Эйк мельком улыбнулся.
— Да, есть в нем такое, — сказал он чуть более дружелюбно. — Мы его в дозоре никогда не оставляем. Потому как чуть что, так ярости в нем на семерых хватает.
— Хе, верю. Вы давно знакомы?
— М-м-м… Чуть меньше года, думаю. А ты его откуда знаешь?
Этьен замолк на мгновение.
— Так он не рассказал?
— Ни слова, — пожал плечами Эйк. — Сколько ни спрашивали. У нас уже было мысля пошла, что ты у него навроде неудавшегося контракта. Больная тема, короче.
— Нет, нет. — Этьен отвернулся, мимолетно улыбнувшись. — Мы что-то вроде… Старых приятелей. Может, даже друзей. Не знаю, что он про это теперь думает.
— Ну, — усмехнулся Эйк, — сейчас понимаю. Мало кто будет гордиться подобной дружбой.
— Да… Да, пожалуй.
Лошадь, казалось, засыпала на ходу, поэтому Эйку приходилось неустанно встряхивать поводья. Ночь стояла спокойная и беззвездная. Из звуков кругом был слышен лишь шелест трав, потревоженных мимолетным порывом ветра, ну и, конечно, храп Габино.
Хоть лицо его и было еле различимо в скупом свете фонаря, Этьен все равно пытался хорошенько его рассмотреть. Пытался углядеть на нем новые шрамы, наверное. Он вглядывался в него долго, но то ли неверный свет обманывал его, то ли все и вправду осталось по-прежнему.
— Как он вообще поживает? — со вздохом спросил Этьен.
— Габино-то? О, ну… Да нормально вроде. Жалование ему давеча повысили, он тут новым нагрудником щеголял. Он вообще мужик беззаботный, как мне думается. Не уверен, что что-то его прям тревожит.
— Вот как. — Этьен выдохнул. — Приятно знать. Спасибо.
Эйк вновь мельком обернулся, и Этьена тут же что-то кольнуло в грудь. Вина или что-то похожее. Он посмотрел на Эйка, но в глазах у того этого выражения не было. Отвернувшись, Эйк кашлянул.
— А ты вообще, ну… Правда настоятель, че ли?
— Хочешь — не верь, но да. Я потом как-нибудь подробнее расскажу. Долгая история.
— Ох. — Эйк поежился. — Ты это… Особо не серчай за ногу, лады? Мы в святых отцов стрелять не приучены. Просто, ну… Рефлекс, или как его…
— Я понял, — улыбнулся Этьен. — Не бери в голову.
— Ага.
— Эйк, Скейн бы тебя!
Прежде чем Этьен сумел что-либо осознать, чужая рука схватила его за шкирку и отбросила в угол повозки. Он не ударился, так как в углу лежали сумки, но сам факт произошедшего доставлял мало радости.
Габино подскочил к Эйку быстро и тут же саданул его по шее, да так, что тот едва не вылетел с козел.
— Что я тебе сказал по поводу разговоров с ним, бестолочь усатая? — практически прокричал Габино. — А? Что я тебе сказал?
— Боже, мужик… Не было там ничего такого…
— Да чхать мне, че там было, а чего не было! Ты у нас себя, значит, выше приказов ставишь? Давно жалование не урезали?
От ругани проснулись Алек с Малкольмом. Судя по выражению их лиц было очевидно, что они об этом тут же пожалели.
— Че вы орете? — промямлил Малкольм.
Габино, сплюнув куда-то в сторону, выпрямился. Вид у него и впрямь был как у готового к атаке чудища.
— Спать, — рявкнул он себе под ноги. — С тобой, Эйк, мы еще об этом поговорим, никуда не денешься. Что до тебя…
Габино развернулся и спустя несколько мгновений уже нависал над Этьеном. Пару секунд он молча прожигал его взглядом; затем, размахнувшись, хорошенько вмазал ему по скуле. Затем навис еще ближе.
— Вот же гадюка, — прошипел он Этьену в самое лицо, — с тобой по-хорошему, а ты вон значит как? Парней моих решил херней этой своей облапошить? Думал, я совсем кретин?
Этьен не поворачивался.
— Еще раз подобное увижу — по частям тебя к Райсу доставим. — Снова сплюнув, Габино выпрямился. — А вам еще раз говорю: никаких с ним разговоров. Никаких. Даже смотреть в его сторону не советую. Теперь — спать.
Затем он как ни в чем не бывало уселся в свой угол, скрестив на груди руки и хмуро глядя прямо перед собой. Этьен молчал. Эйк вздохнул.
