— Потому что в его случае чувство вины было единственным рычагом давления, — сказал он медленно. — Но ты — не он, а потому должен быть умнее. Конечно, сколько угодно можешь мне вешать на уши лапшу о том, что он был замечательным человеком, любящим папашей и вообще достойнейшим среди всех существующих мельников. Но мотыгу в его руках это из моей памяти все равно не сотрет.
Рено мгновенно вскочил, подошел к Этьену практически вплотную, прерывисто дыша. Он злился. Этьена вдруг прострелило осознанием. Если ухватиться сейчас за эту злость, словно за рукоять меча, если усилить ее, направить в нужное русло, Рено мог бы… Ну конечно. Так было бы честнее.
— Ты, — перебил его мысли Рено, едва не задыхаясь от захлестнувших его эмоций, — да ты просто… бесчувственная скотина!
Секунду Этьен смотрел на него в полнейшем изумлении, а затем, отвернувшись, безудержно рассмеялся. Но смеялся недолго.
— Ты злишься, конечно. Ты имеешь на это право. — Этьен отступил на шаг в сторону, сжав руки в кулаки, но взгляда от Рено не отвел. — Ты можешь обозвать меня убийцей, лжецом, ничтожеством, в конце концов, — я приму все, что взбредет в твою дурную голову. Но не смей называть меня бесчувственным. Не смей.
Клинок чужой злости, направленный Этьену в глотку, в один лишь миг взорвался сотней невидимых частиц и растаял в смрадном воздухе комнаты. Рено смотрел на него долго и беззвучно, раскрыв в исступлении рот. На дрожащих его губах горели десятки вопросов, но сил высказать их вслух в нем больше не было.
“Не понимаю.”
Этьен, хмыкнув, отвел взгляд.
“Но так, наверное, и должно быть.”
Рено медленно и глубоко вдохнул. Затем, отвернувшись, подошел к бездыханно лежавшему на полу мельнику.
— Надо… Надо похоронить его, — кивнул он на старика.
Этьен сплюнул куда-то между валяющимися на полу осколками бутылки.
— Конечно.
К полудню цепь облаков начала все же рассасываться и со временем превратилась в хаотичное рваное полотно, сквозь которое лениво просачивались бледные солнечные лучи.
Они копали долго, не чувствуя ни усталости, ни хода времени. Шелудивый пес, удерживаемый цепью, лаял на них не переставая, но они не слышали его голоса. Мягкая, поросшая бурьяном, крапивой и васильками земля за мельницей поддавалась найденным в доме лопатам легко. Но им все равно пришлось потратить бесчисленное количество времени перед тем, как у них получилось выкопать достаточно глубокую яму.
Рено молился перед могилой мельника долго, опустившись на колени и прикрыв глаза. Этьен, стоя рядом с ним, беспрерывно гадал о том, какого именно бога спутник его просил сейчас сберечь душу несчастного старика. Конечно, учитывая, сколько в Рено сейчас было скорби, Этьен мог узнать это после одного лишь краткого усилия. Но желания читать чужие мысли в нем не было. Потому что очень быстро ответ стал для него очевиден.
Черный пес, прилегший у крыльца, наблюдал за ними с бессильным рыком. Рено, подобрав с порога свою сумку, тревожно теребил ее ремешок.
— Он… Он ведь умрет здесь, — прошептал он, не спуская глаз с дворняги. — Если мы вот так просто уйдем.
Этьен недвижно молчал. Рено, сделав шаг навстречу собаке, нерешительно сглотнул.
— Я понимаю, что у нас для него нет еды. И что с нами он, наверное, умрет гораздо быстрее. Но ведь…
Жестом остановив его, Этьен подошел к псу вплотную, присел с ним рядом. Дворняга, глядя на него с сочащейся ненавистью, продолжала глухо рычать. Этьен, не меняясь в лице, протянул к собаке руку в намерении отстегнуть от нее цепь, но в следующее же мгновение почувствовал в своей кисти жгучую боль. Пес, не прекращая смотреть на него антрацитовыми глазами, впился зубами в его ладонь. Этьен не попытался отдернуть руки. По предплечью у него потекла кровь. Спутник его не двигался.
— Хороший мальчик, — криво улыбнулся Этьен. — Имя у тебя есть?
Рено, тряхнув головой, отвернулся.
— Я… Ох, боги. Я не помню.
