Он подошел к ней… Чувство нарастающего возбуждения охватило его. Оно жужжало, как жидкий адреналин, булькало, как перцовое зелье.

Нет, лучше. Гораздо лучше. Мгновенная эйфория и облегчение серебристо-голубого цвета переместились вниз по его горлу. Дымка и затишье от чего-то дергающегося и вертящегося… Гарри погружался сквозь воду в бездонную глубину и чувствовал себя так чудесно…

Он дернулся, крича и горя, и ему нужно было добраться до двери — он протянул руку, чтобы распахнуть ее и…

Я не в настроении.

Что? Кто сказал…

Ты не зритель.

Проваливай, ублюдок.

Гарри знал кокни. Он знал кокни и этот акцент и…

А потом все загорелось, и было больно, и где-то за его криком послышались повторявшиеся страшные слова незнакомого голоса: милая, милая любовь.

***

По приказу Верховного инспектора Хогвартса.

Любой студент, у которого будет обнаружена при себе газета «Придира» будет изключен.

Вышеизложенное соответствует Декрету об образовании № Двадцать семь.

К концу этого дня, хотя Гарри и не видел ни одного клочка «Придиры» где-либо в школе, все вокруг, казалось, цитировали друг другу интервью. Шепчась перед уроками, обсуждая за обедом — даже совятня наполнялась шепотом.

Тем временем профессор Амбридж бродила по школе, останавливая учеников наугад и требуя, чтобы они отдали ей все бумаги для проверки. Конечно, студенты думали наперед, и профессор Амбридж не нашла ни одного намека на газету нигде в школе.

Учителям, конечно, запретили упоминать об интервью, но они нашли способ выразить свои чувства. Дополнительные очки, широкие ухмылки, а профессор Трелони разразилась истерическими рыданиями и отпустила их всех пораньше.

Вишенкой на торте стала реакция Малфоя, Крэбба и Гойла. Они тихо спрятались в библиотеке, яростно перешептываясь. Нетрудно было понять почему: Гарри перечислил их отцов как Пожирателей Смерти.

— И самое главное, — радостно прошептала Гермиона, когда они вышли из библиотеки, — они не могут тебе возразить, потому что не могут признаться, что читали эту статью!

В тот вечер в гриффиндорской гостиной Гарри объявили героем. Еду и напитки пронесли контрабандой, хотя Гермиона заранее конфисковала все спиртное. Вечеринка продолжалась до глубокой ночи, празднества и фейерверки взрывались вокруг от новых изобретений Фреда и Джорджа. Гарри уже давно не чувствовал себя таким счастливым.

— Ай, — поморщился Гарри, слегка спотыкаясь. У него заболела голова, невыносимая головная боль, которая почти мгновенно смылась головокружением. Комната беспокойно накренилась, затем восстановилась, словно зачарованная.

— Ты в порядке? — спросил Фред, осторожно сжимая его руку. — Все хорошо?

— Да, я…не знаю, что это было, — признался Гарри. — Очень неожиданно. Не так, как…раньше.

Фред встревоженно посмотрел на него, но не стал спрашивать так, как на блюде, которое несли три домовых эльфа, появился еще один торт.

Головокружение слегка усилилось, переходя в тошноту. Гарри не мог описать это, но что-то было не так. Неужели он случайно съел тошнотворное печенье? Может быть, он выпил слишком много сливочного пива, и уровень сахара в его крови снизился?

Дин Томас тоже выглядел больным, с покрасневшими глазами, а Симус что-то озабоченно ему говорил. Может быть, что-то происходит вокруг…

Желудок Гарри скрутило, голова гудела. Под разочарованные стоны множества людей, сидевших вокруг него, Гарри пожелал спокойной ночи и поднялся по лестнице.

Когда он добрался до спальни, там было пусто. Голова гудела, зрение слегка затуманилось с едва сдерживаемым мучительным провалом — и потом ничего. Снова совершенно нормально.

— Том? — выпалил Гарри, заметив мальчика в самом дальнем углу башни. — Ты в порядке?

Том свернулся калачиком, уткнувшись лицом в колени и прижавшись спиной к каменной стене. Том ничего не ответил.

— Том? . — спросил Гарри, тихо закрывая за собой дверь и на всякий случай запирая ее. Если Том был расстроен, он не хотел, чтобы кто-нибудь случайно ворвался. Гарри сделал несколько шагов вперед, чувствуя себя тем более потрясенным, чем больше он видел Тома.

