– Ох, я постараюсь, конечно… – наморщив лоб в безуспешной попытке вспомнить о наличии коротких платьев в своем гардеробе, хотела уж было начать оправдываться Ева, но Шарлотта не дала ей на то и малейшего шанса.

– Дорогая, мой обед окончился, и я бегу к больным! Не забудь о вечеринке! – быстро поцеловав ошеломленную девушку во вспыхнувшие румянцем восторга горящие щечки, не скрывая радости, повеселевшая Шарлотта побежала к центральному входу в больницу.

Оставшись одна, Ева развернулась и спокойным шагом направилась в сторону своей комнаты, выбрав направление интуитивно, по своему желанию. Ведь идти нужно туда, куда хочется, а не туда, куда якобы надо. «Идти, идти и ничего не бояться» – мысль Макса Фрая, из недавно прочитанной Евой «Книги одиночества».

– Ох, Евка, ну у тебя и новости! Такое может случиться только либо в кино, либо с тобой, – юное, покрытое веснушками симпатичное личико с копной рыжих волос просматривалось с дисплея телефона девушки. Ева, обхватив тонкими пальчиками одной руки современный гаджет, другой удерживая чашку ароматного черного кофе, достаточно живо обсуждала события последних дней, сидя за завтраком с Rosinenschnecken в кафетерии больницы. Rosinenschnecken, что в дословном переводе на русский означает «улитка с изюмом», стал любимым завтраком девушки во время ее пребывания в Германии. И уже дома, находясь в родном Санкт-Петербурге, Ева неоднократно ловила себя на мысли, что очень скучает по мюнхенским Rosinenschnecken. Было в них что-то такое волшебное и манящее, что пробуждало в ней трепетное чувство ожидания чуда, чистого и наивного, с каким детвора ждет от деда Мороза свои новогодние подарки.

– Представляешь, случилось настоящее чудо! Именно в то время, когда Фонд мне отказал в дальнейшей оплате плановых обследований, немцы предложили полностью покрыть их стоимость в течение следующих трех лет. От меня всего лишь требуется готовность участвовать во всевозможных обследованиях, и предоставить полный доступ ко всем моим анализам. Но самое безумное и фантастическое в этом то, что я смогу помочь науке найти решение для лечения глиобластомы, – не скрывая распирающей радости, восторженно рассказывала Ева.

– Здорово! Так ты и немецкий подучишь и не только смертельно больных спасешь, а и на нормальную работу на западе устроишься. Прости, но своя рубашка ближе к телу, – продолжила вещать рыжеволосая подруга, устремив взгляд через экран телефона прямо в глаза Еве, да настолько пронзительно, что любой мимо проходящий человек не смог бы укрыться. – Тебе ж хорошо известно, что приличную работу с твоим образованием сегодня найти совсем нелегко. Сколько резюме ты отправила, а? И что? Ни Питеру, ни Риму ты не пришлась по душе. А тут уникальный случай, пока ты там проверяешься да мир спасаешь, можешь заодно и на собеседования походить. Галерей у немцев, слава Богу, хватает, да и государство побогаче и средства на их содержание выделяются. А наши-то только все урезают. Ты слышала, что Леру месяц назад Эрмитаж уволил? Ни с того, ни с сего…

Следовал ли за тем длинный, жизненно поучительный, похожий на притчу рассказ, Ева могла только предполагать, так как во время разглагольствования университетской подруги, она мысленно покинула свою собеседницу. Ей всегда удавалось легко отключить реальную картинку происходящего и удалиться в свой внутренний тайный мир. Такому удивительному умению ей не нужно было обучаться у гуру по медитациям – она родилась способной. Раз за разом преодолевая жизненные трудности без родительской заботы, малышка научилась игнорировать происходящее, если то ей было не по душе, либо не по зубам.

В первый же день социализации сирот, когда те были отправлены в обычную школу, на одной из перемен Еву окружили несколько «домашних» подростков. Насмехаясь над ее внешним видом и манерой вести разговор, они тыкали пальцами и бросали жестокие реплики: «Так она же детдомовская, там все такие дикие!», «Эй, твоя мама отказалась от тебя, стоило ей увидеть твою рожу!»… Именно тогда Ева отошла от гнусной действительности и устремилась к ярким образам своего воображения.

