Когда Этьен попытался оттереть темное пятно с чужой щеки, он вдруг понял, что это и не пятно вовсе. И тут же вспомнил тот миг на рассвете прошлого дня. Вспомнил и то, что было вчерашней ночью. И впервые за много месяцев почувствовал, что сейчас расплачется.

Он резко откинул в сторону плащ, встал, тут же прикрыв глаза тыльной стороной ладони. Собственные его руки все так же оставались в крови. Но это мало что меняло.

— Ты прав, — горько усмехнулся Этьен. — Ты совершенно прав. Мне правда не жалко никого. Никого, кроме себя.

И тут он всхлипнул. Громко и протяжно, так, как не позволял себе очень многие месяцы. Плечи его содрогнулись; свою руку он прижал еще ближе к глазам, чтобы не дать выплеснуться оттуда ни единой капле. А затем пообещал, что никогда больше такого себе не позволит. Ни при каких обстоятельствах. И только после этого сделал краткое волевое усилие, чтобы Рено наконец очнулся.

Проснулся он очень неспешно. Вначале протер глаза руками, все еще хранившими на себе неприметные следы крови, затем, потянувшись, зевнул. Увидев Этьена, настороженно ему улыбнулся.

— Мне тут…

Вдруг он перестал улыбаться, быстро оглядел Этьена с ног до головы.

— Ты весь… в крови…

Этьен, наигранно разведя руками, сделал шаг в сторону, представив Рено вид на лежавшего рядом с малинником Дарела. Свет, дробившийся меж листьями раскинувшегося над полянкой бука, мягко скользил по трупу, отражаясь от покрывавшей его крови и практически чистого лезвия меча. Один из таких солнечных отблесков застыл на какой-то момент у Рено в глазах.

— Так значит, это не сон…

Он опустил голову, пододвинув колени ближе к груди. Затем, издав какой-то нечленораздельный звук, зарылся руками себе в волосы. Этьен, глядя на него сверху вниз, смог лишь сплюнуть. Он знал, что последует далее. Но смотреть на это не собирался.

— Слушай, — выдохнул Этьен, усевшись на одно колено. Взяв Рено за подбородок, он приподнял его лицо, пристально всмотревшись ему в глаза. — Если ты еще раз зарыдаешь, я за себя не ручаюсь.

Рено медленно опустил руки. Попытался отвести от Этьена взгляд, но не смог. Глаза его не выражали ничего, кроме чистейшего ужаса. Но ужаса вовсе не перед будущим, не перед возможной карой и уж точно не перед прозвучавшей только что угрозой. Его взгляд говорил о страхе, который человек может испытывать только лишь перед самим собой. И Этьен прекрасно знал этот взгляд. Потому что слишком часто и сам выглядел точно так же.

Вздохнув, Этьен отпустил его лицо из своей ладони и поднялся, скрестив на груди руки.

— Ты некоторое время назад меня упрекал в том, что я не даю тебе шанса выговориться, не так ли? Ну так радуйся: настал твой счастливый час. Потому что теперь я хочу услышать абсолютно все, что находится сейчас в твоей дурной башке.

Рено молчал. Спустя мгновение он поднял перед собой ладони, внимательно в них всмотрелся. И совершенно спокойно вздохнул.

— Ты бы позволил ему увести меня?

— Нет.

На краткий миг уголок губ у Рено дернулся в некотором подобии улыбки.

— Странно. Но это мало что меняет. Ты все еще был слаб, а он, как никак, вдвое больше тебя. Ты бы не смог сопротивляться.

— Это всего лишь глупые отговорки. Во-первых, я не такой слабак, как ты думаешь. Во-вторых, я бы смог с ним договориться. Я знал, как.

— А ты уверен, что говоришь сейчас это не только потому, что все уже кончилось?

Раздраженно цокнув языком, Этьен взмахнул вдруг руками, неосознанно сделав шаг в сторону.

— Боги, может, ты уже перестанешь нести эту чушь?! Магранова задница, ты же убил его! Ты, человек, столько раз твердивший мне об искуплении, делавший вид, что ценит Эотаса больше всего на свете, заколол Дарела, словно какого-то зверя! Ладно, я прекрасно понял, что ты врал все время, но неужели…

— Я не врал, — уверенно сказал Рено, сведя вместе брови. — Я тебе никогда не врал.

— Да ты даже сейчас врешь.

Рено тяжело выдохнул и отвернулся.

