Снаружи послышалась возня. Дверь с еле различимым скрипом приоткрылась, но внутрь не решился войти никто.

— Впрочем, в отличие от вас, я не садист, — глухо сказал эотасианец, прокашлявшись. — Поэтому на первый раз прощаю.

На короткий миг вой в головах мужчин усилился, а затем схлопнулся и пропал так же неожиданно, как и возник.

— Но благодарите за милосердие не меня, а бога, которого вы все так дружно ненавидите, — процедил эотасианец. — Однако теперь рассвет я вам посоветую встречать с осторожностью. Потому что тех, кто ее не принимает, заря привыкла сжигать.

Из носа у него выступила кровь. Эотасианец, небрежно утерев ее рукавом своей туники, усмехнулся. Он сделал несколько неловких шагов по направлению к двери, но на полпути вдруг остановился и посмотрел назад. Все четверо мужчин, безуспешно пытаясь подняться, глядели на него с нескрываемой ненавистью. Рыжеволосый детина, не сводя с эотасианца глаз, шарил по полу рукой в поисках своего топора.

“Урод.”

Эотасианец несдержанно усмехнулся. Затем все-таки распахнул дверь и вышел прочь.

========== I. Куда дует ветер? ==========

И опять его прогнали.

Нет, конечно, ничего удивительного в этом не было. Пусть деревенские и пустили его на ночь в заброшенную таверну, но с утра прогнали бы в любом случае. Так уж теперь заведено. Злило Этьена только то, что жгучая ненависть к Эотасу в них решила проснуться в самую рань, не дав ему даже позавтракать.

— Вот, милсдарь: отобедайте и валите. Нет, ничего страшного, что вы! С кровопролитием мы подождем, — бурчал себе под нос Этьен, со злостью пиная придорожные камни. — Вот вам на дорожку еще отличный охотничий нож, из самой Бухты Непокорности привезли. Как извлечете из печени, можете использовать по своему усмотрению.

Впрочем, злиться Этьену все-таки не стоило: в конце концов, деревенские оказали ему милость, решив дождаться утра, а не попытавшись прирезать его во сне. Так что теперь сдохнуть ему могло повезти лишь от голода где-то далеко в полях, а не после идиотской заварухи в таверне. Этьен с досадой пнул очередной камешек.

Повсюду вокруг, насколько хватало глаз, простирались бескрайние поля, лишь на уровне горизонта увенчанные буграми далеких холмов. Золото тянущегося к солнцу овса доверчиво щекотало Этьену руки, шепталось волнующимися на ветру колосьями, утопало в ласковом свете только-только зачавшегося утра. Пусть он того и не заслуживал, но Дирвуду в этом году с урожаем определенно повезло, безрадостно думал Этьен. Впрочем, что в пышущем жизнью, что в засохшем поле голодная смерть будет ощущаться одинаково.

Сколько там идти до следующей деревни - три дня, четыре? У него нет и шанса. Все-таки надо было остаться в Редсерасе.

Столкновения с одним из камешков покрупнее его сапог все же не выдержал, поэтому в следующее мгновение Этьен споткнулся, едва не распластавшись на дороге. Ветер, казалось, зашелестел в колосьях призрачной насмешкой.

— Нет, ну чего ты от меня хочешь?! — злостно прокричал Этьен окружающим его полям. — По-твоему, я должен был заикаться и мямлить, пытаясь вбить им в головы бредни о твоей великой милости, а потом позволить рассечь себе башку? Да катись ты в Хель! Им нужна возможность выплеснуть накопившуюся внутри злобу, а не долбанные проповеди о свете и всепрощении. Ты ведь сам все прекрасно видишь!

Поля вокруг него томительно молчали. Как и обычно. Этьен вздохнул, отряхнув с себя дорожную пыль, и побрел дальше.

— Так ты… жрец?

За спиной у Этьена стоял, вперившись в него недоверчивым взглядом, один из деревенских. Совсем еще юноша, явно не старше самого Этьена; утром в таверне его, кажется, не было.

— И с чего ты это взял?

— Жрецы разговаривают с богами, — простодушно пожал плечами юноша. — Ты ж вон разговариваешь.

Этьен скрестил руки на груди, скептически разглядывая незнакомца в ответ, а затем вдруг разразился смехом. Честное слово, это была лучшая шутка, что он слышал за последнее время.

