========== Пролог ==========
Когда-то Годрикова Лощина была известна в первую очередь тем, что здесь выковали первый в мире снитч. Перед вылетом на чемпионат мира по квиддичу в другую страну игроки английской сборной приезжают сюда — совершают своеобразное паломничество. Кузница Райтов, в которой появился на свет маленький золотой снаряд, давным-давно перепродана — здание поменяло десяток владельцев и наконец попало в руки маггла. Возможно, крылатый шарик на флюгере покатой крыши напомнил ему об античном боге торговли, так что он открыл внутри бывшей волшебной кузницы обыкновенный маггловский ломбард с дубовой вывеской над дверью, где позолотой вывел: «Гермес».
Забавно, но так же называлась последняя модель гиганта по выпуску летающих мётел — «Юниверсал Брумз Лтд», правда продажи их «Гермеса» так и не взлетели. «Юниверсалы» обанкротились в семьдесят восьмом. Плохой год. Отвратительный, как ни крути.
Почти двадцать лет прошло, Годрикова Лощина прославилась вновь, на этот раз трагично. Одна магическая война закончилась, вторая началась… Как быстро летит время.
Кладбище Годриковой Лощины обрамляла кованая изгородь, обросшая мхом, она тянулась от церквушки и терялась в молочном тумане. Его тяжёлые складки бугрились у надгробий, как свалявшаяся овечья шерсть — бери и пряди. Борода старшего Дамблдора тоже её напоминала. Аберфорт стоял как истукан, пока Кингсли Шеклболт произносил проникновенную речь над закрытым гробом. Лицо под крышкой до того обезображено, что друзьям и близким было тяжело на него смотреть. Некоторые едва стояли на месте: то и дело дотрагивались до волос, нервно поправляли мантии, перетаптывались или слегка покачивались с пятки на носок. Они все слишком часто моргали. Их можно понять — речь Кингсли непозволительно длинная. Надо было дать слово Грюму, он бы не стал мешкать:
— Палочки вверх! — и готово.
Однако Аластор стоял чуть в стороне, опираясь то ли на посох, то ли на трость. Постарел вояка, обзавёлся новыми шрамами. Да и про нос его, конечно, писали в газетах, но увидеть воочию — другое дело. Выглядела рана откровенно скверно. Его волшебный глаз обшаривал кладбище и, разумеется, не оставил незамеченной фигуру в чёрной мантии, застывшую неподалёку. Грюма не провести, и поворачиваться к нему лицом — определённо плохая идея. Пришлось отойти подальше и навестить могилу некоего Певерелла — соседа кого-то из Абботов. Плющ оплёл её так, что местами раскрошил камень надгробной плиты. Это не дело. Хорошо, что волшебный ножик всегда под рукой. Ему по силам вскрыть любой замок, но и для красных стеблей хедеры, похожих на китайские нитки счастья, натянутые на гранитную доску призрачной швеёй, он тоже сгодится — ему не впервой сражаться с упрямыми побегами. Они рвались, а нож всё взлетал, разрезал, кромсал, вспарывал. Проклятые лианы, ненавистные вьюны, упрямый плющ. Казалось, дай им волю, и они оплетут весь земной шар, превратив сушу в гигантский зелёный лабиринт.
Певерелл. Соседа Абботов звали Игнотус Певерелл. Высеченная ниже имени надпись, показавшаяся из-под пёстрых листьев, гласила: «И встретил он Смерть как давнего друга». Что-то знакомое… Сказка? Да, детская сказка из сборника Бидля. Помнится, на старом издании нарисована высокая костлявая старуха в длинном тёмном плаще. Смерть всегда носит плащ — он легче воздуха, так что парит над землёй, он чернее ночи и холоднее льда. Он визжит, если его поджечь.
Нож в руке потяжелел, а туман вокруг стал гуще. Кингсли закончил речь. Волшебница рядом с Ремусом всхлипнула и уткнулась ему в грудь. Кто она? Почему вдруг напомнила человека из далёкого прошлого? Ещё несколько волшебников возложили цветы — незнакомцы. Орден Феникса? Скорее всего. Эти люди верны идеям Альбуса Дамблдора, но его самого не видать. Нашлись дела поважнее. Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся. Фадж подал в отставку. Директор Дурмстранга убит.
Волшебники подняли палочки вверх, разгоняя туманную дымку голубоватым светом Люмоса. Это скопление огней походило на свечи покойников. В народе говорили, что кладбищенские огни — души, зависшие между мирами, но сегодня здесь только одна застрявшая душа.
