Вверх взмыли несколько рук — в том числе Гермионы, Рона и Симуса.
— Хорошо. Я знаю, что с вами уже не раз говорили о дементорах, а сейчас Министерство магии вновь рассматривает возможность отказаться от их услуг в качестве стражи Азкабана. Однако избавиться от этих существ полностью невозможно, и они всегда найдут способ примкнуть к стороне тьмы, а значит, мы должны уметь противостоять им. В то время как дементоры питаются вашими самыми мрачными воспоминаниями, Патронус подпитывает самое счастливое…
Гарри вновь подпёр кулаком подбородок и повернулся к окну. Там, слева от него, сидел Малфой, постепенно превратившийся для гриффиндорцев в предмет интерьера. Если поначалу шуточки Симуса и Дина на его счет сыпались ежеминутно, со временем их стало меньше, потому что Малфой даже не пытался ответить. Испытывать его терпение тоже оказалось бесполезно, потому что на самые злые выпады он реагировал абсолютным безразличием, и его бледное равнодушное лицо начало пугать. Даже сейчас взгляд Малфоя был устремлён в одну точку, и Гарри задался вопросом: здесь ли он вообще? Написал ли что-нибудь в тесте?
— …мистер Поттер!
— А? — тот вскинул голову и заработал негодующий тычок в бок от Гермионы.
— Я сказала, что те, кто уже освоил чары Патронуса, будут помогать остальным, — нетерпеливо повторила профессор, и под её взглядом Гарри почувствовал одновременно раздражение и неловкость. — Вы получите дополнительные баллы к экзамену, если ваш напарник сумеет освоить заклинание под вашим руководством. К выходным я раздам списки. А сейчас запишите основную информацию…
Заскрипели перья. Гарри обмакнул свое перо в чернила и принялся рисовать узор из уродливых снитчей на краю пергамента, чтобы хоть как-то сделать вид, что тоже записывает. Патронус — так Патронус. Новость о задании Гарри воспринял равнодушно. Заданием больше, заданием меньше.
Какая разница.
***
— Иногда мне кажется, что время остановилось, — пробормотал Рон, лениво переворачивая страницу учебника. Они с Гарри сидели в библиотеке, составляя эссе по травологии о сложных ядах, а Гермиона умчалась полчаса назад, обещав, что скоро вернётся. — Такое чувство — ты только не перебивай, ладно? — будто все неправильно. Будто я жду поезд, который никогда не придёт, но продолжаю торчать на вокзале, надеясь, что машинист передумает.
Гарри посмотрел в его тревожное веснушчатое лицо и кивнул.
— Я знаю.
Рон вздохнул и погрыз и без того замусоленный кончик пера.
— Ты все ещё хочешь стать мракоборцем после школы?
— Наверное, — Гарри поскрёб ногтем большую кляксу, которую оставил на пергаменте десятью минутами ранее. Помолчав, он спросил: — Как думаешь, кто ждет тебя в этом поезде?
Рон невесело рассмеялся.
— Ну, наверное, родители. Братья. И там обязательно должен быть Фред. Джинни. И Гермиона, конечно… хотя, нет, думаю, она тоже на вокзале, вместе со мной. И ты. Мы втроём.
Гарри вспомнил белоснежную платформу 9 ¾, на которой встретил его Дамблдор. Такая чистая и тихая — легко представить их троих сидящими на одной из пустых скамеек и ждущими свой поезд.
— Может, так и должно быть? Может, мы просто должны признать, что поезд не придёт?
— Мы могли бы сесть в Фордик, если бы только тот не потерялся в лесу, — согласился Рон и рассмеялся на этот раз немного бодрее. Но быстро помрачнел и снова принялся грызть перо. — Я тут говорил с Джинни…
Сердце Гарри упало. Он старался не думать о Джинни, не рассуждать о том, что произошло между ними и почему она всё ещё так злится. Это оказалось выше его сил, хуже, чем проходить мимо других студентов, склонив голову, в надежде быстрее шмыгнуть прочь. Весь прошлый год Гарри бодрился, думая о том, что, когда всё кончится, снова сможет быть с ней, а теперь её присутствие лишь отнимало силы.
— Понимаешь, я подумал, что может, нам и правда не стоит задирать слизеринцев, — продолжил Рон, и Гарри явственно услышал в его словах Гермиону, но не стал ничего говорить, — но для неё это очень трудно, потому что она винит их. Из-за, — его голос стал деревянным, — Фреда. Да и вообще… Говорят, в прошлом году они чувствовали себя королями, пока остальных… пытали, — Рон сжал кулаки и слегка покраснел.
