Незнакомцы сели. Женщина – у окна, а мужчина – посередине, прямо передо мной. Во взгляде путника читался задор и самоуверенность, короткие волосы его были черны, как свежая смола, а стоило ему подсесть к нам, мой нос уловил едва ощутимый запах вытяжки сонника. Откуда-то из рукава он вытряхнул ложку и поставил чашу на стол. Она была больше, чем на три четверти наполнена медом.

– Ох, поверьте, найдется! Я – Гильвес из Элдервуда, вольный торговец. Везу много интересного в Озерный Край. Это – Мира, моя провидица. А те головорезы, – он указал на наемников, уже вовсю осушающих кружки с пивом и раздирающих жареного поросенка, – охраняют в пути мой товар. Не обращайте на них внимания. А вы, похоже, оружейник?

– Да, еду в Каширское Ханство для обмена опытом. Меня зовут Лионар. У окна – моя дочь, Рильда. А это – истребитель Файдан, сопровождает нас.

– Ого! Значит, я не ошибся! – Воскликнул Гильвес и облизнул ложку, – истребитель Анскайн! Не удивляйтесь, я видел вас пару раз во время поездок в ваш тренировочный лагерь.

– Значит, это вы нам медведя везете? – спросил я.

– Двоих! Из самого Колобора! Опасные зверюги! Похоже, опыт у вас, Лионар, очень богатый, – обратился он уже к оружейнику, – и, судя по дочке, очень ценный!

– Что вы имеете в виду? – недоуменно поинтересовался Лионар.

– Так, мысли вслух. Девочка, это у тебя травы? – торговец посмотрел на Тари. Он просунул руку во внутренний карман и вынул оттуда лоскут красной бархатной ткани. Гильвес развернул его и придвинул к ней. В центре красовалась блестящая серебряная ложка, – добавь меда, вкуснее будет, точно говорю! Я покупаю его у лучшего пасечника в Диких Землях!

Катарина несмело взяла ложку и опустила в чашу. Я не стал ее останавливать. Гильвес вряд ли хотел бы ее отравить, а даже если бы и хотел, делал бы это не так самоубийственно. Он вел себя странно, но был явно неглуп.

– Похоже, вы своих охранников не очень жалуете, – предположил я, внимательно вглядываясь в его лицо.

– Их мне не за что любить. Да я и не обязан. Люди – алчные собаки. На что угодно готовы за горсть монет.

– Не все в нашем мире можно купить.

– Если речь идет о людях – все. Слава, положение, верность и даже жизнь – вопрос лишь в цене, – глаза торговца разгорались. Это все больше настораживало, – знаешь, почему Мира молча готова выполнять любой мой каприз? Потому что когда мы останавливаемся в городе, она может позволить себе всё!

– К чему ты клонишь? – уже почти раздраженно спросил я.

– Я вовсе не… постой… а это ведь отличная мысль! Только представь: дар Миры, мое деловое чутье и твои способности! Мы ведь сможем весь мир положить к своим ногам! Смекаешь?

В моей душе начала клокотать злоба. На Гильвеса, на золото, а больше всего – на самого себя. Потому что внезапно открывшаяся возможность жить свободно и безбедно манила меня, в то же время, слушая речи торговца, я начинал понимать, каким путем он добился успеха. Я взглянул на Катарину. В ее глазах читался ужас. Возможно, она думала, что может вот-вот оказаться брошенной здесь, или что еще похуже. Лионар нервно поглаживал стреломет у себя на поясе.

– Очень заманчиво, но нет. У меня уже есть спутники. И цель, на пути к которой я обязался защищать их, – отрезал я.

– Да брось! Сколько они тебе заплатили? Тысячу? Две? Пять? В жизни не поверю! – он бросил взгляд на Тари и криво улыбнулся, – а один мой знакомый боров из Копрура за такую только красавицу будет готов выложить десять! Десять тысяч золотом! Только представь!

Терпение не было дано мне природой. Я поднялся из-за стола так стремительно, что едва его не опрокинул, обнажил Клык и приставил его к губам Гильвеса:

– Только тронь её, и твои кишки будут собирать вороны по всему Восточному пути!

