Том не знал, но она этого не знала.

— Оу? Кстати, большое тебе спасибо. Мы…я много путешествовал — некоторое время был в Южной Африке. Я мало что слышал об этом… Сам-Знаешь-Кто…

— Эм, — пискнула она. — Я … э-э … а что ты хочешь знать?

***

Крина откинулась на спинку стула и дерево слегка скрипнуло. Один высокий ботинок со шнуровкой лег на другой, мягко касаясь ее колена.

Папка и пергамент под ее пальцами слегка сморщились, когда она проявила рисунок — тонкие паутинки чернил разбрызгались и сложились в зеркальное отражение. Она презирала бесполезные тесты, но этот был захватывающим инструментом для обработки подсознания, даже если человек был осведомлён заранее.

— Роршах, — сказала Крина, и ее голос эхом отразился от каменных стен. — Устарел, хотя я не должна говорить так, если он все еще используются в волшебной медицине.

Чернильное пятно, большое и растянувшееся по бумаге, уставилось на нее. Издеваясь над ней в своем вопиющем неважном брызге.

— Я никогда не думал, что ты можешь использовать что-то устаревшее.

— Ничего подобного, — сказала Крина, не отрываясь от своих бумаг. — Я ценю твою попытку, но лесть уже давно пустая трата времени. Особенно учитывая, что я уже знаю, что это всего лишь слова.

Лицо Крины не исказилось в улыбке. Ее пациент усмехнулся тихо и устало. В комнате было холодно — вот почему Крина носила свой густой мех — чтобы утеплиться. Это было практично, возможно, немного неудобно, но это скрывало ее фигуру и защищал от холода.

— Ты не часто бываешь здесь, — последовала небольшая пауза. — Ты нашла кого-нибудь поинтереснее?

— Нашла, — сказала Крина, разворачивая пачку пергамента, приложенную к письму, и всматриваясь в почерк. Маленький и аккуратный, немного неровный и строчащий в том ритме, который скорее напоминал авторучку, чем перо. Крина хорошо знала это чувство, ей было интересно видеть разницу между манерами письма. Она могла отметить то место, откуда он попеременно использовал левую и правую руки, чтобы записать свое задание.

— О боже, надеюсь, он не из упрямых.

— Этот титул принадлежит только тебе, — Крина наконец улыбнулась, и ее губы изогнулись вверх. — Не ревнуй. Ты все еще король этого замка.

— Король за решеткой, прикованный к железному шару.

Улыбка Крины стала чуть резче. Она посмотрела на свои записи, тщательно просматривая их, чтобы запечатлеть в памяти. Она перенесет наиболее важные записи в свои файлы и книги, где она собирала данные и доказательства. Эти результаты были особенно интригующими.

— Он что, моложе меня?

— Как и любой, — сказала Крина. — Эти чернильные кляксы. Для таких, как ты, всегда значат смерть и катастрофу.

— И каннибализм с Юлием.

Крина чуть не фыркнула.

— Ах да, бедный Юлий. Итальянцы увезли его слишком рано, мне бы хотелось увидеть его мысли в других документах, но ты же знаешь, как устроены международные магические организации.

Крина тихо произнесла эти слова про себя, достаточно быстро, чтобы ее пациент не смог прочитать их по губам — Оторванные конечности и брызги крови. Старые и высохшие; несколько дней. Это было интересно — не так уж много людей анализировали в простом пятне — «брызги крови». Лично сама Крина считала, что оно похоже на довольно счастливого барсука.

— Значит, они доставляют тебе неприятности, эти британцы?

Крина вздохнула через нос: звук напомнил легкий скулеж.

— Геллерт, я понимаю, что ты хочешь считать себя знатоком моего дела, но ты должен помнить, что ты мой пленник.

Глаза Геллерта Гриндельвальда были темными, наполовину скрытыми тенями. Нурменгард мало что предлагал в вариантах освещения — никаких окон без толстых железных заграждений. Никаких дверей без замков. Фонари были заколдованы, чтобы гореть на масле, затухая в тот же момент, как только оно проливалось. В Нурменгарде не было огня, в Нурменгарде не было спасения.

— Оу? — спросил Геллерт с не сильным, но все ещё сохранившемся акцентом. Последний кусочек его гордости, соскобленный с каменного пола, лежал у него на коленях. — Я никогда не смог бы забыть.

