И грудь свою Елена прикрыла от глаз завидущих – все ж, четвёртый размер, при талии тонкой, да личике смазливом – убойная сила! А тут, ходят всякие желающие, покушаются!

В это время, как раз и служивый на пороге образовался. Посмотрел строго, от Елены стыдливо глаза отвёл, ус длинный встопорщил.

– Готова? – спрашивает – Господин за девицей Арленой послал, значится. Ответу требует.

Лекарь, спохватившись, засуетился, всех посторонних из горницы пузом своим обильным и вытолкнул прочь, а сам на Елену пальцем тычет.

– Ложись красавица. – голос у лекаря сладкий, предвкушающий. Видать, тоже ценитель ягоды-малинки.

Елена набычилась, ноги сдвинула плотно – не дам в организме ковырялками копаться! Не мог раньше рассмотреть то, что требовалось?

– Раздеваться? – обречённо спросила девушка, вспомнив о неполученных двадцати плетях. Снимать, с таким трудом обретённые труселя ей, ох как, не хотелось!

– Зачем? – изумился толстячок-целитель.

– Для затребованного осмотру врачебного. – буркнула Елена – На предмет невинности.

– Не нужно. – хмыкнул лекарь, негодуя на сельскую темноту. Всем ведь известно, что маг-лекарь и сквозь одежду нужное зрит, а уж невинность – тем более!

Елена, осознав, что никакие посторонние предметы в её нежный организм засовываться не будут, повеселела, и на лавку прилегла без пререканий – ноги, сдвинула плотно, спину – распрямила и руки на груди сложила. Осталось только свечку в ладошки сунуть, подбородок платочком подвязать и на погост снести.

Лекарь не поперхнулся едва, завидев объект для обследования предназначенный, в подобном положении.

– Не бойся, милая. – ласково проговорил целитель и ладонями у неё над животом поводил. Туда-сюда водит, а сам словно прислушивается к чему.

– Готово. – говорит – Вставай сиротка.

Елена и встала – чего не встать-то? Лавка, небось, жёсткая, не чета кровати с периной пуховой или матрасом ортопедическим. Лежать неудобно, вон, уже вся затекла с непривычки. Они-то с вдовой на полатях спали на пару, под одним одеялом ютились, потому как, у вдовы второго и не было никогда.

– Ну и что, там? – поинтересовалась она небрежно и плечиком повела манерно – С невинностью-то?

– А то, ты и сама не знаешь. – хмыкнул лекарь насмешливо и пузо вперёд выставил – Пошли, что ль? Господин, он ждать не любит, знаешь ли. Осерчать может, а оно мне надо?

И пошли, а Елену мысли терзали, содержания сомнительного. Про невинность –то. Была она, аль нет? Лекарь не сподобился разъяснить толком, а от этого, может быть, вся судьба сироты зависела.

Чуть дрогнула Елена, припоминая, как бегала под тёплым дождём с парнем своим любимым, как целовалась страстно, до синих губ, как хохотала, шлёпая по лужам.

Парень? Целовалась? Взасос, по-взрослому?

Очень воспоминания те, Елену встревожили – не встречала она среди односельчан своих, парня таковского, ладного, в одежде странной. Вот не помнила и всё тут – Феньку губастого, пастуха сына старшего – помнила, Сидонию – тот молочника отпрыск, тоже припоминала отчётливо, да и Базку, старосты наследника, как живого видела, хоть и помер он по весне от лихоманки-костоломки, а того, желанно – нет. Как, так-то?

Задуматься над странностями происходящего, ей не довелось в этот раз – пришли, стало быть. Вон, собрались все, кружками стоят за забором, топчутся, уши любопытные греют. И герцог, мля, со страхучего коняки слез, прохаживается, точно вой простой, шпагой воинственно звякая. Истинный коршун – нос- крючком, лицо – хмурое и взгляд нелюбезный.

Очень уж невинностью сиротки никчёмной озабоченный.

И троица тех самых, тусуется поблизости, что ссильничать её пытались. Тот, ушастый, с отбитым пахом, морщится ещё – видать, хорошенько ему прилетело от сироткиной босой ноги. Елена от души постаралась, как для родного! Долго вспоминать её виконт станет, да кривиться от воспоминаний тех незабываемых!

Лекарь кланяться взялся, а герцог подобрался весь, точно рысь перед прыжком, оглядел Елену с головы до ног и брови встопорщил – понравилась, не иначе!

