Он ожидал почувствовать от группы типичное для его сограждан уныние, может, даже не такое редкое в этих краях разочарование, но вместо этого ощутил радость. Немного помутненную усталостью, но все же радость — люди шли вперед с улыбками на лицах, вполголоса весело переговариваясь. В какое-то мгновение Этьен вздрогнул — так давно он не чувствовал ничего похожего.
Впрочем, чем ближе люди подходили к телеге, тем быстрее спадал их оптимистичный настрой. Этьен усмехнулся, переведя глаза на Габино. Вроде же служители закона — чего ж от них так простой люд воротит?
Когда фермеры, одетые в простенькую походную одежку, поравнялись с повозкой, бряцая добром в наплечных сумах, Этьен предусмотрительно отвернулся. Мало ли, кто там мог идти. Встретить в таком положении знакомых было бы сущим…
— Мастер Этьен… Это же вы?
…наказанием. Этьен спешно обернулся, внимательно вгляделся в лицо замершего на дороге фермера. Тот был светловолосым, с носом-картофелиной и морщинками вокруг рта. Черты были знакомыми, но имя Этьен не помнил. Габино тоже обернулся.
— Точно вы! — Фермер заулыбался, махнул рукой спутникам, подбежал ближе к повозке и пошел вровень с ней. — Не признал сразу, голова дырявая.
— Сумерки, что поделать, — нервно усмехнулся Этьен. — С кем имею… честь говорить?
Фермер ничуть не изменился в лице.
— Атли, мастер Этьен. Неужто не помните? Год с гаком всего-то минул!
Этьен кивнул. Он предпочел бы не помнить.
— Конечно. Как поживаешь, Атли? Работу нашел?
— Да, как же иначе. Не сразу, это да, но нет худа без добра, сами знаете… Храм нынче латаю не так далеко, в Пэйлроу. Мы с женушкой вас не так давно вспоминали, вот как хорошо все-таки было вас встретить…
Атли откашлялся, приложил руку к груди — видно было, что он запыхался. И неудивительно: повозка летела вперед быстро, несчастному фермеру приходилось за ней едва не бежать. Этьен недовольно обернулся к козлам.
— Эйк, будь добр, останови.
— Нет уж, Эйк, — встрял Габино. — Не останавливай. Мужик, обмен любезностями закончили, проваливай себе. У нас с пленными разговоры не поощряются.
— Габино, ну какая же ты…
— С пленными?! — охнул Атли, не сбавляя шага. — Что значит — с пленными? Такого человека, да и в плену держать? Это ж за какие такие провинности, извольте уж поведать!
Габино усмехнулся себе в усы.
— А вот это уже не твое дело, мужик. Валил бы ты себе подобру-поздорову.
— Габино, — раздраженно воскликнул Этьен, — ну ради всего святого, хоть пять минут не будь ты такой свиньей! Или ты настолько трусоват, что думаешь, что тебе даже фермер угрожать может?
Сплюнув за борт, Габино нахмурился. Несколько мгновений молчал, затем сделал Эйку знак рукой.
— Ладно, имбецил, балакайте. А я посмеюсь.
— Ну спасибо, сволочь бородатая.
Телега остановилась. Атли согнулся, оперся руками о колени, несколько раз тяжело вдохнул и выдохнул и вновь поднял голову.
— Так как это, — обратился он к Этьену, — как это так — с пленными? По какому это праву сии господа вас в плену держат?
— Ой, Атли… — Этьен вздохнул. — Не бери в голову, серьезно. Я в… в полном порядке. Ты мне лучше про себя расскажи, а? Куда вот путь держишь?
Атли нахмурился, взглянул попеременно на Габино и Эйка. Затем показательно сплюнул.
— В Приют Святого, мастер. На ярмарку. Хотел женушке чего-сь к празднику прикупить… Да и продать. Женушка-то, говорю, до сих пор вас добрым словом поминает. Говорит все, мол, надобно бы вас навестить, спасибо сказать. Ну так, раз какой-никакой шанс выпал…
Этьен остановил его взмахом здоровой руки.
— Пустое. А жене передавай наилучшие пожелания. С деньгами-то у вас как?
— Держимся, — вздохнул Атли. — Бывало хуже. Ну, сами знаете.
Кивнув, Этьен обернулся к Габино.
— Будь добр, вынь из моей сумки кошель и дай мне.
— Ага, разбежался, — усмехнулся Габино. — Ты — наш, и твои деньги теперь принадлежат Совету. Неужто Совет грабить собрался?
— Да уж не побрезгую, — нахмурился Этьен. — Не будь такой сукой, отдай мои деньги.