— Это не так. Да, я не договаривал тебе многое, но лишь потому, что ничего из этого ты знать не хотел. Помнишь, что ты сказал мне позапрошлой ночью? Ты сам выстроил себе образ и сам не хотел знать что-либо, что могло тебя в нем разочаровать… Сейчас эти слова верны как никогда. И это совсем не моя вина. А теперь позволь мне договорить то, что я хотел сказать.

Этьен равнодушно махнул рукой вновь, даже на него не взглянув.

— Валяй.

Рено помолчал какое-то время, собираясь с мыслями.

— Я верил и до сих пор искренне верю в Эотаса и его постулаты. Я ценил и до сих пор ценю искупление как ничто другое. Но именно это и стало причиной того, что недавно произошло. Нет, прошу, не перебивай меня: я и так понимаю, что ты скажешь. Я знаю, что слова мои звучат как дешевая отговорка, но все же… Поверь мне. Пожалуйста. Пойми: я знаю, что запятнал себя, что я и правда ненавистен сейчас Эотасу и вряд ли смогу добиться его прощения, и я покорно принимаю это. Но сейчас все это не важно. По той простой причине, что так было всегда.

Этьен сплюнул.

— Объяснись.

— Понимаешь… Я всю свою жизнь только и делал, что грешил. Раньше для меня это было не важно; мне казалось, что все так, как и должно быть. Но однажды я сделал то, что даже для меня стало перебором. И с тех пор вина начала давить на меня с такой силой, что я едва-едва удерживался от того, чтобы не покончить со всем. Но потом в деревню вдруг пришел ты, и я наконец понял, что даже для меня есть еще шанс на искупление. И даже когда выяснилось, что ты не тот, за кого я тебя принял, я все равно решил, что ты сможешь помочь мне к искуплению выйти. И я до сих пор смею на это надеяться.

Этьен вдруг обессиленно зарычал, быстро подошел к Рено и, согнувшись над ним, грубо схватил его за плечи.

— Колесо тебя задави, я не понимаю! Ты ведь тогда еще говорил, что вместе мы сможем прийти к искуплению. Но как, как, Хель, ты собираешься сделать это теперь? И как сможешь помочь в том же самом мне?

— Я все еще знаю, как. — Рено через силу улыбнулся, но глаза его до сих пор были преисполнены тоской. — Понимаешь ли… Возможность спасти своих новых друзей видится мне единственным шансом искупить всю свою вину. И скажи… Разве я мог тогда просто смотреть, как ты позволяешь Дарелу отнять у меня этот шанс? Разве я мог… Просто стоять и смотреть?..

Глаза Рено наполнились в один миг влагой. Он закрыл руками лицо и, согнувшись, вдруг задрожал.

— Я не мог… Конечно, не мог. Но я даже не знал… Не знал, как тяжело это будет. Даже для такого, как я…

Внутри Этьена что-то дрогнуло. Он опустился вновь на одно колено и крепко обнял Рено, прижав его к своей перемазанной свежей кровью груди. Рено все так же не переставал дрожать, и пусть он и не издал ни звука, но на колено Этьену все равно закапали вдруг его горячие слезы. И почему-то сейчас Этьен не чувствовал больше отвращения. Ни к Рено, ни к произошедшему, ни ко всему остальному миру.

Когда Рено успокоился, они молча сели рядом друг с другом, глядя себе под ноги. Бук над их головами спокойно шумел листвой; лес вокруг неспешно разговаривал с ними птичьими голосами. Солнце светило все так же ярко, роняя неаккуратные капли своего света на лежавший на полянке труп. Ни Этьен, ни Рено не решались перевести на него взгляд. Но им это было и не нужно.

— И все же, — сказал через некоторое время Рено, до сих пор разглядывая свои руки, — могу ли я… Могу я все равно рассчитывать на твою помощь?

Этьен вздохнул, потирая затылок окровавленной ладонью.

— Я даже не знаю, от чего вообще мы будем их спасать. У эрла вряд ли есть причины их убивать. Ты правда что ли думаешь, что он стал бы впутывать своих людей в такую мороку только ради показательной казни какой-то горстки людишек?

Рено мотнул головой.

— У него так же нет причин и сопереживать им. В конце концов… именно его владениям во время войны досталось больше всего.

— Имеет смысл, — хмыкнул Этьен. — Но… Я даже не знаю. Это все так… Так глупо. Ни у тебя, ни у меня нет повода думать, что эотасианцам вообще нужна наша помощь. Ты… Ты ведь сам создал нам причину ввязываться во все это. Ты сам создал себе сейчас повод для искупления. Ты хоть понимаешь…