— Пизда Хайлии, — вскипел Габино, злостно отбросив в сторону грифель с пергаментом. — Че тебе от меня надо, кретин недоделанный? Чего ты добиться пытаешься?
— А ничего. — Этьен беззаботно сунул сухарь в рот. — С отчетом тебе помогаю, только и всего.
Сплюнув за борт повозки, Габино поднялся, сжал в кулак правую руку. Эйк с интересом обернулся через плечо.
— Умник херов, — прорычал Габино, сжимая и разжимая руку. — Подумай еще раз и возьми свои слова назад. Или ты вправду хочешь устроить тут сцену?
Эйк хмыкнул.
— Вряд ли еще одну такую сцену он переживет.
— Заткнись, Эйк. Пусть он сам решает.
Этьен выплюнул недожеванный сухарь на дорогу и, нахмурившись, посмотрел Габино в глаза.
— Я возьму свои слова обратно, — кивнул он, не отводя взгляда, — если ты объяснишь, что из мной сказанного так тебя взбесило.
— Ну-ну, — усмехнулся Габино. — Думаешь, ты в том положении, чтобы мне условия ставить? Ты ж пойми, Этьен… Некоторые вещи требуют суда и следствия, а за некоторые и собственными руками брюхо вспороть не грех.
Лошадь захрапела, и повозка резко остановилась.
— А знаете, — нервно выдал Эйк, спрыгивая с козел, — мне бы отлить не помешало…
— Да-да, — бросил Габино, не оборачиваясь. — Вали.
Недовольно что-то проворчав, Эйк быстро засеменил к близлежащим кустам. Габино подошел к Этьену ближе.
— Дезертиры те, значит, — хмыкнул Этьен, отвернувшись. — Как их звали, м? Братья Ферро, кажется, да? Я их помню. Их насильно в армию затащили; на деле-то они ни слухом ни духом были не о Вайдвене, не о всей этой его заварухе. Пришлось всего-то на паре мыслишек их внимание заострить, и все — раз, и ни того, ни другого…
— Слышь, паскуда, — Габино навис над ним, ухватился рукой за навершие меча. — Ты мне мозги не пудри. Вайдвен бы не допустил, чтоб ты за такое…
— Ах, Вайдвен! — Этьен рассмеялся, вперившись в него взглядом. — А ты думаешь, он такой весь из себя святой? Ах, ну да. Уж извини меня, совсем что-то из головы вылетело!
Габино рявкнул, схватил его за ворот туники. Затем занес руку для удара… И так же быстро ее опустил.
— Я тебе не верю.
— О, это поправимо. Тебе показать?
Выпустив его, Габино отвернулся.
— Не надо.
Он отошел к другому краю повозки, скрестил на груди руки, уставившись на сидевшего у придорожного дерева Эйка. Этьен тяжело вздохнул.
— Почему ты так бесишься на меня? Ведь дело не только в дезертирстве. Я же вижу, есть что-то еще.
— Не копайся у меня в голове, — зло бросил через плечо Габино. — Мое отношение — это мое дело.
— Ну уж нет, — натянуто усмехнулся Этьен. — Сейчас от твоего отношения как-никак моя жизнь зависит. Поэтому…
— Ох, сука! — Габино всплеснул руками, обернулся. — Ну давай, конечно, влезь мне тогда в башку, развороши там все и заставь меня думать так, как тебе хочется. Тебе же плевать, что у других людей есть право хотя бы на собственные мысли, у тебя же ничего святого, сука, нет!
Этьен открыл было рот, чтобы что-то возразить, но затем так же быстро его закрыл.
— Ты вообще хоть кого-нибудь уважаешь, Этьен? — продолжал Габино, все больше хмурясь. — Ни боги для тебя не авторитет, ни короли — ну хоть кто-нибудь есть, а? Хоть кто-нибудь, сволочь ты такая? Эотас милосердный, да если бы все дело было только в том, что я тебя ненавижу… Наша страна и так не в лучшем положении, а такие, как ты, делают все еще хуже. Ты хоть сам осмыслить попытайся, что ты творишь. Ты уничтожил монастырь на юге, если это все, конечно, правда, ты спровоцировал побег людей Райса — и небось героем себя считаешь. А ведь владения Райса — один из ключевых поставщиков кукурузы в епархии. Если никто не будет возделывать его земли, если никто в ближайшее время не соберет урожай, то в округе вновь начнется голод, и кто тогда людей будет кормить? Ты со своим несуществующим монастырем?
Габино вздохнул, вновь отвернулся к дороге.