По словам любимой воспитательницы Марьи Иосифовны, Ева была найдена на дне Атлантического океана, внутри ракушки в виде жемчужины. Ныряя до самого дна, русский моряк приметил удивительно красивую ракушку и взял ее с собой на корабль в качестве сувенира. Открыв находку, мужчина нашел перламутровую жемчужину, которая тут же превратилась в младенца неземной красоты. Поскольку моряку пришлось продолжить служебные дальние плавания, он отнес малышку на воспитание в детский дом. Красота девочки покорила всех воспитателей и не оставила равнодушным ни одно сердце. Ей придумали самое необычное имя и окрестили Евой.

Девочка часами представляла дно океана, где она раньше обитала, моряка, вынесшего ее на сушу, переливающийся на солнце перламутр жемчужины и свое преображение в человека. Даже поступая в ВУЗ и отчетливо видя прочерки в графах «мать» и «отец» в свидетельстве о рождении, она продолжала видеть бирюзовые воды океана с песчаным дном, усыпанным средиземноморскими прелестями подводного мира, и ракушку неземной красоты с жемчужиной внутри…

История социализации сирот закончилась в итоге провалом. После официального обращения родителей школьников к директору школы и местным властям с просьбой прекратить совместные занятия, так как сироты пагубно влияют на детей и учат их агрессии. «Проблема социализации детей-сирот ни в коем случае не должна решаться за счет домашних детей со стабильной психикой», – такое решение было принято на заседании госорганов и беспрекословно взято к исполнению.

Разговор с рыжей сокурсницей быстро подошел к концу, так как Ева совершенно не поддерживала эгоистичных взглядов приятельницы, а той было не интересно рассуждать об участии подруги в научных исследованиях во благо спасения онкобольных. Оставшись наедине с собой, Ева погрузилась в мысли о своем будущем. Только представляла она его не в ключе рекомендаций расчетливой приятельницы, а с наивной и светлой верой прожить жизнь, оставив глубокий след для развития человечества. Однажды она уже почти покинула этот мир, точно зная, что уходит бесследно. Тогда, на пороге смерти, ее жизнь казалась ей ничего не значащей пушинкой, которую первая же сильная буря может запросто сдуть в пропасть. Но теперь, когда ей дан второй шанс на жизнь, она хотела быть полезной здесь и сейчас. Тем более что такая возможность появилась сама собой. Вчера ее ведущий доктор предложил ей участвовать в научном исследовании по искоренению раковых клеток головного мозга. Ей же, в свою очередь, требовалось проходить дважды в год все необходимые исследования и не препятствовать публикации личных данных.

Наутро ей следует явиться на встречу с профессором Шиллингом, который, тщательно изучив ее случай, проявил большую заинтересованность. Профессор нейрохирургии Адам Шиллинг, практикующий в клинике Шарите города Берлина, лично хлопотал о передаче уникального случая Евы Валтасаровой под свое попечение. Профессор обладал всемирно признанным именем и обширными знаниями в области нейрохирургии, поэтому коллеги клиники Рехтс дер Изар всеми силами тому посодействовали.

Больничный запах в немецкой клинике, хоть и на удивление отличался от петербургского, оставался все тем же. Он буквально пронзил грудь Евы, когда та постучала в кабинет профессора Шиллинга. Накануне медперсонал настойчиво просил юную пациентку явиться в кабинет 003 ровно к 10 утра. В проеме распахнувшихся дверей предстала статная немка средних лет в строгом деловом костюме, с идеальным мейк-апом и такой же укладкой. Представившись Уршулой Фишер, секретарь проф. Вагнера попросила присесть в приемной и ожидать, когда ее позовут. Хоть кабинет и принадлежал проф. Вагнеру, фрау Фишер любезно объяснила, что девушка не ошиблась номером и проф. Шиллинг из Берлина действительно принимает именно здесь.