— Да мне-то че, — сплюнул он себе под ноги, — скажешь тоже — жалование урежут! Мне-то, в отличие от некоторых, копить не на что…
— Замолчи.
Сон не шел, сколько бы Этьен ни заставлял себя уснуть. Болело у него практически все тело, но он не спешил эту боль подавлять. Он и сам точно не мог сказать, почему.
Может, думал он, так и должны кончать люди вроде него. Может, в этом нет ничего необычного: в конце концов, мало кто в нынешнее время смел надеяться на светлое будущее. В такой-то стране. Может, Эотас на самом деле просто ненавидит Редсерас, и все это как раз и входило в его план. А, может, и у богов бывают проблемы, сдавливающие им метафизические глотки.
Этьен не то чтобы не расстраивался из-за своей предстоящей гибели, но ни на что другое он в последнее время и не рассчитывал. Все происходящее было закономерным, и Этьен не видел в этом ничего удивительного. В конце концов, дураком в этой ситуации был именно он. Опрометчиво было полагать, что Этьен окружен каким-то невидимым божественным куполом, оберегающим его от всевозможного дерьма. Вывод шел только один: ему следовало быть умнее. С самого начала.
Может, в следующей жизни ему повезет больше.
Может.
Очнулся он от того, что кто-то заваливал его себе на плечо. От удивления Этьен не успел даже пискнуть. Впрочем, когда он обернулся и увидал рыжую макушку Габино, издавать какие-либо звуки ему резко расхотелось.
— Привал, — холодно бросил Габино. — Лошадь жрать будет. Мы тоже.
Вокруг рассветало — белесый туман окутывал луга слой за слоем, а нависающее над ними серое небо не позволяло видеть хоть что-то, кроме собственного носа. Стояла влажность, неприятно сочетающаяся с царившим в округе холодом. Из звуков слышалось только тихое стрекотание сверчков да конское похрапывание.
Этьена Габино скинул прямо на влажную от росы траву, тут же отвернувшись к остальным. Этьен, распластавшись на спине, сумел лишь прерывисто выдохнуть.
— Так, значит, — зевнул Габино, — Алек, иди поищи какой-нибудь водоем. Малкольм, разводи костер… И глаз с этого рэкетира не спускай. А ты, Эйк… Пойдем-ка переговорим.
Этьен вдохнул поглубже.
— Я не… не рэкетир.
Габино его, впрочем, не услышал. Как и кто-либо еще. Полежав без движения еще несколько мгновений, он со стоном сел, оперевшись на здоровую руку и взглянув себе на ноги. Повязка на правой лодыжке покраснела едва не полностью, ткань присохла к коже из-за густого слоя засохшей крови. Этьен застонал.
— Можно мне бинтов? И воды… Ну, кто-нибудь?
Малкольм, подбиравший в перелеске неподалеку ветки, его не услышал; Габино и Эйк, отчаянно пререкавшиеся у повозки, даже не обратили на него внимания. Сначала Этьен устало вздохнул. Затем ощутил, как внутренности ему начинает скручивать что-то помимо голода.
Этьен не дал себе времени на размышления. В нем уже давно копилась неясная бессильная ненависть ко всему вокруг и к себе самому в частности, и до сегодняшнего дня выплеснуть ее у него не было ни сил, ни возможности.
Он крепко зажмурился, не давая себя полного отчета в том, что собирается делать, и очнулся лишь услышав глухое конское ржание. Когда Этьен открыл глаза и взглянул в сторону повозки, Эйк стоял возле нее на одном колене, силясь отдышаться. Габино же, зажимая рукой правое ухо, быстрым шагом направлялся в сторону Этьена с намерением, которое прекрасно прослеживалось по одному только его взгляду.
Этьен вдохнул поглубже. Затем, невзирая на боль в плече, оперся на руки у себя за спиной и спешно попытался отползти назад.
— Не трогай меня, чтоб тебя! — крикнул он приближающемуся Габино. — Только попробуй! Н… Не прикасайся!
На секунду Габино замер. Небрежно отер ухо, затем внимательно вгляделся в появившиеся на ладони следы крови.
— А то что? — спросил он холодно. — Ну? Что ты мне сделаешь? Что еще?
Глубоко вдыхая и выдыхая, Этьен не спускал с него взгляда. В конце концов что-то у него внутри екнуло, и он отвернулся.
— Ничего. Тебе — ничего. — Прерывисто втянув носом воздух, Этьен вновь взглянул ему в глаза. — Но я не позволю, чтобы со мной обращались, как со скотиной.
