И Гарри не мог считать это чем-то неправильным. И это было самое худшее для Гарри — что он никак не мог заставить себя забыть. В этом была непристойная небрежность, вежливость по отношению друг к другу, основанная на признании того, что некоторые люди, по-видимому, заслуживают того, чтобы быть немного более пугливыми, чем другие.

Иногда, когда Снейп говорил с Гарри своим резким сухим тоном, лениво растягивая оскорбления, от которых попахивало летними каникулами, Гарри приходилось прикусывать язык, чтобы не пробормотать в ответ: «да, тетя Петуния».

Гарри не знал как объяснить Рону или Гермионе как это бывает. Как иногда взгляд, брошенный на тебя кем-то, заставляет почувствовать горечь мыла или жалящий удар ладони по коже. Том, однако, не сказал абсолютно ничего, но за него это сделали каждое подергивание и каждый пустой взгляд, кричащие Гарри, как тетя Мардж кричит Рипперу, лежать, мальчик!

Гарри заранее не взлюбил Амбридж, хотя большая часть ее политического жаргона прошла мимо его понимания. Дело было даже не в ее внешности и не в самодовольном выражении лица, а в том, как пара часов, проведенных в Большом зале, вернули Гарри к этим, казалось, похороненным моментам. То, как, пусть и косвенно, они оба ждали укуса линейки по костяшкам пальцев или жжения от ладони на лице.

Гарри гадал, чувствует ли это и Невилл, или его мутировавшая смесь искренней любви и суровых ударов наотмашь нанесла ущерб его собственному восприятию.

Том слегка повернулся, сместив их так, что они оказались спиной к толпе студентов, поднимавшихся по лестнице. Шум приглушился еще чуть-чуть, еще один слой к этому странному личному моменту между ними.

Гарри не нравилось, что что-то в служащей Министерства могло беспокоить Тома (или все, возможно) до такой степени.

У Гарри уже был неприятный опыт общения с Министерством — и из-за Сириуса, и из-за Седрика. Это была не та организация, которую он особенно любил или которой доверял, как оно само явно хотело от своих граждан. Учитывая пропагандистский бред, который Рита Скитер вкинула в «Ежедневный пророк», Гарри был слишком скептично настроен, чтобы принимать любые слова за чистую монету. Он гадал, говорит ли это его собственная паранойя, или его инстинкт самосохранения наконец-то поднял голову из песка, дабы бороться с его собственными безрассудными наклонностями.

(Очевидно, его репутация говорила сама за себя.)

— Не доверяй ей, — заговорил Том тихим и необъяснимо хриплым голосом. Его рука на руке Гарри напряглась еще сильнее, сломанные обломки ногтей впились в рукав, оставляя на коже крошечные лунные отметины. — Женщине из Министерства.

Гарри даже не понял, что Том не отпустил его. Вместо этого его хватка только усилилась.

— Амбридж? — тупо спросил Гарри, потому что больше никто из присутствующих не вызывал у него этого неправильного чувства. Смутное чувство хищного ликования, исходящее от неё вызвало уверенность в том, что она сможет и разорвет их всех на части. Кроме того, она была единственной странностью за весь пир.

— Она помощник министра, — продолжал говорить Том низким, но быстрым голосом. Гарри знал, что не сможет воспроизвести и несколько слогов в его уникальном ритме. Историки, вероятно, заплачут, услышав это. — Такого положения нельзя добиться только лишь стоя на коленях.

Гарри почувствовал, как его лицо покраснело от пренебрежительного намека. Том проигнорировал его и продолжал говорить с пустым лицом, глядя вперед. Гарри понял, что вряд ли кто-то еще заметил их разговор.

— Политическое чудовище, не из тех, кого можно… Перелетать на метле. Эта женщина кажется просто неприятной, но при ее нынешнем положении и власти очень мало тех, кто сможет ей помешать, и ещё меньше тех, кого она не сможет достать. Она может разрушить тебе жизнь, если ты ей позволишь.

— Откуда ты это знаешь? — не удержавшись, спросил Гарри. Его мозг немного плавился от того, как быстро все обострилось. — Что она — проблема?