— Наверное, ты прав, — согласился Гарри. Он давно уже не задумывался о том, что перенесла Джинни и все остальные, оставшиеся в школе, захваченной Пожирателями Смерти. Никто ему об этом не рассказывал, да он и не спрашивал, если честно.
Рон хлопнул его по плечу и фыркнул:
— Ну, ты-то у нас великодушный!
Гарри захотелось его одновременно стукнуть и обнять.
***
Он крался по Запретному лесу, высоко держа над головой ярко сияющую волшебную палочку. Кривые ветви деревьев нехотя выныривали из мрака, то и дело норовя зацепить мантию кривыми пальцами. Тонкие нити паутины оседали на лице, Гарри пытался стереть их плечом, но никак не мог.
Там, в самом сердце леса, его ждало что-то важное, разгадка всех секретов, дверь с торчащим в замочной скважине ключом. Пытаясь усмирить колотящееся сердце, Гарри делал шаг за шагом, пока его правая нога вдруг не провалилась во что-то мягкое и липкое. Он рвано выдохнул, оступился, и трясина жадно заглотнула его до колена. Громко дыша, Гарри дернулся, сильнее, потом ещё раз, и вдруг понял, что лодыжку крепко держат пальцы, опутанные густой паутиной, а их обладатель сверкает из ямы блёклыми глазами и скалит почерневшие зубы в леденящей душу улыбке.
— Гар-ри, — зашептал он, — Гар-ри!
— НЕТ! — завопил тот и проснулся.
Его сердце так и норовило вырваться из груди, а сведённая нога мгновенно взорвалась болью, стоило пошевелиться. Пододеяльник насквозь пропитался потом; Гарри резко сел, отбросил его и ощупью принялся искать на тумбочке очки и волшебную палочку. Золотистые искры сложились в циферблат — оказалось всего-то полпервого ночи.
Развеяв чары, Гарри отдёрнул полог, внутри которого стало давяще душно, и огляделся. Все спали, никто не услышал его вскрик — если он вообще прозвучал вслух, а не во сне. Порой было трудно отличить, что из его воплей и рыданий просачивалось в реальность; нередко в дурацких сновидениях Гарри плакал навзрыд, а проснувшись, понимал, что его лицо совершенно сухое.
Спать больше не хотелось, Гарри быстро натянул штаны и футболку и, хромая и шипя от колотья в онемевшей ноге, прокрался к выходу из спальни и побрел вниз. К его удивлению, гостиная не пустовала: у камина, заливающего красно-золотую комнату теплым светом, сидела Гермиона в халате. Она что-то быстро писала на пергаменте, едва слышно скрипя пером, но, услышав шаги, вскинула голову и улыбнулась.
— Я так и подумала, что это ты, — сказала она и сгребла книги к себе поближе, чтобы освободить Гарри место рядом с собой. — Сегодня какая-то неудачная ночь. Кошмары снились?
Кивнув, Гарри забрался на диван и подтянул к себе босые ноги. Его обдало волной тепла от огня, и по коже пошли мелкие мурашки.
— Да, ерунда всякая. А тебе… тебе тоже?..
— Иногда, — Гермиона сосредоточенно отвела локон со лба и перевернула страницу толстенного фолианта, который лежал под её пергаментом, — но вообще-то сегодня причина не в этом. Понимаешь, — она понизила голос и бросила взгляд в сторону спален девочек, — Лаванда все время плачет.
— Плачет? Но… почему?
Брови Гермионы сошлись на переносице, и она почему-то посмотрела на Гарри с жалостью.
— Она была в школе весь прошлый год, и ей сильно досталось. Наши с ней отношения всегда были… непростыми, но Лаванда храбро себя проявила, так что я не могу её винить. — Гермиона помолчала, перевернула ещё одну страницу своей книги и продолжила писать. — Я думаю, она жалеет, что вернулась.
Гарри не нашелся, что сказать, и уставился в камин. Маленькие язычки волшебного пламени облизывали дрова, и те мелко потрескивали в ответ. Причудливый танец рыжих теней умиротворял, прогоняя последние воспоминания о липкой лесной тишине и белых руках, торчащих из болота, и Гарри мог бы уснуть здесь, если бы Гермиона, раздражённо стукнув книгой о колени, вдруг громко не прошептала:
