Но вот настал день, когда Сириус стал её идеальным борцом с чудовищами. Он печально улыбался, кивал собственным мыслям и превосходно владел собой, рассказывая о трёх неделях в доме профессора Зобраста. Он создавал впечатление человека, который очень устал. Блэк больше не излучал энергию бесшабашного парня, который мог бы пробежать пять миль и не сбить дыхание. Нечестивый блеск исчез из его глаз. Он стал безжизненным, как её картинки.

У неё была сотня вопросов к нему, его рассказ выходил за рамки реальности, но она верила, верила безоговорочно, ещё до того, как Сириус показал ей хроноворот.

Она знала: он говорил правду, так же как то, что Сириус Блэк не вернётся на чердак, пора было это признать.

Когда откуда-то снизу раздались крики, Эммелина взвилась на ноги, отшатнувшись в угол комнатушки. Пальцы обхватили край тумбочки.

Блэк предупреждал, что так будет. Смеркуты теперь в доме. И что же ей делать? Сидеть на чердаке, как садовому гному в сапоге? Ждать и надеяться, что следующая ночь будет лунная? Вздрагивать от каждого шороха, потому что голодная тварь может оказаться прямо за порогом? Нет! Этого не будет!

Выждав около двух часов, Эммелина проглотила слёзы и взяла себя в руки. Она не умрёт здесь! Она собрала волосы в пучок, закатала рукава и накинула цепочку хроноворота на шею.

Сириус прав: она справится! Осталось только как-то сдвинуть тяжеленный сундук, подпирающий дверь чердака. Эммелина примерялась к нему так и эдак, гадая, с какой стороны его толкнуть. В итоге она налегла на стену, вытянула ноги, насколько позволяло расстояние, и упёрлась в боковую часть сундука ступнями. Эммелина постаралась выпрямить колени. Махина перед дверью немного сдвинулась. Полы, основательно подточенные термитами, заскрипели, а через щели между досками взлетела древесная труха. Вэнс поднажала, облокотившись на стену лопатками. Позвонки горели. Голени напряглись.

— Давай же! — воскликнула Эммелина, и с последним рывком ей удалось расчистить путь — сундук отъехал в сторону. Она взяла факел, и тот вспыхнул ярким оранжевым огнём. Эммелина открыла дверь и тут же выставила в проём факел.

Чисто. Первый же шаг…

Внезапно доска под ней треснула и раскололась, а пятка Эммелина ушла в зазубренную дыру, оцарапавшись о грубые края. Вэнс зашипела от боли, помянув престарелую родственницу Мерлина ещё пару раз. Этот дом не собирался отпускать кого-то так просто. Может сдаться, что их семёрка — не первая в нём за десять лет. Смеркуты ничего не оставляют после себя. Ничто не исключает того, что в особняке Зобраста побывал кто-то ещё — другие несчастные. Один из них взял палочку профессора и вошёл с ней в лабиринт. Кто знает, вдруг палочка лежит где-то в его коридорах… Или перепутал шкатулки в тайнике. Может, Блэк тоже ошибался.

«От Меме».

Меме могла и жестоко подшутить над ними всеми.

Эммелина подёргала ногой туда-сюда, пока не освободилась. Царапины на щиколотке кровоточили, окрашивая гольфы. Пара десятков мелких заноз вошли под кожу через прорези в ткани. Плевать! Эммелина перехватила факел поудобнее и двинулась вниз.

Коридор третьего этажа заливал лунный свет. Благодаря открытым настежь дверям спален на ковре образовались прямоугольные серебристо-голубые «площадки», словно клавиши гигантского пианино. Промежутки между ними казались бездонными чёрными дырами, готовыми поглотить любого, кто ступит в них по глупости. Притаившегося в тени смеркута не различил бы даже Грозный Глаз. Всё равно что искать Йольского кота (1) в глубокой пещере.

Впереди в одном из четырёхугольных островков что-то блестело. Её потянуло вперёд. Эммелина подошла к загадочному предмету и пригляделась. Нож Сириуса. Она подняла его и сжала рукоятку со спрятанными лезвиями до побелевших костяшек, потом развернулась и оказалась у входа в зал. Стена по левую руку изменилась: в ней были полки, занятые всевозможными приборами и безделушками, но Эммелина не торопилась подойти к ним. Она подняла факел выше, озаряя своды зала тёплым светом колдовского пламени. Ничего сверхъестественного. Всё тихо.

Она одна в этом доме — единственный живой человек.