Цокнув языком, Габино покопался в его сумке и бросил ему небольшой плотно набитый мешочек. Этьен, выдохнув, перекинул его Атли. Тот кошель ловить не стал, и в итоге мешочек с бряцаньем завалился к колесу телеги.
— Мастер, да вы что же…
— Забирай, не будь дураком, — строго сказал Этьен. — Если совесть придавит, можешь часть денег вернуть Руфь из «Вельветовой перчатки». А теперь бывай. Поехали, Эйк.
Телега тронулась, и Этьен больше не оборачивался. Атли некоторое время стоял на том же месте, неверяще глядя перед собой, затем все же подобрал с земли кошель.
— Спасибо, мастер Этьен! — крикнул он. — Век вас не забудем!
Вскоре его крик затерялся среди стрекота цикад. Габино некоторое время глядел назад, затем шумно усмехнулся.
— Что, в благородство перед смертью поиграть решил?
— Почему только перед смертью? — искренне изумился Этьен. — Если ты не знал, я уже пару лет подрабатываю профессиональным актером. Вон, Атли не даст соврать.
Габино презрительно цокнул языком.
— Так что, — очнулся вдруг Эйк, — это из твоей той деревни мужик, что ли?
— Ага. Советую об этом на досуге подумать.
— Он и без тебя найдет, о чем думать, — раздраженно вставил Габино. — Подгони клячу, Эйк. Скоро совсем стемнеет.
А темнело и правда быстро.
Когда стемнело окончательно, доехать до ближайшей деревни они не успели, поэтому ночевать решили в перелеске возле тракта. Телегу скатили на обочину, немного проехали вглубь леска и, когда прижавшиеся друг к дружке деревья не дали дороги дальше, заночевать решено было прямо на месте.
В тишине развели костер, молча поели сухарей и вяленого мяса. Затем некоторое время еще глядели на огонь, слушая уханье филина, прятавшегося где-то в верхушках деревьев.
— Знаете, — начал в какой-то момент Эйк, не сводя глаз с костра, — а я вот все-таки подумал об этом мужике с дороги.
— Да ради рассвета, — закатил глаза Габино, — нормально же сидели. Завали пасть, не охота мне сейчас с тобой собачиться.
Эйк и ухом не повел.
— Вот подумал я об этом мужике, говорю, и вот что решил: не было ничего благородного в том, что случилось. Вот мы Этьена казним, а такие, как тот мужик, за эти вот выпендрежи потом его мучеником мнить будут. Так что это все было сделано, только чтобы Совету поднасрать. Вот, что думаю.
Габино хмыкнул.
— А ведь здравая мысля, — хитро улыбнулся он, взглянув на Этьена. — Бунт он нам тут, значит, подогревает, скотина такая. Это уж обвинение посерьезнее будет, а, Эйк?
Эйк гаденько усмехнулся.
— Ага. Еще одно в копилочку.
Этьен тяжело вздохнул, поправил мешок у себя под спиной.
— Да Боги правые и неправые, — начал он возмущенно, — что ж вы меня каким-то злом вселенским выставить пытаетесь? Вот сделаешь доброе дело, а вы уже заговор тут видите. Из-за такого отношения вас и презирают, дурачье.
— Да пусть себе презирают, — хохотнул Эйк. — Мы свое дело вовсе и не за спасибо делаем, между прочим.
— Вот из-за этого-то, — показал на него пальцем Этьен, — вы и мудаки.
Габино устало вздохнул.
— Хорош уже письками мериться, все мы тут не лыком шиты. Это, в конце концов, не столь важно.
— Ну, а что ж тогда важно?
— То, что тебя через пару дней на площади повесят, а мы с Эйком будем в «Вельветовой перчатке» вирсонег пить.
— О, ну спасибо, — огрызнулся Этьен. — Я уже и забыл.
— Пожалуйста.
Посидели еще немного, слушая потрескивающий в костре валежник. Спустя некоторое время Габино со вздохом решил перевязать Этьену раны, а Эйк, сходив по нужде, начал забираться обратно в телегу.
— Че хотите делайте, — сказал он тоном, не терпящим возражений, — да вот только теперь моя очередь на мягеньком жопу греть.
— Да пожалуйста. Но часа через четыре в дозор ты встанешь.
— Ой, командир, отвали.
Отрубился Эйк быстро: примерно к тому моменту, когда Габино закончил с бинтами и отсел от Этьена подальше, из телеги послышалось звучное похрапывание. Ни Этьена, ни Габино, впрочем, спать не тянуло. Поэтому они все так же молча сидели по разные стороны от телеги, глядя прямо перед собой и думая о чем-то своем.