— Они всегда такие, — сказал Том неопределенно и загадочно. — Если тебе предстоит пройти через ад, продолжай. Эта женщина из Министерства не должна быть здесь. Она заставит тебя пройти через ад и будет ждать твоего сотрудничества. Не позволяй ей, не превращайся в овцу.

Гарри попытался вспомнить, где он слышал это выражение раньше и почему Том так яростно выплюнул его, словно оно было отравой на его языке.

— Ты ее знаешь?

— Нет, — Том резко отмахнулся. — Но я знаю таких, как она.

Он отпустил его руку, сделал несколько шагов, плавно влился в поток студентов и исчез.

— Придурок, — сказал Гарри.

***

История магии была самым невыносимым предметом, который преподавали в Хогвартсе. И это включая зельеварение. Зелья, по крайней мере, если повезет, вырубят тебя прежде, чем начать пытать. Войны гоблинов не знали пощады.

Только Гермионе удавалось сделать записи, которые были очень востребованным товаром, и вероятно, могли положить конец таким гоблинским войнам. Гарри задался вопросом, была ли у гоблинов такая же система связи, или все войны были результатом плохого управления информацией по конверсии луковицы тюльпана к золоту.

Сегодня гриффиндорцы решили на полтора часа окунуться в заманчивую дымку сна под царапающие звуки пера Гермионы. Та бросала на них осуждающие взгляды, но в конце концов цифры победили и заставили ее лихорадочно писать конспект.

Настроение упало еще больше, когда гриффиндорцы спустились в подземелья, пытаясь пережить первые два часа этого года в прекрасной компании Снейпа. Он не стал ни бодрее, ни веселее, хотя такое было бы даже удивительнее, чем если бы он увидел сальноволосового мужчину, ухаживающим за единорогом. Гарри почти обрадовался перспективе того, что после этого года ему больше не понадобится изучать зелья

Обед был обычным делом, пастуший пирог и густая подливка. При там темпе Гарри не был уверен, что уедет на рождественские каникулы без новой пары брюк.

Несмотря на все, Гарри не мог не задаваться вопросом, как там поживает Том. Гарри не знал всего о положении мальчика, но понял, что тот будет учиться независимо от каких-либо классов, связанных с факультетами. Гермиона, вероятно, понимала эту систему лучше, но Гарри застрял на Прорицаниях с Роном.

Профессор Трелони закончила объяснение чего-то, драматично взмахнув рукой в инсценировке перелистывания страниц. Гарри устало открыл назначенный материал, чтобы просмотреть введение «Оракула снов».

— В этом нет смысла, приятель, — Рон вздрогнул, прищурившись глядя на картинки в книге, которые были лишь ненамного понятнее, чем груды чайных листьев. — Я знаю, что прошлой ночью мне снился полет. Значит ли это, что я убегаю от своих проблем?

Гарри пожал плечами, продолжая листать страницы.

— Может быть, венгерская хвосторога погонится за тобой. Судьба и все такое.

— Я чертовски надеюсь, что нет, — содрогнулся Рон, все равно записывая это на пергаменте. — А как ты, приятель? У тебя были в последнее время какие-нибудь странные сны?

Гарри нахмурил брови. Он не собирался ни с кем делиться своими снами — ни теми, что повторяли события на кладбище. Он уже достаточно хорошо знал, что это значит; ему не нужна была старая книга, говорящая ему, что за ним гонится великое зло.

На него снизошло вдохновение, и Гарри задумчиво кивнул.

— Вообще-то да. Несколько недель назад мне приснился очень странный сон. Кажется, это были петарды, — сказал Гарри. — Или что-то в этом роде. Может быть, взрывные карты, ты и Близнецы не играли в них, когда я спал, верно?

Рон выглядел немного озадаченным.

— Нет, мама избавилась от нашей колоды. Не думаю, что там, где мы…э-э … останавливались, были какие-либо петарды.

— Хм, — Гарри пожал плечами, и Трелони, конечно же, все услышала.

— О! — хрипела она, словно нуждаясь в чистом воздухе, а не в словах. — Что говорят тебе твои сны, мой мальчик?

Рон быстро отскочил назад, заставив Трелони моргнуть большими букашечьими глазами, глядя на него.