Эммелина сделала несколько шагов по направлению к тайнику и снова застыла, прислушиваясь. Её дорога к шкатулке напомнила ей движение кисти по пергаменту, искусство восточной каллиграфии — воплощение максимальной сосредоточенности мастера и спонтанности мазка, когда ты остаёшься наедине с кисточкой, баночкой японской туши и свитком пергамента, и у тебя одна попытка сделать всё правильно. Здесь не поможет магия, не поможет волшебный ластик…

Наконец Эммелина остановилась перед полками. Взгляд упал на узорчатую коробочку с надписью «При русалочьем кашле». Чуть ниже стояла статуэтка хамелеона с закрытыми глазами. Рядом на подушечке лежал проявитель врагов, словно сошедший со страниц учебника по истории магии. А там был обнаружитель золота — его использовали в гоблинских шахтах ещё до приручения нюхлеров. Но бóльшая часть предметов ни о чём Вэнс не говорила. Где же шкатулка?

Вот она!

Что-то изменилось. Эммелина почувствовала это, будто к ней пришло озарение, о котором толкуют на уроках прорицаний. Лунный свет померк. Она обернулась и увидела, что в оконном проёме зависла гигантская трепещущая тень — оставшаяся голодной этой ночью тварь. Она метнулась к Эммелине, и та, не растерявшись, выставила перед собой факел. Раздался высокий дребезжащий звук. Закрыть бы уши, но у Вэнс не было времени на такие мелочи. Она выпустила факел, схватила шкатулку и открыла её.

Зал дома Зобрастов огласила музыка. Она заглушила визг вспыхнувшего смеркута. Эммелина зажмурилась. Раздался щелчок, и весь свет за её веками исчез.

*

Она ослепла?

Нет. Вроде бы нет.

Слабые контуры парт, шкафов и доски едва выступали из темноты. Луна едва ли могла заглянуть через мутные стёкла в класс ЗОТИ. Эммелина стояла между сдвинутыми лавками. Голова закружилась, но стоило чуть пошатнуться, как колено коснулось шероховатого бока коробки с личными вещами пропавшего профессора.

«Покойного профессора», — тут же исправила саму себя Эммелина.

Страх за свою жизнь дошёл до неё не сразу — как осадок в бокале с тыквенным соком. Она мелко дрожала, а боль в лодыжке возрастала со скоростью болида, несущегося к земле через космос. Трясущейся рукой Эммелина нащупала в полутьме угол парты и схватилась за него что было сил. Настоящая. Твёрдая. Шершавая. Под ногой что-то хрустнуло, будто возроптало: сойди с меня. Осколки, щепки… Вэнс подняла с пола тоненькую фарфоровую ручку танцовщицы. Наверное, Филч пропустил её, когда сметал то, что осталось от разлетевшейся шкатулки после того, как та выскользнула из рук Питера Петтигрю и разбилась об пол. Затем Эммелина с удивлением обнаружила, что во второй руке всё это время держала ножик Блэка.

Горло перехватило. Слёзы было не остановить. Они вдруг хлынули из её глаз горячим потоком, обжигая щёки. Эммелина осела на пол и дала им волю. Она убрала волосы, прилипшие к мокрым щекам, но одна прядь зацепилась за корпус хроноворота, показавшегося из-за воротника. Эммелина погладила его ободок. Она не могла чётко рассмотреть надпись на нём, но ей это было и не нужно. Вэнс прекрасно запомнила всё, что там написано:

«Шесть дней даю тебе — приличный срок.

Пока минуют дни, мой сыплется песок.

Цена и польза для тебя определится

Лишь тем, как мною ты решишь распорядиться».

— Я верю, Сириус, — пробормотала Эммелина и перевернула волшебные часы хроноворота. — У меня всё получится!

Комментарий к Глава 19. И снова воскресенье

1) Йольский Кот — исландский мифологический персонаж, чудовищный чёрный кот величиной с быка, живущий в горах Исландии.

========== Глава 20. Тот самый понедельник ==========

«Не думаю, что я когда-нибудь вернусь домой.

Утреннее солнце восходит.

Оно целует день.

Колесо в небе продолжает вращаться…»

— «Wheel in the sky» — «Journey»

На первый взгляд ничего не изменилось, но видимость обманчива. Здесь было больше пыли, парты располагались иначе, а шкафы стояли не разобранными. Сюда несколько месяцев, а то и лет не ступала нога человека. Эммелина сидела в темноте и наслаждалась утренним светом на своих подставленных солнцу ладонях. Дневное светило показалось над горизонтом, знаменуя начало нового дня — понедельника, который ничем не отличался от прочих в этом месяце. Расписание Вэнс повесила ещё в двадцатых числах марта, и оно с тех пор не менялось, если только капитаны квиддичных сборных не вносили отдельные поправки из-за внезапных тренировок.