Бегущие по тракту колеса повозки гулко постукивали, отбивая привычный путевой ритм; лошадь то и дело фырчала, явно недовольная тем, с каким усердием Эйк ее подгонял. Солнечный свет резал Этьену глаза. Первым делом он попытался вздохнуть, на что грудная клетка мгновенно отозвалась распирающей легкие горячей болью. Каждый вдох давался ему с трудом, малейшее движение казалось актом самоистязания. Сил не хватало даже на то, чтобы вытянуть перед собой руку. Все-таки Габино перестарался, подумал Этьен. Переусердствовал самую малость.
Когда Этьен открыл глаза, то обнаружил, что лежал он вдоль края повозки с подложенной под голову сумкой. Рана на ноге была перевязана новыми бинтами, как и плечо.
«Удивительно, — усмехнулся он про себя. — А всего-то нужно было дать себя отдубасить.»
— Ну, — неуверенно спросил Малкольм, чуть приблизившись к нему, — как оно?
Этьен прикрыл глаза и тяжело выдохнул.
— Я сейчас блевану, если честно, — хрипло ответил он. — Воды можно?
— Да, конечно.
Малкольм спешно дал ему выпить из фляги, затем, кашлянув, взглянул на Габино. Тот глядел в другую сторону, но все равно безразлично махнул рукой.
— Вот, значит, — пробурчал Малкольм, обернувшись к Этьену. — Пару вещей мне надо у тебя выспросить. Сейчас ответить сможешь?
Этьен закашлялся.
— Ну… Да, наверное, — неловко кивнул он через некоторое время. — Что там?
— Штука такая, в общем. Так как твое дело из-за, м-м… Выяснившихся обстоятельств попадает уже в другую категорию, то и мер требует соответствующих. Это я к тому, что теперь тобой заниматься должен, собственно, Совет, а не отец Райс, из-за чего переправить тебя необходимо непосредственно к ним. Без промедления, угу. — На этих словах он косо глянул в сторону Габино. — Но так как у нас еще есть некоторые обязательства перед Райсом, то и информацию по интересующему его вопросу нам добыть тоже следует. Поэтому, собственно… Куда ты все-таки его людей отправил?
Прикрыв глаза, Этьен вздохнул.
— Ну, слушай, — продолжал Малкольм через мгновение, — в твоих же интересах завершить это дело сейчас. Потому как, ну… У нас свои методы допроса, а в силу твоего нынешнего состояния…
— Я понял, — перебил его Этьен. — Я отвечу. Мне надо… собраться, ладно?
— А, ну… Да, разумеется.
Сделав над собой усилие, Этьен положил руку себе на грудь, силясь нащупать на ней свой медальон. Побрякушка была на месте, спрятанная под тканью туники; вытащив ее наружу, он огладил поверхность медальона дрожащей от усталости рукой.
«Все будет в порядке, пока он со мной. Все будет в порядке.»
— Они… просили меня о помощи, — тихо выдохнул он. — Им плохо жилось при Райсе. Я не мог позволить себе пройти мимо… Я сказал им, что у настоятеля Ингмара они смогут начать жить получше. Мы с Ингмаром… Добрые приятели, поэтому я знал, о чем говорю. Они попросят у него убежища, когда доберутся. Теперь Райсу придется разбираться именно с отцом Ингмаром.
— Вот оно как, — кивнул Малкольм. — Почему же ты не сказал сразу? Всего этого вполне можно было бы избежать.
— Я не… хотел заставлять Ингмара разбираться с этим чокнутым. Если бы я молчал, Райс бы вряд ли скоро додумался до всего этого. А за это время… Те селяне вполне могли бы начать нормальную жизнь.
Совершенно неожиданно усмехнулся Габино.
— Крестьяне всегда ноют при малейшей возможности. Это вовсе не значит, что им так уж плохо живется. — Он сплюнул на дорогу и повернулся к Этьену. — В итоге из-за твоей недальновидности проблемы теперь будут еще у двух настоятелей. Ты, как я вижу, думать о последствиях так и не научился.
Этьен слабо улыбнулся.
— Пожалуй, что так. — Он вновь закашлялся. — Что-нибудь… еще?
— Да нет, — пожал плечами Малкольм. — Это вполне себе исчерпывающий ответ. Габино, мы с Алеком тогда…
— Да пожалуйста. Лошадей получите и валите.
— Как-то ты слишком негативно настроен.
— Боже, не лезь, а?
— А то что?
Этьен еще некоторое время слушал их перепалку, пока вновь не уснул.
