Этьен непонимающе вскинул бровь.

— Я погорячился, когда раньше сказал, что мы сможем взять у него еды. — Рено смотрел ему в глаза, взволнованно поглаживая свой медальон. — Мельник… Мельник терпеть меня не может. Нам повезет, если он не решит схватиться за топор тут же, как увидит нас на своем пороге.

Вокруг стояла звенящая тишь, что жадно проглатывала каждое брошенное в нее слово.

— А верит он, дай угадаю… В Бераса?

Рено кивнул.

— Хочешь сказать, — ухмыльнулся Этьен, — чувства юмора у него совсем нет?

Светлоокое солнце глядело на него с явным пренебрежением. Рено, не спуская с Этьена глаз, не ответил.

— Тогда все будет проще, чем ты думаешь.

Мельница, старая, покореженная, истрепанная ветрами и непогодой, чернела на фоне белесого марева неприступным фортом. Казалось, она была местом, которого заря не способна коснуться вовсе; несмотря на залитый светом туман, она отбрасывала на луга четкие, глубокие тени. Душа у Рено начинала дрожать тут же, стоило только ее владельцу поднять глаза от пыльной дороги. Этьена это веселило.

— Ты доверишься мне? — с искренним любопытством спросил он, повернувшись в сторону своего спутника.

Рено смотрел на него совершенно недоуменно. На бледной коже синяк его походил на клочок выжженной земли.

— А у меня есть выбор?

Этьен улыбнулся.

Спавшая у дома возле мельницы старая дворняга, габаритами своими походившая скорее на теленка, чем на пса, почуяла присутствие Рено и Этьена лишь к тому моменту, когда они успели ступить на отбрасываемую мельницей на дорогу тень. Мельник, однако, оказался чуть расторопнее своей скотины. Поэтому, стоило только дворняге подать голос, как он тут же выскочил из-за двери с мотыгой в руках. И в следующий же миг замер в оцепенении.

Глаза его, залегшие под кустистыми бровями и подернутые привычным для стариков выражением всеобъемлющей ненависти, смотрели на Этьена с чудовищно плохо скрываемым страхом. Руки мельника, морщинистые и мозолистые, как и все его существо, била крупная дрожь.

Этьену совершенно не было его жаль. Поэтому он уверенно сделал шаг вперед и, подбоченившись, театрально взмахнул рукой.

— Значит, так ты встречаешь своего господина, жалкий смертный? — гордо гаркнул Этьен, кивнув на мотыгу в ладонях мельника. — С оружием в руках?

Старик затрясся еще сильнее и, упав на колени, швырнул мотыгу прочь.

— О, владыка…

— Нет! — перебил его Этьен, деланно схватившись за голову. — Избавь меня от своих оправданий, несчастный! Мне не нужен твой жалкий лепет, ведь я здесь за тем, чтобы вершить твою судьбу!

Побледневший мельник едва не терял сознание. Рено, стоявший все время поодаль, смотрел на происходящее с нескрываемым недоумением. Этьен прекрасно это чувствовал. И потому едва сдерживался от того, чтобы не расхохотаться.

— Выйди вперед, обиженная душа! — Он кивнул Рено, на миг хитро улыбнувшись, а затем вновь обратился к мельнику. — Скажи мне, несчастный: признаешь ли ты свои грехи перед этим человеком?

Рено, сдвинув брови, недоверчиво подошел ближе. Старик взглянул на него, и глаза его вмиг переполнились изумлением.

— Да, владыка Берас… — недоуменно промямлил мельник. — Но разве человек этот — не безбожник, существу твоему противный?..

— Молчать! — рявкнул на него Этьен, и старик, зажав уши, вскрикнул. — Не тебе судить эту душу, жалкое отродье! Я есмь закон и судья, и лишь я знаю, кто здесь бога ведает, а кто бесконечно от него далек!

Из носа у Этьена выступила кровь, заблестев кармином в редких солнечных лучах. Но ему не было до этого дела.

— Долгие годы ты прилежно возносил мне молитвы, — продолжал он с неизменным пафосом, — но все это время они были ничем иным, кроме как попустительством твоих грешных деяний. Ты прикрывался моим именем, сея хаос и бесчестье, но боле не бывать тому — ибо вот он я, здесь, дабы покарать тебя за твои прегрешения!

Мельник, упав лицом вниз, спазматически затрясся. Этьен прерывисто выдохнул.