— Эотасу в его нынешнем состоянии такие жрецы явно не нужны, — пробурчал Этьен сквозь распирающий его хохот. — Ну, а ты что ж, только ради этого вопроса за мной уплелся?

Юноша отрицательно покачал головой:

— У меня есть и другие.

Этьен, отвернувшись, небрежно взмахнул рукой.

— Ну, рад за тебя. Только вот ответов у меня нет.

И тут под грудину его кольнуло премерзкой болью. Навязчивой чужой болью, блокировать которую Этьен так и не научился. По-хорошему, сейчас надо было бы попросту быстро уйти, оставив позади и этого идиота, и его глупые эмоции. Вот только юноша заговорил раньше, чем Этьен успел хотя бы вдохнуть.

— Жаль, — с почти что искренним вздохом проговорил он. — Видимо, придется предложить дармовую еду какому-нибудь другому жрецу.

Этьен, широко раскрыв глаза, развернулся в его сторону. Внимательно глядя на юношу, прислушался к его чувствам еще раз. И понял, что никакой ошибки здесь не было.

Волосы незнакомца в свете утреннего солнца отливали медью, а светлые глаза смотрели пытливо, с некоторой долей добродушной усмешки. В иной ситуации, глядя на него, Этьен никогда бы не подумал, будто этот доходяга может так хорошо скрывать собственные эмоции. При себе у юноши не было ничего, кроме тощей дорожной сумки и медальона с тремя звездами, торжественно болтавшегося на шее. Этьен довольно ухмыльнулся.

— Зовут-то тебя как, самоубийца? — спросил он, кивнув на его медальон.

Юноша, не отводя глаз, неловко дотронулся пальцами до побрякушки в явном порыве спрятать ее под рубаху. Но в итоге все же не стал.

— Рено.

Улыбнувшись, Этьен махнул рукой по направлению бегущей впереди дороги.

— Ну, Рено, — усмехнулся он, — если не боишься мучительной и жалкой смерти, то пошли.

Полдень встретил их удушливым зноем. На небо, что еще час назад казалось ровным и ясным, постепенно наползали клочки неприветливых облаков; ветер беспокойно трепал овсяные колосья. Этьен потянул носом. Аромат полей, казалось, ощущался в разы сильнее.

— Только дождя еще не хватало, — со вздохом проворчал он. Рено в ответ лишь понимающе хмыкнул.

Он вообще оказался не из разговорчивых. Если у Рено и правда были какие-то вопросы, то он уперто старался держать их при себе. По какой-то совершенно загадочной причине. В моменты вроде этих Этьен жутко завидовал тем своим братьям по сайферскому ремеслу, что умели по одному лишь своему желанию читать чужие мысли. Сейчас у него не было ни единого желания вытягивать из Рено что-либо силой. Но в ином случае день начал бы тянуться для них еще дольше.

— А тебя, кажется, не особо волнует, куда я… куда мы направляемся.

Рено вскинул голову и, заслонившись рукой от проглядывающего сквозь клочки облаков солнца, посмотрел на небо.

— К вечеру доберешься до рощи, — сказал он, прищурившись. — Спустя день, если идти по дороге, дойдешь до мельницы. Там можно будет пополнить запас чистой воды и, если повезет, еды. Спустя еще день…

Этьен от него отмахнулся.

— Понял, понял. Можешь перестать.

Пошли дальше. Поля вокруг надрывно гудели под натиском ветра; с каждой новой секундой света на них падало все меньше. Рено молчал, а Этьен в очередной раз вспоминал причины, по которым он терпеть не мог подобного неловкого молчания. Комфортно молчать можно было в компании людей, в которых он мог быть уверен — в обществе тех, чью мотивацию Этьен понимал хотя бы отдаленно. Или же хотя бы тех, чьи эмоции не пытались так бессовестно лезть ему в голову. Рено не вписывался ни в одну из перечисленных категорий. Поэтому молчать с ним было попросту мучительно.

— Меня вот что удивляет, — раздраженно пробурчал Этьен. — Ты ведь наверняка видел эту дурную заваруху в таверне. Явно сумел понять, что я - не тот тип, путешествия с кем могут тебе гарантировать безопасность. Но все равно за мной пошел.

Рено опустил голову, напряженно закусив губу, и нерешительно дотронулся до своего медальона. Несколько шагов они сделали в молчании. Внутри Этьен стонал.