Том напевал какую-то плоскую мелодию.

— Твоя первая статья была…как давно?

— Примерно пятнадцать лет. Мне было двадцать шесть, когда я выпустила свою первую публикацию. — Крина потянулась, расстегивая длинные сапоги, чтобы положить их на ковер. Ее изысканная шуба была оставлена у двери, и она осталась в удивительно непринужденной рубашке с пуговицами и брюках. — Моя интеграция маггловской психологии и магических искусств разума привела меня к моему успеху.

— Ты уверена в этом? — спросил ее Том. Он встал и прошелся по комнате, разглядывая выставленные коллекции. Картина в рамке с прижатыми бабочками. Плакат и трофеи международных конвенций. — Я полагал, что ты лишила себя магии.

Крина откинула голову назад и рассмеялась.

— Так вот что тебя беспокоит? — спросила она. — Да, Том. Я экспериментировала с модификацией тела, причем довольно широко. Я перенаправила свои магические способности в свой разум, ограничив магию палочки, но увеличив свою ментальную магию. Астральная проекция, ментальное отображение, эмоциональный контроль и когнитивные способности.

Том Риддл остановился, застыв посреди комнаты. Он посмотрел на нее, сбитый с толку и застигнутый врасплох. Он не ожидал ее признания, ее откровенного отказа от последствий сокрушительным разоблачения. Секрет, который разрушит ее карьеру, ее жизнь.

— Я много лет изучала ритуалы, Том, — со знанием дела посочувствовала Крина. — Как, по-твоему, я нашла эту книгу о Крестражах? Если бы не я, ты искал бы, наверное, десять лет, зная лишь полуправду о таких вещах.

— Ты… — удивленно сказал Том. — Ты сделала модификацию тела.

— Конечно, — сказала Крина. — Я пью яд. Хочешь посмотреть?

Крина Димитриу, поудобнее устроившись на диване с подушкой и толстой книгой перед собой, начала расстегивать рубашку. Том отвел глаза, вспомнив о ее возрасте и коже. Крина расстегнула одежду от груди до пупка, обнажив едва заметное черное нижнее белье.

— Посмотри, Том, — сказала она со смехом. — Вот как выглядит отчаяние.

Том посмотрел на нее, вопреки здравому смыслу, и принялся изучать ее кожу. Толстый шрам рассекал торс от грудины до того места, где он спускался под брюки. Уродливая веревка серебристой рубцовой ткани, текстурированная кривыми волнами на ее теле.

— Посмотри на меня, Том, — гордо прошептала она. — Полюбуйся.

Ее пальцы впились в ужасный шрам, зажимая жилистую плоть между ногтями. Она повернула запястье, и узловатые шишки размотались — и Крина Димитриу расстегнула молнию на своей плоти.

Запах ударил сильнее, чем любая пуля. Тихая ударная волна, пахнущая гнилью и разложением. Воняло, как от Темзы во время Блица, как от трупа Василиска, который он сжег дотла. Крина улыбнулась ему, когда ее органы сдвинулись и выплеснулись из вивисекированной грудины, как из перевернутой миски с тушеным мясом. Огромные кишечные трубки и масляно-желтый жир образовывали словно гирлянды из попкорна от одной к другой. Маринованная белая плесень ее печени подмигивала ему сквозь окровавленные ребра. Ее легкие, черные гноящиеся комки, расширялись и сжимались, но не под воздействием биологии. Ее живот свисал, как раздутый круглый мешок.

— Уже не так любопытно? — спросила его Крина. Она схватила ядовитое вино из белладонны и принялась жадно глотать его, словно это был нектар. Том наблюдал, как ее живот раздувается, становясь багровым и жилистым под тяжестью вина. Он едва сдержал рвотный позыв.

— Я знаю, немного грязновато, — извинилась она. Кровь, запекшаяся кровь и другие жидкости уже просочились из ее открытой полости, растекаясь по кушетке и капая на пол, где дразняще свисали ее кишки. — А выгода в том, что теперь я могу выпить все вино в мире.

— Ты гниешь, — прохрипел Том. — Я знаю, что такое трупы и ты — мертва.

— Нет, только мои органы, — поправила Крина. — Я принесла их в жертву, забрав свою магию, чтобы подписывать более лучшие и нужные. Яд меня не убьет, сердце и легкие не пострадают.

— Потому что ты уже мертва.