– Невинна дева эта. – качнул толстячок головой и залоснился щёчками – Без сомнений. Не касалась её лона рука мужская.

Рука у виконта де Броэ дёрнулась, да и рот раскрылся – мол, касалась, ещё как касалась! Но, вовремя спохватился ушибленный и рот свой поганый захлопнул.

Герцог хмыкнул, почти что и весело, шагнул к Елене и за подбородок её ухватил. Стиснул, точно в тиски сунул, вверх вздёрнул, рассматривая.

– Точно лошадь на торжище! – оскорбилась Елена и фыркнула гневно – СчаЗЗ ещё зубы показать прикажет, вдруг да гнилые окажутся?

Но герцог не приказал – похоже, зубы Елены, то есть – Арлены, в отличие от невинности, его мало волновали.

– Крепка, здорова и девственна! – герцог вновь хмыкнул – Хвала тебе, Ама, за милость твою!

Тут-то Елена и насторожилась – вояки, а герцог, несомненно являлся истовым воякой, от пяток до самых кончиков тараканьих усов, к Аме редко когда обращались, всё больше к Апе, мужу её грозному, а тут..

– Ведите ту женщину. – усы вельможи грозно встопорщились, а невзрачный, как же без него-то? – объявившись, вытолкнул вперёд себя худенькую селянку, бледную до голодной синевы и от того – блёклую, в платье ветхом, затёртом до неприличных дыр.

Сама же Елена, точно знала о том, что Истана, ничего и не блёклая, а очень даже симпатичная бабёнка и лишь от плохой кормёжки, да труда непосильного, выглядит серо и убого.

– Твоя сиротка? – строго спросил герцог и голову склонил набок, по-птичьи.

«Точно коршун! – восхитилась Елена – Ишь, смотрит как! Того и гляди – падёт и ударит!»

Женщина оробела совсем – шутка ли, перед самим герцогом ответ держать! Молчать ей было невместно и потому пришлось бедняжке Истане расплачиваться за дело доброе.

– Моя, господин. – тихо прошелестело её слово.

– Откуда девица сия взялась в ваших Больших Гульках? – продолжал вопрошать герцог, горя нетерпением добраться до истины.

– Не ведаю господин. – слегка осмелела женщина, видя, что никто не спешит набрасываться на неё с побоями, аль ещё с какими гнусными намерениями – Сама прибилась. Вот.

– Как так случилось? – герцог был удивительно терпелив. Пока.

– Случилось. – пожала плечами вдова, уже чувствуя, как на её шее затягивается жесткая верёвка правосудия – мало ли? Вдруг как, а мешает кому девчонка эта? Говорили же ей, глупой бабе, что добрые дела наказуемы. Вот, расхлебывай теперь! – Утром, господин – продолжала упорно смотреть себе под ноги бедная женщина – Двери открываю, а она сидит. Я в хлев собиралась – торопливо пояснила Истана – к телочку.. У меня, тогдась, ещё телочка была. Это потом её отобрали за недоимки.

Герцог нетерпеливо мотнул головой – излишние подробности начинали его утомлять. Словно почувствовав что-то, женщина торопливо зачастила.

– Смотрю – сидит… Худая, оборванная, глаза на мокром месте. В руках сума с дерюжки пошитая, пустая почти. Не говорила бедняжка ничего, господин – мычала лишь несуразно, ну и руками махала, вот так – и вдова попыталась изобразить из себя ветряную мельницу.

Герцог снова поморщился, властно протянул руку.

– Сумку давай.

Один из служивых торопливо сунул в руки вельможи затрапезного вида сумку, грубую, засаленную, из самой что ни на есть серой дерюжки. Герцог, скривившись брезгливо, сумку ту тряхнул и ему на руки свалилась яркая шелковая лента. Такая лента, ну никак не могла оказаться в руках простой селянки.

Герцог неожиданно стал глотать воздух широко открытым ртом. Лицо его побагровело, а глаза выпучились, точно у вареного рака.

Свита вельможи напряглась разом – немудрено. Герцог-то их всех отогнал подальше, прочь из двора местного старосты, сам с вдовой разговаривал тихо, вполголоса, лишь лекарь, да Елена слова их расслышать смогли, да невзрачный тип, ушами шевеливший от усердия.

«Ну, невзрачному по долгу службы положено. – тихо усмехнулась Елена, переминаясь с ноги на ногу – Небось, разведчик местный. ФСБ не дремлет и стоит на страже интересов Валенсии!»