Александр Яковлевич Голышев секретарь горкома ВКП(б) в Перми, по своему обыкновению работал в своем кабинете. Человеком он был жестким, но последовательным, и мало кому мог довериться, вернее будет сказать, никому не мог довериться, а потому большую часть партийной работы брал на себя. Собственно говоря, за что и был раскритикован другими партийцами. Конечно же никому эта критика даром не прошла, спустя некоторое время большинство критиканов оказались причастны к троцкисткому заговору, а потому были изобличены, и расстреляны по приговору. После этого случая многие недоброжелатели секретаря горкома прикусили языки и критика прекратилась.

Однако боялись его далеко не все, вот, к примеру, директор моторостроительного завода имени Сталина демонстрировал к партийному работнику явное пренебрежение. Что из того, что Побережский орденоносец? Многие члены партии, занимающие сегодня высокие посты воевали, но воевали не за ордена, а за идею создания нового общества, свободного от угнетателей трудового народа. А этот выскочка, назначенный из Москвы, кичится своими наградами, которые еще неизвестно как у него оказались, тогда многих из тех, кто воевал в Туркестане, награждали просто по разнарядке.

Голышев вздохнул, отложил очередной документ и потер глаза. Он знал, что о его работоспособности ходили легенды, мол, этот человек крепче стали, и это ему нравилось, никто не знал, что секретарь горкома позволял себе иногда урвать пару часиков днем для сна. Вот и пусть дальше не знают.

— Так что же делать с этим Побережским? — Думал партиец.

Совсем недавно вроде бы нашелся человек, через которого можно было привязать директора завода к троцкискому заговору, некий Моргунов. Этот товарищ совсем с головой не дружил, зато языком молол без устали, что и привело его к тому, что с предыдущего места работы его уволили. Но вместо того чтобы сделать выводы, Моргунов написал слезное письмо Побережскому, и тот пристроил его на завод руководить профсоюзом. Естественно работа была снова провалена, а Моргунов не нашел ничего лучше, как обвинить в этом своего благодетеля, даже сигнализировал в органы НКВД.Когда Александра Яковлевича ознакомили с этим «доносом», он решил использовать его, чтобы свалить Побережского и дал задание руководителю городского НКВД начать расследование, то есть определить круг участников заговора. Но не срослось, директор нажаловался Сталину, а тот прислал письмо, в котором потребовал прекращения всех дел против Побережского. Это тогда сильно взбесило Голышева, но как человек, умудренный в аппаратных играх, он сделал шаг назад. Нужно взять паузу и подождать, когда появятся новые факты, а они не могут не появиться в условиях раскручивающейся борьбы с троцкизмом. А Моргунов вдруг стал не только не нужен, но и опасен, слишком много он наговорил по договоренности, поэтому было решено поступить с ним со всей строгостью революционного закона.

Что сейчас позволяет его оппоненту быть на плаву? Прежде всего выполнение плановых показателей завода, есть выполнение плана, есть поддержка в верхах. Не будет плана, не будет поддержки. Это означает, что следует обратить внимание на инженерный корпус завода 19, именно на нем зиждется его благополучие. Прежде всего, требуется поговорить с секретарем партийной организации завода и объяснить ему опасность возрождения троцкизма, не может на таком заводе не быть этой заразы, она распространила метастазы по всему СССР. То, что до сих пор мало выявляется предателей, не означает, что их нет, это может означать только о наличии политической близорукости у работников НКВД и членов партии.

И вот еще что, очнулся от раздумий Голышев, и снова подвинул к себе записку от Константина Алексеевича Морзо начальника отдела ОНУ (отдел найма и увольнения). В этой записке Морзо перечислял кого он уволил с завода и за что. Товарищ хорошо постарался, в его поле зрения попало уже около четырехсот работников завода и это только начало, останавливаться на достигнутом он не собирался. Вот только человек не совсем правильно понимает, что такое троцкизм. Например, в списке фигурирует Вотинов А. В. Чернорабочий, уволен за троцкизм. Какой к черту троцкизм может быть на таком уровне. Надо будет подсказать товарищу… Хм, и вообще стоит с ним будет вдумчиво побеседовать, ведь основная опасность сегодня исходит от инженеров старой формации. В своем стремлении разоблачить всех этот Морзо заставит Побережского заступаться за своих работников, а потому хорошо подставится, остается только выбрать из тех, кто послабее духом, а дальше все ограничивается лишь фантазией.

Додумавшись до такого, Голышев вдруг повеселел и потянулся к телефону, надо было поговорить с начальником пермского отдела НКВД Лососом. Пусть займется этим списком, не дело просто так увольнять врагов, а заодно и с инженерным составом поработает, вдруг да сладится чего.

А на моторостроительном заводе вовсю шла работа по запуску конвейера для сборки двигателей. Хотя какой это конвейер, если многие участки планировалось эксплуатировать в прежнем режиме. Да и вообще, что нужно для работы конвейера? А нужно, прежде всего, таким образом разбить процесс сборки двигателей, чтобы все операции длились примерно одинаковое время. Вот с этим и получались проблемы, как ни крути, а добиться этого было очень сложно, приходилось необоснованно дополнительно делить некоторые технологические операции, а часть вообще вынести за пределы конвейера, организовывая дополнительные сборочные бригады. Однако, не смотря на некоторые объективные трудности, дело потихоньку двигалось и в следующем году, конвейер должен заработать.

Но не все было хорошо в «королевстве». Побережских вдруг осознал, что действие ОНУ стало создавать слишком много проблем, то одного ключевого инженера подведут под увольнение, то другого. А самое противное, что не за всех у него получалось заступаться, были такие специалисты, с которыми на самом деле было не по пути. Что ни говори, а в это время рабочий класс действительно гегемон, поэтому отношение к нему свысока, могло иметь тяжелые последствия. И часто имело. Идти против решения партийной организации при заводе даже директор не мог, и в некоторых случаях заступничество не срабатывало, приходилось искать новые кадры, и ОНУ в этом вопросе был не помощник. А ближе к августу последовал новый удар, Морзо включил в свой список имена сразу трех инженеров, имеющих ключевое значение, двоих удалось отыграть, так как они были задействованы на запуске конвейера, а вот Горшкова, который занимался отработкой технологии изготовления комплектующих двигателя, отбить не получилось. Конечно же, Побережский не собирался сдаваться на милость победителю и отписал в наркомат по поводу творимого на заводе беспредела, но этот вопрос будет решаться долго.

— Ты вот что, Дмитрий, — говорил директор, — пока ответа из наркомата нет, отдохни немного, из квартиры тебя пока выселять не будут, я за этим прослежу, а потом с новыми силами возьмешься за работу.

Тут надо отдать должное Побережскому, он искренне верил, что ситуация разрешится в нужном для него ключе, и даже не мог предположить, что может последовать неудача.

Понимая, что директор делает все возможное, Дмитрий Степанович отправился домой.

— Что-то случилось? — Сразу встревожилась сестра, она прекрасно знала, что предприятие, на котором работал ее брат режимное, и покинуть его до конца дня было невозможно.

— Потом, — махнул рукой инженер.

Он снял ботинки, сунул ноги в удобные тапочки и проследовал в комнату. События, которые только что произошли, сильно вымотали его морально, требовалось немного успокоиться и отдохнуть. Самокопанием он занимался где-то с час времени, но потом ему это надоело, и он отправился на кухню, чтобы немного перекусить, ведь обед в столовой он пропустил. Кухня в этой квартире была большой, а проживающих всего четверо, так что решили не превращать большую комнату в гостиную и всегда принимали пищу там же где ее и готовили.