— Вопрос твоей смерти — это вопрос прежде всего всеобщей безопасности. У тебя есть способности, и с твоей дурной головой эти способности опасны. Ты должен умереть не только потому, что я хочу отомстить. Ты должен умереть, чтобы Редсерасу стало хоть чуть-чуть проще дышать.
Этьен опустил голову. Несколько мгновений он молчал, не в силах что-то возразить. Но затем изнутри его что-то кольнуло.
— Значит, я угрожаю Редсерасу, — болезненно усмехнулся он. — Значит, это я делаю нашу жизнь хуже? Ох, тогда скажи на милость, кто делает ее лучше! Райс, героически возделывающий поля и хлещущий своих людей плеткой за каждое неудобное слово? Папаша Эдмунд, который ослеп настолько, что не мог прочитать ни слова в бухгалтерской книге? Совет, который из-за бесконечной грызни не успевает смотреть за своими собственными землями? Я, мать твою, порчу вам жизнь! Да я единственный во всей этой прогнившей стране пытаюсь хоть что-то, сука, сделать! Я ошибаюсь, и иногда я ошибаюсь критично, но кто, Хель тебя забери, не ошибается? Как будто Вайдвен на пути к власти ни разу не обосрался!
— Не сравнивай себя с Вайдвеном! — злостно прокричал Габино, обернувшись. — Уж кому-кому, а Вайдвену ты даже в подметки не годишься!
— Ах, вот как? Да сам же Вайдвен, мать твою, думал иначе! В ином случае я попросту бы сейчас здесь не сидел!
Габино поджал губы.
— Объяснись.
— Да ради всех богов, тьфу на тебя. У твоего любимого святого вместе с его божком не раз и не два был шанс меня на месте прикончить, только вот знаешь, что они вместо этого учудили? Отпустили на все четыре стороны, вот что! И только попробуй вякнуть, что я опять тебе лгу — я тебе хоть каждый наш диалог с Вайдвеном во всех деталях продемонстрирую, будь ты неладен!
Габино отшатнулся. Некоторое время он молчал, и взгляд его беспокойно метался по округе. Затем он отвернулся к дороге.
— Эйк! Поехали.
Когда Габино садился обратно на место, руки у него дрожали. На Этьена он больше не смотрел.
Эйк быстро вернулся на место, и вскоре телега двинулась. Так и не дождавшись ответа, Этьен махнул здоровой рукой и повернулся на бок.
— Может, даже Эотас в чем-то ошибался, — неслышно выдохнул Габино куда-то в сторону.
Этьен обернулся.
— Что?
— Ничего. Отвали от меня.
Цокнув языком, Этьен принялся созерцать округу.
Ближе к закату, повернув на ближайшей развилке направо, вышли на тракт пошире и поприличнее — одновременно пройти на нем по примерным прикидкам могли даже два воза, при этом друг друга не потеснив. Телега теперь не норовила то и дело угодить в канаву и не перепрыгивала через каждый неудачно расположившийся камешек, а кое-где даже встречались не покосившиеся указатели.
— Это ж вроде тот самый паломнический путь, да?
— Я тебе че, пилигрима напоминаю, че ли? Откуда мне знать?
— Ну-ка хайло оба прикройте.
— Боги, Габино, какой же ты зануда.
Вечерело быстро, и жара мало-помалу спадала. Постепенно Этьен начинал чувствовать себя лучше: пулевые ранение больше не кровоточили, дышать становилось легче. Заслуги его спутников в том не было, но Этьен все равно заметил за собой, что раздражать его они начали чуть меньше.
Смерть, думал Этьен. Периодически он смотрел на Габино и размышлял: что, правда его смерть будет выглядеть так? У его смерти будет рыжая неухоженная борода, полчелюсти выбитых зубов и страшенный деревенский акцент? Нет, не самый худший вариант, разумеется, но Этьен все же ожидал чего-то более пафосного. Чего-то между сеан-гулой и лично Воэдикой. Он, конечно, еще надеялся, что палач его будет выглядеть повнушительнее (или хотя бы посимпатичнее), но от жителей Редсераса подобного стоило ждать в последнюю очередь. В конце концов, мало кто из его соотечественников вышел рожей.
Когда верхушка неба подернулась пурпурным, а от перезвона цикад начало закладывать уши, на горизонте замаячила группа людей. Либо фермеры, либо паломники — особо беспокоиться было не о чем, поэтому Габино в их сторону даже не взглянул. Эйк же, когда люди стали приближаться к повозке, резко перестал насвистывать. Этьен от скуки начал прислушиваться.