Наемники тоже повскакивали с мест, но торговец, даже не дрогнув, жестом руки приказал им сесть:

– Не влезайте, целее будете! Я сам разберусь, – сощурившись, другой рукой он медленно опустил мой клинок, – не подумай, истребитель, что я…

Мира, которую я до этого считал спящей, внезапно вцепилась Гильвесу в руку, тем самым оборвав его, и уставилась на Тари своими бездонными глазами. После этого она повернулась к торговцу и что-то зашептала ему на ухо. Сначала на его лице появилось недоумение. Потом оно сменилось удивлением, которое с каждым движением губ провидицы нарастало. Когда она закончила, из уст Гильвеса вырвался тяжкий стон. Он сидел и в полном недоумении оглядывал нас. Казалось, глаза его спрашивали: «Кто вы такие, Бездна вас побери?!» Наконец, он запрокинул голову назад и заговорил:

– Ты уж прости меня, сестричка. Не хотел тебя обидеть. Да и спутник твой, похоже, отличный парень. Не оставит одну в беде. А вам, Лионар, желаю впредь быть честнее с незнакомцами.

– Похоже, мед у вас не только в чаше, но и на устах, – ответил оружейник, – но его недостаточно, чтобы скрыть яд. Мы уходим.

– Как вам угодно.

Лионар и Катарина направились к выходу. Я же, проходя мимо Гильвеса, остановился, положил руку ему на плечо и спросил:

– Что она сказала тебе?

– Ничего существенного. Лишь то, что эту девочку мне стоит бояться больше, чем тебя, – без тени улыбки ответил торговец.

Нас действительно никто не пытался удержать. Во внутреннем дворе «Мурлыки» стало на целых девять повозок больше. Рядом с ними разожгли костер несколько охранявших их наемников. На небе уже не осталось и следа солнца. Мы с Лионаром решили не жалеть лошадей, полагая, что безопаснее будет ехать до утра, а после сделать долгий привал в предгорьях Теневого хребта. Вскоре наша повозка тронулась, а немногим больше, чем через час свернула на север и заехала в лес.

На грунтовой дороге колеса почти не стучали. Повозка лишь иногда покачивалась и тряслась на кочках. Я лежал на скамье в кузове и, размышляя, пытался заснуть. Катарина напротив занималась тем же самым. Через открытое оконце легкий прохладный воздух окутывал нас запахом листвы, древесной коры и влаги. Лионар на дрожках то ли что-то мурчал от скуки, то ли тихо разговаривал с лошадьми.

Длинные волосы Катарины, которые спадали с края скамьи, почти касались пола. На ее руках, выбиваясь из сумрака, все еще красовались белоснежные перчатки. «Надо же. Даже не потускнели от пыли. Наверное, она очень их бережет». Платье было скроено так, что открытыми оставались только лицо и шея. Остальное же – скрыто красивой голубой тканью. Я перевел взгляд на ее темные глаза, обращенные в потолок и, казалось, даже сквозь него, в невидимое для нас бездонное ночное небо. И правда, красива. Через несколько циклов за ней начнет бегать половина Волограда. Но забавнее всего будет тогда наблюдать за Фарадом.

Девочка заметила, что я смотрю на нее, и повернулась ко мне. Я увидел в ее взгляде благодарность и вину перед тем, как закрыть глаза и сделать вид, что сплю.

– Файдан, – негромко обратилась ко мне Катарина, – можем поговорить?

– Внимаю, – с закрытыми глазами подтвердил я.

– Прости. Там, на стене…

– Ты была права. Как бы я ни старался изобразить обратное, защищать тебя, – работа, за которую мне заплатят.

– Нет, не права. Я с самого нашего знакомства и до Волосовки думала, что все твои улыбки, вся твоя доброжелательность, – наигранное, как у прислуги во дворце. Думала, что тебя волнует только награда. И даже… – она запнулась и, судя по голосу, чуть не плакала,  – даже на мгновение решила в «Мурлыке», что ты продашь меня этому… Гильвесу. Ужасно стыдно теперь…

– Но если ты мне все это рассказала, значит, теперь доверяешь?

– Да. Теперь точно.

– Доверие для меня лучше любых извинений! – я открыл глаза. Катарина, глядя на меня, улыбалась.

– Тогда давай будем друг с другом честны и справедливы, и не придется извиняться! – девочка протянула мне руку, – идет?

– Конечно! Мне все больше нравятся твои мысли! – ответил я и протянул свою.

Так рукопожатием началась наша дружба.