбы, лягнул передними копытами воздух.

Эльф, очутившийся мгновенно перед ним, уклонился, зашел сбоку, но Андре был быстрее. Он рубанул, почти не целясь, мечом, еле удерживаясь в седле, почувствовал, как сталь столкнулась с препятствием, услышал короткий вскрик.

Конь под ним прыгнул, понесся было вперед; Андре перенес вес на правую сторону, потянул резко поводья, и скакун завертелся, заплясал на месте.

Андре рубанул несколько раз мечом, опьяненный, не разбирающий происходящего, и ни разу не попал. Очередной эльф размашисто ударил по конским ногам, в воздухе засвистела стрела; Андре уклонился на одних лишь инстинктах, почувствовал, как конь переваливается на правую сторону, мигом выпрыгнул из седла. Тяжело упал вниз, перекатился влево, на спину, выставил вперед меч — и вдруг ощутил, как по клинку пришелся удар. Андре увидел перед собой голубоглазого сеидхе с повязкой на лбу, инстинктивно пнул его по ногам, перекатился снова, молниеносно поднялся.