Крина пренебрежительно махнула рукой. Она случайно размазала кровь по странице лежащей перед ней книги. Воротник ее рубашки слегка приоткрылся, как раз достаточно, чтобы на свету показались передние ноги ее татуировки жука.

— Конкретика не важна. Я часто принимаю ванны, чтобы запах не становился заметным. Ты научил меня курить, но у меня не хватает на это сил.

Ее желудок, о котором шла речь, словно шар, наполненный ядом, раскачивался от ее слов и грозил разорваться. Все вокруг пахло болезнью и гноем. Крина с заплетенными в косу волосами и идеальным макияжем, и сочащимися жидкостью из ее раковины. Жук на ее груди казался более подходящим, чем когда-либо прежде.

— Ты отвратительна, — с благоговением произнес Том. Он сделал шаг вперед, неуверенный в своих движениях. Крина улыбнулась ему, поощряя его приближение. Она убрала книгу с опасной территории, а затем принялась зачерпывать свои внутренности обратно в нужное место.

— Ты сама себя вивисекировала, — сообразил Том. Это имело смысл — ее отличное знание анатомии. Ее не беспокоило смятение из-за беспорядка и болезни.

— Нет никакой внутренней работы тела, которую бы я не исследовала, — легко подтвердила Крина. Что-то прокисшее, как изюмина, вернулось на свое место. Том гадал, что это-яичники или сморщенная почка. — Я узнала все, что есть в человеческой форме, поэтому вместо этого я обратила свой взгляд на разум.

Ее кожа сплелась воедино через переплетение сосудов и кожи. Молния с органическими зубцами, запирающаяся в извивающийся узел выпуклого белого шрама. Крина оставила рубашку расстегнутой — дразнящее напоминание о том, какие ужасы существуют под ее плотью.

Том тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. Его пальцы дергались, паранойя жужжала, как злобные шершни в его венах.

— Ты превратила себя в труп, чтобы исследовать разум?

— Это звучит иррационально, — сказала она. — Я превратила свою жизнь в единую авантюру концепции разума и души. Есть мало вещей, которые были бы мне непонятны.

Том Риддл сказал:

— Потому что твой отец задушил твою мать на твоих глазах, и ты потратила свою жизнь, пытаясь понять почему.

Крина Димитриу застыла. Том тонко улыбнулся и уточнил:

— Твой первый пациент, Дэвид. Он был магглом, а твоя мать Мария — ведьмой. По неизвестным причинам, когда тебе было одиннадцать, твой отец убил твою мать и позволил посадить себя в тюрьму. Ты закончила свое образование в Дурмстранге, а затем нырнула в маггловскую медицину разума в надежде побеседовать со своим отцом и узнать почему. Как только он пообещал тебе ответ, то повесился в своей камере.

Том почувствовал, как победное ликование вливается в его слова, превращая их в самодовольную, наводящую на размышления интонацию.

— Я ошибаюсь, Крина Димитриу?

Ее пальцы дергались, несмотря на все ее попытки самоконтроля. Она ничего не ответила.

Том резко встал, начав маниакально расхаживать.

— Ты потратила всю свою жизнь на поиски знаний. Все твои достижения, твои титулы — все из-за твоей величайшей неудачи. Ты жалкая ведьма, посредственный врач, поэтому ты сотворила мерзость из своей плоти, чтобы понять.

Том просиял и прошептал:

— Но ты же знаешь, что никогда не поймёшь.

— Это неправда, — огрызнулась Крина. — Я знаю больше, чем кто-либо …

— Кроме мертвых … — рассмеялся Том. — Ты все еще не можешь понять, почему твой отец сделал это — почему он ждал и убил твою мать, когда ты была там. Удушение, такой интимный способ убийства …

— Ты ничего не знаешь …

— Я знаю! — закричал Том. В доме было тихо, если не считать легкого тиканья часов где-то в другом месте. Вязальные спицы Крины давно уже замерли, её движения были резкими и неловкими. — Я действительно знаю. Ты сожгла свою жизнь в погоне за тем, чего никогда не сможете получить. Морали и комфорту мешает присутствии прошлого. Ты изолировала себя, пожертвовала чем-то большим, чем твоя кожа, ради шанса на что-то большее. Ты украшаешь свой дом роскошными убранствами и богатством, но скрываешь культурные корни, от которых не способна избавиться.