Мальчик где-то потерял маниию, его одежда немного помялась. У мальчика побелели костяшки пальцев, сжимавших колени.

— Том, с тобой все в порядке? — спросил Гарри. Он неуклюже опустился на колени прямо перед мальчиком. Он дотронулся до него и легонько потряс за плечо. — Ты в порядке?

Все тело Тома содрогнулось — противоречиво выгибаясь от этого прикосновения и все дальше отдаляясь. Через секунду, прерывисто дыша, Том поднял голову. Он выглядел…пустым.

— Ты плохо выглядишь… — сказал Гарри. — С тобой все в порядке?

— Тебя прислал Дин? — спросил Том.

— Э-э, нет, — Гарри быстро заморгал. — Я могу сходить за ним? Ты в порядке?

Том закрыл глаза, судорожно вдохнул воздух и спросил:

— Почему ты здесь?

Гарри открыл рот, чтобы ответить, но что-то в Томе сломалось прежде, чем он успел это сделать. Выражение лица Тома сменилось чем-то диким, граничащим с паникой, гневом и разрушительной уязвимостью. Он отпрянул от Гарри, одновременно выгибаясь вперед и обвиняя:

— Ты такой же, как он, не так ли? Ты здесь для этого — все, все хотят…хотят…

— Ого, — сказал Гарри, мягко положив другую руку на другое плечо Тома.

Что-то замерло в глазах Тома; он рванулся вперед в диком порыве и накрыл рот Гарри.

Гарри не мог думать. Его голова закружилась от тошнотворного головокружения, ужасной паники и отвратительного грязного чувства принятия. Сильная тошнота, от которой у него сжалось горло. Он не понимал, что происходит, и чувствовал непреодолимую потребность истерически рыдать.

Гарри понял, что Том все еще здесь, только после резкой боли во рту. Гарри резко отпрянул, оттолкнув от себя Тома, который тут же вздрогнул и крепко сжал волосы. Другой мальчик выглядел на грани нервного срыва.

Неужели он только что поцеловал меня? — подумал Гарри, прикрыв рот ладонью только для того, чтобы вскрикнуть, когда его рука оказалась покрыта кровью. Он, черт возьми, разкусил мне губу.

Том тем временем пробормотал что-то вроде робкого вежливого извинения и, спотыкаясь, выбежал из комнаты.

Какого черта?

Том не вернулся, он исчез где-то в хаосе вечеринки внизу. Гарри был измучен, смертельно измучен. Он упал, и ему снились боль и отвращение. Парализующее принятие абсолютного отвращения к себе.

Ну разве ты не прелесть.

Гарри кричал, давился и не мог ни думать, ни кричать, потому что рядом никого не было, и … и ему нужно было зелье. Ему нужно было зелье…

Потом Гарри проснулся.

Том не возвращался всю ночь.

***

Через неделю после необъяснимого поведения Тома все, казалось, наладилось. Дин все еще пребывал в нерешительности, гораздо лучше осознавая, что слишком часто обнимал Тома за плечи. Том чопорно проигнорировал его, явно не проявляя интереса. Симус старался изо всех сил, но ничего не мог поделать, когда друг сталкивался с внутренним неприятием. Том казалось медленно уладил все — он ни разу не упомянул «Ту ночь».

Занятия были трудными, Гарри получил две двойки за эссе, а Снейп вонзался в его череп с решимостью Клыка, пытающегося добраться до кости.

— Вставайте, Поттер.

— Почему бы вам меня не укусить?— сердито подумал Гарри. Он опустился на колени на пол кабинета Снейпа, пытаясь еще раз прочистить голову. Он и не подозревал, сколько у него было воспоминаний, в которых Дадли и его банда унижали его.

— Это последнее воспоминание, — сказал Снейп. — Что это было?

— Не знаю, — ответил Гарри. Он устало поднялся на ноги, колени его дрожали. Становилось все труднее отделять одни воспоминания от запутанной путаницы сенсорной информации. Собрание мыслей, снов и звуков, которые невозможно расшифровать.

Гарри устало осознал, что в последней коллекции мысленных образов он имеет высокий пронзительный голос, который преследовал его во сне.

— Напомни мне, зачем мы здесь, Поттер, — спокойно сказал Снейп.