— Следовало бы мне сейчас растерзать твою душу и рассеять ее по всем сторонам света, но я все же дам тебе шанс на… искупление. В обмен на свою спаси жизнь человеку, которому ты причинил столько бед, прикрывая свои бесчестные деяния моим именем: поделись с ним едой из дома своего в знак извинений за все совершенное, и будешь мною прощен. Пока что.

Мельник, медленно поднявшись на ноги, попятился обратно к двери, продолжая неловко кланяться, и скоро исчез внутри своего хлипкого домишки. Недоуменный пес, тявкнув напоследок пару раз, улегся обратно под стену. И лишь тогда Рено позволил себе рассмеяться.

— Ох, боги, — промямлил он сквозь распирающий его хохот, — Этьен, ты ужасен! Просто ужасен!

Этьен неловко улыбнулся, схватившись за голову. А затем вдруг тяжело опустился на землю.

— Он мертв.

В течение последних десяти минут Рено изо всех сил тряс мельника за плечи, кричал ему что-то в лицо, пытался разомкнуть веки, бил по щекам. Но все его старания не давали никакого эффекта. И дать не могли.

— Сердце небось не выдержало, — скучающе вздохнул Этьен, оперевшись спиной о стену. — Видать, у Бераса все-таки есть чувство юмора.

Рено, рывком развернувшись, посмотрел на него с нескрываемой неприязнью. А затем как ни в чем не бывало продолжил трясти бездыханного мельника.

Внутри дома смердело кислой капустой и грязным бельем. Крохотные хлипкие оконца не могли дать всему пространству достаточно света, поэтому кругом царила полутьма, в которой хаотично разбросанные предметы удавалось разглядеть по одним лишь очертаниям. Куда ни плюнь, повсюду валялись пустые бутылки или кружки из-под меда, и, глядя на них, можно было лишь гадать о том, как же мерзко было на душе у мельника последние несколько недель. Этьен не почувствовал внутри него скорби. Наверное, способности его со временем все же притупились.

Впрочем, неиспорченная еда у старика все же была, и нашлось ее больше, чем Этьен с Рено смогли бы утащить с собой. Рено, впрочем, вряд ли бы после такого согласился брать что бы то ни было из дома несчастного мельника. Поэтому Этьен, пока спутник его был занят безуспешными попытками привести старика в чувство, впопыхах набивал их сумки хлебом и вяленым мясом.

В конце концов Рено то ли всхлипнул, то ли вздохнул и неловко отсел в сторону. Мельник остался недвижно лежать рядом с ним, устремив невидящий взгляд к потолку.

— Его звали Аскольд, — глухо сказал Рено, глядя в пол. — Он не был плохим человеком. Да, он ненавидел эотасианцев всех до единого, но разве можно его в том винить? На войну ушли оба его сына. И ни один не вернулся.

Этьен неопределенно хмыкнул, глядя на разбросанные по близстоящему столу письма.

— Он вряд ли мог знать о том, что к его мельнице сегодня утром пришли именно эотасианцы. Но все равно первым делом схватился за свою мотыгу.

Словно пощечина, в голову ему влетел раскат чужой злости. Рено едва не подпрыгнул.

— Да как ты, — проскрежетал он, — да как ты смеешь после всего этого обвинять мельника в чем-то? Это ведь ты убил его!

Этьен инстинктивно схватился за ткань туники у себя на груди и сжал ее так, что побелели костяшки пальцев. Но выражение его лица ни капли не изменилось.

— Ты бредишь, Рено, — улыбнулся он, повернувшись к стене. — Прекрати.

Рено коротко зарычал, злостно топнув по полу ногой. Но потом вдруг посмотрел на мельника, и неприязнь в его взгляде мгновенно сменилась скорбью.

— Да… — Отвернувшись, он опустил голову. — Прости. Ты прав. Я виноват не меньше. Я ведь не помешал тебе.

Этьен, лихо развернувшись в его сторону, рукой задел стоявшую на столе пустую бутылку, и она тут же упала, с грохотом расколовшись на части.

— Ты, идиот! Не все в этом мире измеряется чьей бы то ни было, сука, виной!

— Да? — Рено огрызнулся. — Вот это новости! Почему ж тогда этому бедолаге ты только что от лица Бераса пытался внушить прямо противоположное?

Этьен свел вместе брови. На скулах у него заходили желваки.