Он ткнул в пустоту в углу листа и развел руками.

– И че теперь? – спросил Виту, хмурясь.

– Теперь надо восстановить работу Вакстера и переделать. Только где мощность на движение взять и нормальный материал для обшивки?

– Мощность я тебе сделаю, еще какую – что угодно взлетит, – пообещал Виту, кивая на двигатели.

Четвертый, не до конца изъятый из корпуса крейсера, он тоже взглядом нашел и порадовался. Видимо, тут кто-то заметил, что один из двигателей отличается, и решил выколупать тот четвертый.

«Значит, не все тут конченые идиоты были», – подумал Виту, одобрительно усмехаясь. Все же работа увлекала его так, что он будто жить заново начинал, ровно до первой остановки или глубокого вдоха, но и этой передышки было достаточно, чтобы не сойти с ума, а сейчас задачи были достаточно трудными, чтобы обо всем забыть.

– Кстати, про обшивку, – подал голос Лотар, – а из чего тут стены? Это случайно не вольфрам? Сейчас почти все военные объекты защищены вольфрамовой обшивкой изнутри, как защита от радиации.

– Надо выяснить, – согласился Ирон, – но сначала чертежи и расчеты. Мартин, что там с компом?

– Слушай, вам же не нужны местные данные, да? – уточнил тот.

– Нет, но мне нужны инженерные программы.

– Я тогда сейчас перезапущу систему. Это займет минут двадцать, но программы тут старые.

– Главное, чтобы считали они правильно, – отмахнулся Ирон и, забрав чертежи, пошел с Виту продумывать общий план.

Лотар же поспешил на помощь Мартину, как знаток экстренных военных паролей, внезапно понадобившихся для переустановления инженерной системы.

Реактор набирал ход, и зал заполнялся светом так же быстро, как их общее дело смыслом, осталось только придумать новый корабль, а потом создать его за четыре дня.

Карин шла по песку, а если уж быть совсем точной, по асфальтной дороге, засыпанной песком. Его туда так много набросало ветром, что асфальт почти исчез, но Карин зачем-то разгоняла его босой ногой при каждом шаге, хоть немного. Иногда у нее это получалось и тогда песка было слишком много.

Дорога эта шла через окраину какого-то города или пригород, где стояли ряды невысоких, почти одинаковых домов. Все они имели два или три этажа, белые стены, темно-синие шиферные крыши, где-то рядом были веранды в виде пристройки. В некоторых дворах стояли беседки, где-то были еще клумбы, начинающие засыхать, где-то в пустом бассейне был песок.

Зато заборов не было, только столбы с номером дома и, кажется, глазком для камеры и то не у каждой дорожки, а то там, то здесь, а возле дома с башенкой, вместо третьего этажа, почему-то было две колонны, одна из которых заканчивалась странной блестящей конструкцией.

«Неужели бытовой робот? Я таких не видела!» – подумала Карин и пошла посмотреть на это дивное чудо.

– Мама, мама, я очень тебя прошу, поехали, просто поехали отсюда. Нельзя. Никак нельзя здесь оставаться, – услышала Карин чей-то голос и обернулась, так и не дойдя до того самого столба.

Она увидела женщину с чемоданом, которая старалась вытащить старушку с веранды, явно вцепившись в ее запястье сильнее, чем в ручку чемодана, старого и примитивного, а та упрямо сопротивлялась.

– Не могу я. Куда я? Зачем?

– Но мама!

– Ну что со мной будет-то? Доживу свой век…

– Мама! Не время для твоих глупостей. Последний крейсер улетает через три часа, мама! Нам еще на станцию ехать, слышишь?! Мама!

Старушка упрямо качала головой.

– Ты езжай, тебе надо, а я останусь, с твоим отцом останусь…

– Да ты с ума сошла! Отец мертв и планета эта мертва! Мама, прекрати! Просто прекрати и пошли со мной!

Только старушка буквально вцепилась в колонну, что держала крышу на веранде, и разрыдалась, а Карин смотрела на это и ничего не понимала. Странно как-то все это воспринимала. Вроде ей и жаль было женщину, но, почему она так резка, было не ясно. Хочешь ехать – езжай, мать тут причем? А планета? Что не так с планетой?