Этьен закрыл глаза. В один миг выражение неприязни пропало из собачьего взгляда. Мягко разжав челюсти, в нерешительности пес лизнул ему руку.
— Пусть будет Берас, — усмехнулся Этьен, утирая кровь о ткань туники. — Ну, Берас! Добро пожаловать в компанию.
Рено ничего не ответил. И молча снял наконец с собаки цепь.
Комментарий к III. Сострадание
time has come https://sun9-3.userapi.com/c858524/v858524970/67544/2skRMB1S5YA.jpg
========== IV. Вопрос, которого не было ==========
Когда Берас все-таки сумел признать в них двоих своих новых хозяев, то в один миг превратился вдруг в самого послушного пса, которого только Этьену приходилось видеть. Все время зверь бежал с ними рядом, начиная увлеченно вилять хвостом при любом к нему обращении, и, кажется, даже и не намеревался от их компании куда-то убегать. Приятным был и тот факт, что для поддержания собачьей любвеобильности Этьену даже не приходилось тратить никаких собственных усилий. Пес очень живо отзывался на любые признаки проявляемого к нему внимания — возможно, из-за недостатка оного в прошлом, — а потому очень быстро к Этьену с Рено привязался. И потому, даже несмотря на то, что весь вид огромной собаки вызывал в нем неприятные воспоминания о псах Вайдвена, Берас Этьену нравился. Вероятно, в будущем он мог еще как-нибудь им пригодиться.
Впрочем, сейчас об этом говорить было рано, да и спустя некоторое время совместного с собакой пути Этьена успела откровенно утомить вся идущая от Бераса привязанность. Поэтому очень скоро собачью любовь Этьен целиком и полностью перенаправил на Рено. И тот, кажется, пребывал от этого в немыслимом восторге.
После того, как они отошли от мельницы на достаточное расстояние, Рено поспешил горячо перед Этьеном извиниться, от чего того тот же час захлестнул стыд. Этьен искренне не мог понять, как у Рено получалось делать это так легко и непринужденно. После всего того, что за столь короткое время успел натворить Этьен, лучшее, что следовало с ним сделать — это плюнуть ему в рожу и уйти, не оборачиваясь. Но Рено, кажется, имел на этот счет совсем другие мысли. И все они явно были за гранью понимания Этьена.
Он никогда не умел извиняться. Само это слово — “прости” — всегда навевало ему мысли о чем-то низменном, холопском, несвойственном самой его сути. Поэтому извинениями Этьен пренебрегал так часто, как только было возможно. Пусть за последние полтора года поводов для просьб о прощении у него набралось действительно много.
Может, именно из-за этого неумения переступать через себя Эотас так его не любил? Этьен хмыкнул. Даже если Дитя Света живо до сих пор, вряд ли он когда-нибудь это узнает.
— …так ведь?
Этьен резко остановился. Рено, опустившийся на корточки и увлеченно трепавший Бераса за ушами, смотрел на него во все глаза.
— Что?
— Ты совсем меня не слушал? — вздохнул Рено.
— Нет. Увлекся своими мыслями. Что ты там говорил?
На краткий миг улыбнувшись собаке, Рено поднялся и вновь взглянул на Этьена. В глазах его замерла неуверенность.
— Я просто… Не знаю. — В какой-то миг он мельком коснулся своего медальона, а затем опять улыбнулся. — Наверное, я просто размышлял вслух. Извини, что отвлек. Вряд ли тебе интересно.
— А ты выскажи свои размышления еще раз, и я дам тебе знать, интересно мне или нет.
Рено молчал какое-то время, отведя глаза, и вскоре вздохнул.
— Если честно… Ах, не знаю. Не сочти мои слова грубостью, но мне кажется, что ты вновь меня обманул.
Этьен нахмурился.
— Это как же?
— У меня есть ощущение, что ты все еще пытаешься создать себе какой-то образ, — задумчиво произнес Рено, развернувшись и сделав шаг вперед по дороге. — Образ более плохого человека, чем ты есть на самом деле.
Этьен, ступив следом за ним, злостно усмехнулся.
— Да ладно, я пару часов назад оставил на твоей роже синяк и, как ты выразился, “убил человека”, а ты тут пытаешься мне сказать, что я не такой уж и мудак?
— Произошедшее говорит о твоей несдержанности и, может, неосмотрительности, — пожал плечами Рено, — но вовсе не о том, что ты жесток.