— Покойся с миром, — произнесла Гестия Джонс. Несколько голосов подхватили за ней эхом.
Вот и всё. Люди, прибывшие в Годрикову Лощину, стали расходиться.
Туман вслед за опускающимся гробом щедро перелился через края могилы, окутывая деревянный футляр, обнимая его, заключая в призрачные объятия.
Сердце сжала ледяная рука. Земля покачнулась и поплыла под ногами, будто там в нескольких шагах впереди под дубовой крышкой не один человек, а двое.
Высоко в небе раздался рокот — приближалась гроза.
Почти все ушли. Грюм был последним — задержался у калитки, издалека взглянув на обелиск в центре площади. Затем и Аластор скрылся в витке аппарации.
Наконец-то можно подойти. Это сложно, но ноги пришли в движение. Всё ближе и ближе. Уже можно прочесть надпись, почувствовать аромат цветов. Всё кончено. Тайна ушла в могилу. Нужно попрощаться, приблизиться, посмотреть, простить всё, отпустить боль и зависть… Кто бы знал, как это сложно, невероятно тяжело — касаться холодного камня, на который нанесено имя. Особенно когда это имя — твоё.
========== Глава 1. Понедельник ==========
«Время на моей стороне, да, это так,
Время на моей стороне.
Ты ещё прибежишь обратно.
Так оно и будет.
Ты ещё прибежишь обратно ко мне».
— «Time is on my side» — «The Rolling Stones»
1978 год
— Замри! Иначе ты его убьёшь!
После крика МакДональд взгляды всех сидящих за столом устремились к тарелке Джеймса. Сохатый и сам таращился вниз — туда, где вилка в его руке зависла в дюйме от рожек слизняка. Скользкая тварь угрозы жизни не замечала и в счастливом неведении упоённо уплетала лист салата, на котором под одеялом из слизи блестела яичница с беконом — стандартный школьный завтрак. Блэк предпочёл бы ему что-то жареное, жирное и совершенно нездоровое, но Джеймс обожал этот чёртов хрустящий салат. Он мог бы смаковать его часами, перекатывать листья во рту, утрамбовывать в комочек, мять зубами и, не прекращая неприлично чавкать, трещать с друзьями о чём угодно. Издержки анимагической формы — ничего не поделать. И вот его завтрак был испорчен.
Слизняк шевельнул рожками.
«Диверсия», — мгновенно сообразил Сириус и свирепо воззрился на сидящих неподалёку слизеринцев. Как пить дать, акт агрессии совершил один из них! Что проще — прошептать заклинание, пока Джеймс пожирал глазами Эванс? Перемирие было нарушено. Грядёт мордобой. Нюниус уже давно сидел в печёнках. Его рук дело. Стопроцентно! Бродяга это ясно чуял: у него зачесался нос, потом спина, потом и кулаки зачесались.
С языка уже рвались проклятья, и у Сохатого, конечно, — тоже, он не безропотная фиалка, но при Лили сдерживался. Это потому что она «особенная», «воспитанная», «нежная», потому что к седьмому курсу Джеймс, видите ли, понял, что подход к будущей супруге пора менять. Слушая подобные излияния друга, Сириус лишь цокал языком. Ужас какой! Джеймс уже выбрал жену. Что дальше, во имя Мерлина? Наверное, он построит дом, посадит дерево во дворике с белым заборчиком, найдёт работу, а через годика эдак три-четыре вступит в клуб садоводов профессора Спраут и выпишет «Воскресный пророк». В Аврорат его не возьмут — курс зелий провален, да и Эванс не пустит. Самая тяжёлая вещь на свете — женский каблук.
Сириусу бы и в голову не пришло перекраивать себя кому-то в угоду. Он не галлеон, чтобы всем нравиться. Если он не любит корнишоны, то это решительно на всю жизнь. Если ненавидит Снейпа, то непоколебимо. Если ушёл из дома, то навсегда. Если когда-нибудь встретит девушку, с которой ему будет хорошо круглые сутки изо дня в день, а не пару горячих ночей в неделю, то ей придётся принять его таким, как он есть: от макушки до кончика хвоста.
Замешательство Джеймса продолжалось лишь пару секунд, но для Сириуса минула вечность.
— Я так голоден, что съел бы и так! — размазав слизь по тарелке, заявил Поттер.