***
— Так значит, ты забыл?
Свет вспыхнул перед его глазами так неожиданно, что на миг Этьену показалось, будто он ослеп. Он помнил место и время, где подобное уже однажды случалось. А потому искренне надеялся, что то, что произойдет далее, не будет иметь никакого отношения к тем событиям.
— Ты забыл, кто дал тебе право выбирать?
Когда он открыл глаза, то обнаружил себя лежащим на алтаре. Огромный стеклянный купол висел над ним, уносясь далеко ввысь, и бьющий сквозь его стекла режущий свет не давал и шанса разглядеть вокруг себя что-то еще.
Свет притягивал к себе взгляд, не позволяя даже моргнуть; Этьен смотрел вверх неотрывно, и через несколько мгновений из глаз у него потекли слезы.
— Я сам, — выдохнул он. — Я дал себе такое право.
Этьен попытался пошевелить рукой, но тело его не слушалось. Он не чувствовал ничего, кроме обжигающих глаза солнечных лучей. Солнечных ли?
— Можешь обманывать себя, но мне ты лгать не будешь.
— Я и не лгу. Право выбирать было моим еще до того, как меня впервые обожгло короной Вайдвена. Иначе бы эта история не зашла так далеко.
— Вайдвен отнял у тебя это право. Кто его тебе вернул?
— Я сам. Я не буду говорить тебе того, что ты так хочешь услышать.
Некоторое время свет продолжал прожигать ему взгляд. Затем Этьен почувствовал, как к нему резко вернулась способность моргать. Впрочем, ею он решил не пользоваться.
— Значит, ты намерен отрицать свой долг перед Светом? Ты будешь отрицать то, кем ты стал?
— Я и не пытался. Но мой долг невозможно выплатить. Я не могу и дальше делать вид, будто мне это по силам.
— Служение было твоим выбором. Ты помнишь об этом?
Этьен прикрыл глаза.
— Я и не могу забыть о таком. Я выбрал его сам, я сам выбрал этот долг и сам решил остаться с ним. Но я не в праве сам закончить все это. Поэтому… Прошу об этом тебя.
Свет замерцал перед ним мириадами искр, и Этьен вновь взглянул вверх.
— Но готов ли ты умолять меня о такой услуге?
Ласковый, как никогда прежде, свет стекал на него мягкими волнами, обволакивал все его существо, подобно шелковому полотну. Столь многое стояло на кону, понял Этьен. Столь многое было… в его руках.
Он почувствовал, что силы к нему вернулись. Не отводя взгляда от купола, он оперся ладонями об алтарь и сел. Свет сам вырисовал улыбку на его лице.
— Нет. Я прошу тебя — но умолять не стану.
— Тогда ты знаешь, что я тебе отвечу.
***
«Какой я идиот, Боги.»
На его пробуждение тело отозвалось болью, начавшей уже казаться привычной. Колеса телеги отстукивали по тракту свой зацикленный ритм. Эйк фальшиво напевал что-то себе под нос.
«Как будто есть теперь какая-то разница, что я там наобещал когда-то. Какое сейчас вообще значение имеют обещания? Ох, Боги, Боги. Я кретин.»
— Умираю, — прохрипел Этьен, разлепив глаза. — Есть хочу.
— Рановато умирать, — вздохнул Габино, закопошившись в сумках. — На вот. Жуй.
Он сунул Этьену в рот кусок солонины неизвестного происхождения. Этьен присел, приложив к этому все имеющиеся в нем силы, и принялся жадно разжевывать мясо. На вкус оно, конечно, оказалось отвратительным, но это уже было лучше, чем ничего.
Повозка заметно опустела — теперь в ней их было всего трое. Этьен просыпался несколько раз до этого, а потому смутно помнил, как они разделились с Малкольмом и Алеком — те, кажется, поехали к Райсу. Осознание этого, впрочем, доставляло Этьену мало радости.
«Тот еще подарочек Ингмару скоро пришлют, ничего не скажешь. Хоть бы тех двоих сеан-гула какая-нибудь по дороге разодрала.»
— Мясо еще есть?
— Да, бери.
Он изменился, подумалось Этьену. Начал казаться более серьезным. В прежнее время сложно было уличить момент, когда Габино бы молчал — но не теперь. Он сидел у края повозки, равнодушно глядя на округу через плечо, и дышал медленно и глубоко, целиком погруженный в свои мысли. Мысли, посвященные вовсе не этому времени и месту. Этьен вздохнул.