Крина не подняла глаз от своих записей. Она не стала беспокоить мужчину своими мыслями. Да, он сидел напротив нее, но все равно оставался ее пленником. Прикованный к железному грузу — архаично, но эффективно. Даже оборотень, который у них был, не смог оторвать шар от своей ноги.

— Ты мне льстишь, — сказала Крина. Ее глаза скользнули по почерку Тома, читая его интерпретацию пятен из красных чернил. Летят стервятники, между ними кошка.

Геллерт опустил глаза, его взгляд соскользнул с толстого мехового пальто и посмотрел на деревянную спинку стула. Между ними горел фонарь.

— Я был бы дураком, если бы сомневался в вас, фрау надзиратель Димитриу.

Глаза Крины были такими же темными, когда она на мгновение подняла взгляд. Ее перо замерло. Тени, отбрасываемые на лицо, подчеркивали морщинки в уголках глаз. Словно гусиные лапки — легкие морщинки от сосредоточенности.

— Ты ужасно болтлив, — сказала Крина.

— Возможно, меня беспокоит твой новый интерес.

— Это не правда, — сказала Крина. Она нахмурилась еще сильнее, ее глаза стали холодными и расчетливыми. — Тебя мало волнует судьба других. Ты заботишься только о себе.

Гриндельвальд улыбнулся, тонкое выражение его лица было скрыто под бородой. Белой, грубой. Его взгляд был все таким же острым, все таким же жестоким. Крина не была дурой.

— Тебя это волнует только потому, что я, похоже, отвлеклась, — заметила Крина. Она хорошо знала своих пациентов. — Но я следила за всем. У меня в замке есть глаза, а ты все еще заключённый. Один из твоих собственных созданий, кстати.

Гриндельвальд едва заметно кивнул. Это был просто разговор старых друзей.

— Хорошо ли себя чувствует мой Вулфе?

Крина отложила ручку.

— Лупеску. Я дала им имя. Не твое грубое название.

Глаза Геллерта сверкнули.

— Ты сделала их ублюдками.

— Ты их вывел, — сказала Крина. — Из анимагов, если я правильно помню. Довольно разумная группа, волки с кровью анимагов. Очень преданные и очень злобные.

— Верные сторожевые псы Нурменгарда, — губы Геллерта слегка скривились в безмолвном оскале. — Они мои.

— Лупеску, — многозначительно сказала Крина, — мои. Я Смотритель Нурменгарда. Они мои охранники. Между нами какое-то недорузумение, заключенный?

Гриндельвальд тихо зарычал. Его торс слегка выгнулся, тени под глазами стали заметнее. Этот человек был умен и по-прежнему остер умом. Крина не рисковала и не торговалась.

Ноздри Гриндельвальда раздувались, когда он быстро вдыхал и выдыхал. Крина небрежно взяла ручку и принялась что-то записывать. Наслаждаясь тем, что она может делать то, чего не может он.

— Нет… — выдавил Геллерт, поднимаясь с кресла. Его ампутированные руки — заканчивающиеся чуть выше локтей, продетые в узловатые концы рукавов халата. -… Между нами нет недоразумения.

***

Международный реестр магических аттестаций был расширенный и запутанный. Головная боль появлялась от бумажной волокиты и беглого просмотра множества бланков, скрепленных толстыми белыми нитками. Крина часто задавалась вопросом, почему волшебный мир не принял степлеры и не включил их в обиход. Казалось утомительным сшивать страницы вместе, составляя новую книгу.

Если раздел 1A© неприменим, перейдите к разделу 2 °F

Крина вздохнула и перевернула страницу на 2 °F. Честно говоря, ей следовало обратиться к консультанту-гоблину по налогам, учитывая, насколько искусно эти формы раздражало ее.

Она царапала пером, заполняя простые формы. Крина была лидером Нурменгарда — она часто имела доступ к национальным базам данных в информационных целях. В высшей степени незаконно, но опять же, многие чистокровные предпочитали оставлять детей в доме. Большинство сообщений о рождении было просто отправлено через документацию, а не через освидетельствование. Архаично, ненадежно и очень удобно.

О Томе была информация, глубоко запрятанная в британской базе данных. Было невозможно получить доступ или удалить формы министерства, но оригинальные формы британского маггловского мира было легко украсть из реестра сирот. Вместе с ней документация и выцветшие фотографии. Фото Тома в юности были тем необходимым Крине, чтобы никто и глазом не взглянул на ее поддельное досье.