«Шаг вперед, два шага назад». «Бег по кругу». Кольцо Нестерова. Кольцо Немезиды. «Пони бегает по кругу». Кольца дыма курильщика и паровоза. Просвет сосуда, трахеи, горла, кости, ствола оружия…

6. И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. [И стало так.]

7. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так.

8. И назвал Бог твердь небом. [И увидел Бог, что это хорошо.] И был вечер, и было утро: день второй.

ВЕТХИЙ ЗАВЕТ. Бытие. Глава 1.

Божественный промысел, если можно так сказать, продолжался. Деяния благие…

Некоторые материки, словно сопротивляясь своему создателю, выстроив вдоль своих побережий горные хребты. Это катастрофически затруднило бы в будущем проникновение влаги на всю глубину поверхности материка. Конечно, ничего удивительного не было в том, что именно края материков, будучи краями осязаемых тектонических плит в этом районе, подвергались различным процессам сжатия, подъема и деформации, и потому приобретали такие очертания. Однако оставить этот факт таким же было никому не интересно. Достаточно вспомнить земную Сахару, отграниченную от океанских испарений, – где горами, где просто собственной огромной территорией. А другое дело горные хребты вдоль всей Южной Америки, – с обоих сторон обдуваются влажными ветрами и имеют буйную растительность в соответствии с географическим поясом.

Одно дело, конечно, «рихтовать» поверхность уже сложившейся планеты с развитой цивилизацией, с риском ее вообще погубить задымлением атмосферы, – и совсем другое дело делать это на девственно чистой от живой жизни планете. Да хоть образ любимой рисуй по краям новоиспеченных материков, – какая разница, какие удивленные глаза будут у потомков, разглядывающих из космоса облик девушки или мужчины в контурах своего дома. Бог – так бог! Богиня – так богиня! Одной загадкой больше, одной меньше…

Пришлось еще подумать над многими другими процессами. Для этого привлекались завербованные на Земле планетологи и другие специалисты. Просчитать будущий климат на всей поверхности вне зависимости от мощности и скорости обработки информации с помощью Кибелы, – трудно. На грани вообще возможного. Слишком много процессов могут быть не учтены. Принимались в расчет все замечания и предложения. В конечном итоге, земляне создавали новые миры ДЛЯ СЕБЯ САМИХ! И это потом им мучиться до конца жизни на недостроенных и не продуманных, – а то еще и на неправильно организованных по скудоумию или незнанию, – поверхностях планеты.

Ну, убрали береговые хребты. Открыли потоки влажного океанического воздуха. А где гарантии, что внутренние районы не будут сноситься теперь ураганами со стороны океана, тем самым замедляя или даже делая невозможным их собственное развитие? Кто знает, какие атмосферные процессы тут будут преобладать, если нет никаких вековых наблюдений за этими районами? «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги?» – так будут говорить про это будущие потомки?

Наиболее крупные образования суши, типа земной Евразии, решили не дробить на более мелкие куски. Зачем? Просто имело смысл предусмотреть климатические влияния и циркуляции воздушных масс типа того же Уральского хребта, Тибетских гор, других массивов. Надо было предусмотреть и проделать крупные проходы между этих образований не только для воздушных масс, но и для будущей хозяйственной деятельности. Надо же облегчить хоть чуть-чуть будущее развитие человечества на этой планете, раз уж взяли на себя функцию богов.

Никто не гарантирован от разливов рек, но назвать их катастрофой тоже нельзя, – массированные выбросы плодородного ила на поля скорее не катастрофа, а благо для земледельцев. Никто не оградит от высоких приливов и цунами, – но это дело времени справиться с их последствиями. Землетрясения? – Они были и будут. Человечество стонет, но принимает их как данное. Главное, что небо стало видимым, а земля готова к плодородию!

Он сидел в углу трактирного зала за отдельным столиком, слушая рассказчика. Обычно к нему не подсаживались, т. к. все знали, что он не любит этого. Он мог сам позвать к себе за столик любого, – и тогда никто не смел ему отказать. Он подзывал обычно таких вот рассказчиков и требовал повторить для него эти рассказы. Потом иногда вместе с ними пытался определить по карте места их путешествий. Или мог позвать поближе кого-то из музыкантов и певцов, подолгу слушал звуки их инструментов, заунывные песни певичек. Тех, кто ему понравился, он щедро одаривал монетами. Других просто поил дешёвым вином и отпускал с богом.

А рассказчики были ему интересны уже тем, что давали пищу подумать над возможными нововведениями для своего народа. И рассказывали, порой, самые всевозможные небылицы:

«…Мы объехали весь свет;

За морем житье не худо,

В свете ж вот какое чудо:

Остров на море лежит,

Град на острове стоит,

С златоглавыми церквами,

С теремами и садами;

Ель растет перед дворцом,

А под ней хрустальный дом;

Белка в нем живет ручная,

Да чудесница какая!

Белка песенки поет

Да орешки всё грызет;

А орешки не простые,

Скорлупы-то золотые,

Ядра – чистый изумруд;

Белку холят, берегут…»

«Сказка о царе Салтане» Александр Сергеевич Пушкин

Тогда-то и пришла ему идея сделать метки на наиболее часто гуляющих по миру странниках, – т. е. вживить им всем ЧИП, – самый простенький, передающий и записывающий их место положения, окружающие звуки и, если надо, делающий фото местности и окружения. Для этого ведь не надо операции, – просто угостить вином, в котором они и проглотит самопередвигающийся по организму чип. (см. роман «Легенды далекого Острова». Примечание автора.) Это дало ему возможность в последующем следить за этими и другими путешественниками, обследовать их глазами и ногами разные части нового мира. Тем более, что заряжать эти чипы ему не было необходимости, а если человек умрет в дороге, то тоже оставит метку, где он был. И позднее можно будет их даже собрать, если понадобится. Вот и теперь он слушал рассказчиков, которые говорили за общим столом, рассчитывая на дармовую выпивку и закуску:

– «…бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые… и, чуть живые, обольются водою студеною, и только так оживут.» Так я рассказывал о нас в тех краях, но не слушали они меня, не верили мне, говорили, что лгун я.

– А расскажи еще, дяденька, – завопили селяне. – Что ты видел в краях дальних? Что слышал там? Какие еще чудеса узрел?

– Да много там чудес имеется. Но трудно там быть нашему брату, плохо там.

– А почему, дяденька?

– Улицы провоняют дерьмом, задние дворы воняют мочой, лестничные клетки воняют гниющим деревом и крысиным пометом, кухни – порченым углем и бараньим жиром; непроветриваемые комнаты воняют затхлой пылью, спальни – жирными простынями, сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков.

Из каминов воняет серой, из кожевенных мастерских воняет едкой щелочью, из боен воняет свернувшаяся кровь.

Люди воняют потом и нестиранной одеждой, изо рта воняет гнилыми зубами, из их животов – луковым супом, а от тел, если они уже не были достаточно молоды, старым сыром, и кислым молоком, и страшными болезнями.