– Это он меня, что ли, в приятели записал?
– Учительница ваша, Надежда Николаевна.
Иванцов коротко хохотнул, закашлялся и сплюнул.
– Так что, пообщаемся.
– Я на работе.
– А после?
– После я отдыхаю.
Я понял, что договориться будет непросто:
– Слушай, а если я заплачу?
– Сколько?
– Ну сколько ты в день зарабатываешь?
– Двести, – бойко соврал он.
– Плачу двести за час разговора.
– Так это за торговлю двести, – грязный палец ткнул в прилавок. Иванцов набивал цену. – Дело не пыльное, привычное. А лясы точить выйдет дороже.
Ох, не люблю я таких типов, но что поделаешь. С деланным безразличием я произнес:
– Дам триста. На этом торг закончен.
– Ну и вали отсюда, не задерживай очередь!
Я развернулся и зашагал прочь от его раскладки:
– Эй, дядя, – ожидаемо послышалось позади, – обиделся что ли? Триста будет нормально!
Я остановился.
– Гендос, – кричал он уже кому-то за соседним лотком, – пригляди за товаром, я отойду. Тут с одним пассажиром перетереть надо.
Он живо меня догнал.
– Куда пойдем? – я предоставил ему право выбора. – Есть тут у вас какие-то забегаловки?
– Я тебя умоляю! Два здоровья имеешь, что ли? Давай на детскую площадку.
Мы выбрались за ограду рынка. По пути он купил себе стакан растворимого кофе и шоколадный батончик.
– Слышь, мужик, а ты вообще кто такой? – спросил Иванцов, когда мы уселись на скамейке рядом с пустыми качелями. – На мента вроде не похож…
– Журналист я.
– А-а, вон че. Я и то думаю: лицо какое-то заумное…
Мой собеседник моментально заглотнул свою бурду и закурил. На фалангах его пальцев синели неудобочитаемые наколки. Курил он торопливо, жадно затягиваясь и с шумом выдыхая дым – будто боялся, что отберут бычок. Тут и интуиции не надо – ясно, что малый уже успел отмотать срок.
– Спрашивай, чего тебе…
– Расскажи о Гайдуке.
– На кой оно тебе?
– Для книги.
– Интересно девки пляшут… И я там буду?
– Зависит от того, что расскажешь.
Он примолк. Я не стал торопить. Сидел, ждал, осматривался. Вокруг – двухэтажные облезлые дома, прохожие с сумками и пакетами, клены с поредевшей листвой. Автомобили едва ползут по проезжей части, осторожно перекатываясь через выбоины.
Иванцов тем временем полез во внутренний карман, достал еще одну сигарету – на этот раз самокрутку, чиркнул дешевой зажигалкой. Удушливо пахнуло пряной травой – ганжа, не табак. Пару раз затянувшись, рыжий протянул мне косяк:
– Дернешь?
Я отмахнулся.
– Так че, спрашивать будем? А то у меня товар…
– Вы с ним до сих пор поддерживаете отношения?
Иванцов хмыкнул.
– Отношения… Да мы уже лет сто не контачим. Я его вижу по ящику, а он, скорее всего, уже и думать обо мне забыл.
– Но ведь дружили?
Рыжий хохотнул и закашлялся. Постучал ладонью по груди, унимая приступ, отдышался.
– Ну, типа того. Тусовались вместе… – Он покосился на меня, не убирая с лица ухмылки. Глаза под белесыми ресницами помутнели, налились кровью.
– Чем занимались?
– Когда как. В футбол гоняли…
– И ты тоже?
– Ну, я-то не особо, – он расслабился, говорил врастяжку. – Мне другое в кайф – бокс там, мао-тай, дзюдо… А Серый, да, фанател от футбола… Всю дорогу играл со старшими пацанами. Они его по ногам лупили, а он все терпел… Поднимется, похромает, опять получит, – и так по кругу.
– Хорошо играл?
– Откуда я знаю: хорошо, плохо… Бегал не хуже остальных местных… Иногда забивал… – Он снова затянулся, задержал дым в легких. Потом двумя пальцами загасил остаток косяка и вернул его в карман. – Помню случай… Мать купила ему на рынке футболку «Манчестер Юнайтед». Седьмой номер на спине, надпись – «Бекхэм». Так он чуть не прыгал – тогда это у нас считалось круто, что ты! Под вечер пошли толпой на поле, кое-как поделились на две команды. Мы с ним в одной оказались… Ну, я обычно в защите играл – мне по приколу за мяч потолкаться. Потом пас ему – а Серый уже сам все решал… Ну, короче, такая тема – выбиваю мяч, он выходит один на один с их вратарем, а тут двое дуболомов его догоняют – и в коробочку[6]. Серый с копыт, пропахивает брюхом метров пять и лежит, не встает… А поле у нас сам понимаешь, какое – земля, гравий, мусор всякий… Я этих тупорылых растолкал, смотрю – а у него слезы на глазах. Ты че, говорю, Серый? Кости целы? А он показывает – футболку новую разодрал. От плеча до середины груди. Дома влетит…
– Влетело?
– А то! У него батя был строгий. Это я без отца рос: мамка повизжит-повизжит, ну полотенцем мокрым по спине огреет, и все дела. А его папаша, особенно если не в духе – мог.
– Бил?
– Ну, у нас это в порядке вещей. Бил, конечно. Для профилактики.
Рыжий выудил из кармана батончик. Бумажную обертку швырнул на песок, фольгу бережно сложил и спрятал – в свое время ей найдется применение. Набил рот и принялся с наслаждением жевать, не обращая на меня внимания. Я исподтишка следил за ним: обтянутые желтоватой кожей скулы ходят ходуном, глаза бегают, ни на чем не задерживаясь, движения рваные, неточные.
– Чем еще занимались? – я попытался вывести его из ступора.
– Чем? Шлялись по городу, смотрели, где что плохо лежит…
– Воровали?
– Ну че так сразу?! – возмутился Иванцов. – Допустим, где-то железка без присмотра валяется. Уносили по-тихому, сдавали в приемку. Имели по паре монет.
– А тратили на что?
– Да как все. То блок жвачки с наклейками купишь, то чипсы… Еще пойло было дешевое – «Мастерфрут»…
– И все? – усмехнулся я. – Что-то слабо верится. Вам же не по семь лет было.
Рыжий набычился.
– А че? Я нормальный пацан. Всегда умел на кусок хлеба заработать.
– Ну, в тебе-то я не сомневаюсь. Что, и Сергей тоже?
– А что Серый?! Это сейчас он футболист-шмутболист: зелень, телки, красивая жизнь… А раньше, как и все остальные, – плыл по течению. Ну, бегал на стадион, и что с того?! Какой у нас тут футбол?! Я ему помогал понемногу – чтоб не ходил с пустым карманом.
– Это как же?
– Да по-разному… Я ж хватался за все подряд. В шестом классе с корешами плотно занялся металлом…
– В смысле?
– В коромысле… – он хмыкнул и щелчком выбил из пачки сигарету – на этот раз обычную. – Искали заброшенные цеха в промзоне, пилили балки, арматуру, станины и сдавали на лом. Этого добра в Марганце тогда было до хрена… Серый сначала отказывался и меня отговаривал. Но я рано понял, что без бабла – никуда. До него позже дошло – сам попросился в бригаду. Взяли, понятно. Пацан он жилистый, шустрый, а в таком деле это важно. Чем быстрее будешь шевелиться, тем меньше риск нарваться.
– А охрана как же?
Иванцов покосился, будто я сморозил полную дичь.
– Слышь, ты комбинат или рудоремонтный когда-нибудь видел? Там же территория по три десятка гектаров, а на ней – два-три охранника. И те крутятся вокруг цистерн с горючим, гаражей и складских помещений. А то, что осталось от советской власти, ржавеет и гниет, – да хрен с ним. В общем, под вечер, как темнеть начинало, мы по-тихому перебирались через ограду – и пахали до глубокой ночи, как проклятые…
– А как родители на это смотрели?
– Да никак. Кто там у них спрашивал. Нам что, надо было объявлять: я пошел железо тырить, жди под утро, мама дорогая? Каждый выкручивался, как мог. Серый, например, просто в окно вылезал, он же на первом жил, а я вообще ни перед кем не отчитывался… Дальше интересно?
Я кивнул.
– В общем, делаем свое дело, перебрасываем улов через ограду, а пара пацанов уже ждет по ту сторону, чтобы спрятать железки где-нибудь поблизости. Та еще работенка, прикинь: с мелочью возиться неохота, а крупняк – балку там или швеллер – попробуй перекинуть через двухметровый забор, да еще с колючкой поверху! Утром возвращались с тележками, грузили и волокли все в пункт приема. Деньги на руки, кому положено процент отстегнули – и свободны.