Почему-то у Карин не получалось понять, что не так. Словно она вообще не знала значение слова «нежизнеспособна» или знала, но забыла.

– Зайна, ну что ты тут сидишь? – спросил мужской голос, и Карин посмотрела в другую сторону.

Ее передернуло, когда она увидела, что то самое блестящее нечто, которое она увидела на столбе, ничто иное, как тот самый странный робот, что связал ей руки. От одного его вида Карин стало не по себе, и боль в вывернутых руках возникла. Запястья заныли. Она даже потерла левое пальцами правой руки, ощущение было такое, словно там был огромный синяк, но Карин его не видела, да и не смотрела на свою руку, только с ужасом слушала, как паук-робот пищит что-то мужчине в ответ, когда тот берет его на руки.

– Ой, не волнуйся, дорогая. Нас с тобой это не касается, – совершенно серьезно ответил ей мужчина.

Вид у него был диковатый. Волосы явно некогда короткие, а теперь отросшие в засаленные нечесаные патлы висели жирными сосульками. Кожа имела землисто-серый цвет. Под глазами виднелись глубокие темные круги. Майка, видимо, когда-то белая имела странный серо-желтый цвет. На темных шортах, прямо над коленом красовалось пятно, такое блестящее, что казалось, будто на ткань капнул расплавленный металл, но скорее всего это была просто металлическая краска вот с этой самой пиликающей ему в ответ штуки, неясно для чего существующей.

– И вы собирайтесь. Транспортная капсула вот-вот улетит, – сказала женщина, силой вытащившая мать на улицу. Чемодан она бросила и теперь двумя руками сжимала запястья старушки, а она уже не рвалась, просто плакала, обреченно опустив голову. – Ну пойми ты, что это ради тебя. Тут же никого не останется…

– Почему никого? – удивился мужчина и как-то странно дергано улыбнулся, и походила эта улыбка на судорогу в трехдневной щетине. – Я остаюсь.

– Вы шутите?! – поразилась женщина. – Как?

– Я не могу оставить тут дочь, а там теперь такое под запретом.

Паукоподобный робот запищал еще сильнее, и лампочка какая-то замигала. Он или оно – или что это вообще было? – поднимало на него подобие своей головы, но вырваться не пыталось, только одной из восьми лап осторожно обнимало его руку.

Мужчина существу не отвечал, но целовал ее блестящее тельце с блаженной, совсем другой улыбкой. Взгляд у него даже прояснялся, теплел, но зато про женщину он совсем забывал.

– Пошли лучше я книжку тебе почитаю твою любимую про разных животных всех планет, – говорил он роботу с любовным видом и шагал к дому. – Что значит ты ее помнишь? Ты ее всегда помнила, но все равно любила. Неужели больше не любишь? Может, тогда мультики?

– Господи, он же совсем помешался, – вздохнула женщина, а потом что-то громыхнуло. Не рядом, где-то далеко, очень глухо, но зато земля у Карин ушла из-под ног, как и у всех остальных. Женщина упала, вообще нелепо лицом ударившись об асфальт, потому что старушка все же попыталась вырваться в момент странного толчка, а потом подхватилась и побежала прочь.

Мужчина тоже рухнул на крыльце.

– Что это, господи? Что?

Зато паук внезапно бросился к Карин, а она дернулась от него.

– Не смей! Не смей даже думать о моем отце подобное! – услышала она тот самый компьютерный голос, вспоминая, что она наверняка вне настоящего мира.

Она хотела закричать, отползти от паука, но внезапно врезалась в стену и поняла, что сидит не где-то, а на полу барака с закованными в цепи руками.

– Мы с тобой лучше вот на это посмотрим, – сказала Зена, стоявшая у стола, и злобно улыбнулась, хотя, как робот может злобно улыбаться, было совершенно не ясно, но она делала это, пугая Карин еще сильнее, а тут еще и в двери появились дворе – Шеф и Вильхар.

Карин затрясло от ужаса. Она так старательно не хотела об этом думать, хотела закричать, что они не такие, что она точно знает, что они другие, но губы, шевелясь, шептали совсем другое.

– Пожалуйста, не надо, – просила она и очень хотела зажмуриться, но все равно смотрела на злобно скалящегося Шефа, на ее Олли и в то же время бешеное, страшное существо, которое она в тот день ненавидела.