– Я думал, что всё будет не так. Верней… я не думал, что всё будет так. А оказывается… я ничего не умею. Ничего не могу. Вырос… в домашних условиях. «Домашний мальчик». А я хочу стать… одним из вас. Но у меня не получается. Ничего не получается.

Карл отвёл взгляд от мальчишки, едва тот заговорил, поскольку понимал, что под его взглядом говорить было сложно. Он его молча выслушал, хотя паузы между связными высказываниями были довольно большие, поскольку Рафаэль пытался перевести дыхание и сдержать эмоции. Когда тот окончательно замолчал, Карл протянул руку к его лампе на столике и зажёг ещё один свет, стало значительно светлей. Лампа Рафаэля была ярче – просто в свою Карл намеренно вкрутил более тусклую лампочку.

– Кажется, не так много времени прошло. Рано руки опускаешь, – юноша поднялся, пройдя в крошечный отсек «кухни», Рафаэль вновь увидел его шрам на спине. Карл достал из ящичка коробку, к которой мальчишка никогда не прикасался, зная, что это личная вещь его соседа. Порывшись в ней, юноша достал что-то и вернулся на кровать Рафаэля. Ничего не сказав, он начал делать какую-то повязку прямо на голове мальчишки, перемотав её так, что участок перевязи с каким-то мягким центром пришёлся как раз на синяк под глазом. Рафаэль так растерялся, что не успел ничего сделать.

– Фонарь к утру пройдёт. Ничерта в этом госпитале делать не умеют.

– Клаус прописал мне…

– Больше слушай этого… – Карл как-то очень грубо назвал Клауса, Рафаэль даже не понял, как именно – он такое слово редко слышал. Осознав, что это грубое ругательство, он снова немного покраснел. Мальчишка несколько раз кивнул, словно заверив Карла, что больше не будет его слушать. Но к горлу снова почему-то подступил комок.

– Эй, хватит хныкать. Перевязь размочишь – хуже будет. Если хочешь выговориться – выговаривайся.

– Клаус сказал… что ты не любишь, когда жалуются.

– Снова слушаешь этого придурка?

– Прости…

Карл больше ничего не сказал, но внимательно посмотрел на Рафаэля. Тот поуспокоился, сел, прислонившись к подушке, и сказал негромко, пребывая в таком состоянии, что даже не удивлялся тому, что Карл его слушает:

– Мама и папа настояли, чтоб я именно в этом году сюда поступал. Потому что и сестра тут… Подумали, что будет поддержка. Я так мечтал сюда попасть. Так хотел… стать настоящим охотником. Мне казалось, что даже мои недостатки можно обратить в преимущества. Папа сказал, что маленькие охотники более ловкие. Но я… просто сама неуклюжесть какая-то. Я не думал, что занятия на арене будут такими тяжёлыми. А однокурсники… – он помолчал, подбирая слово. – Такими неприветливыми. Без друзей очень сложно жить. Когда… не к кому прийти и поговорить. Или поделиться радостью. У меня есть сестра, но у неё уже совсем другой мир, да и меня дразнят, если я много с ней общаюсь. Ты прав, прошло совсем мало времени, а я уже успел выбиться из компании. И сейчас боюсь разочаровать родителей. Разочаровать сестру. Не доказать, что я достоин быть здесь, жить вне дома. Ведь они в меня… так верят.

Он ещё раз всхлипнул, но это было лишь остаточным явлением после слёз. Мальчишка теребил пальцами кончик одеяла.

– Но я понимаю ребят с моего курса. Они намного сильней меня, многие станут настоящими охотниками. Они хорошие, на самом деле, просто… «правильные». Им не интересно ничего, кроме арены, они отрабатывают свои навыки, развивают выносливость, как и положено охотникам.

– На одной мускулатуре далеко не уедешь. Когда на тебя попрёт банши – ты не будешь набрасываться на неё с пулемётом, – сказал Карл довольно мрачно, словно даже самому себе. Какое-то время он молчал, после поднял голову, задумчиво взглянув на свою лампу и сказав:

– Если бы все были такими ангелами, как ты, может, я и не стал бы тем, кем стал.

Карл поднялся с кровати, похлопал Рафаэля по сбитым волосам, выключил обе лампы и вернулся на свою кровать.

– Спи, светлячок. До побудки не так много времени.

Всё произошло так быстро, что Рафаэль ничего не успел сообразить. Всё, что сказал Карл, его поведение… это абсолютно не соответствовало тому, что он про него узнал, что слышал. Не соответствовало тому, как к нему относились. Что, если первокурсники, приходя сюда, уже изначально получали отрицательную установку о Карле, или наоборот – слишком положительную, и относились к нему, как чужаку, который a priori выше их на голову? И никто не хотел узнать, какой он на самом деле.

– Карл, можно вопрос?

– Нет.

Рафаэль уже открыл было рот, чтобы спросить, кто такой Холден, но нарвался на этот ответ. Мальчишка одёрнул себя, осознав, что сейчас действительно было бы очень глупо начать эту тему – очевидно, болезненную для Карла. «А что значат эти слова? Если бы все… не стал бы…» Рафаэль взбил подушку, оббив об неё все кулаки, и утонул в ней щекой, со стороны здорового глаза. Мальчишка выпустил эмоцию, гнетущую его сердце, и поэтому быстро уснул, дав себе слово обдумать всё утром.

– Уверен, что не голодный?

– Нет-нет, правда.

– У тебя глаза голодные.

– Если проголодаюсь – у меня полный холодильник еды, – Рафаэль улыбнулся, размешав ложечкой сахар в чае. Эмма сидела напротив него, полноценно завтракая. Была передышка между дождями, которые лили, не прекращаясь, последние несколько дней. Почва вне мощёных дорожек была размыта, а площадь была под слоем воды, не спасли бы даже калоши. Самой популярной одеждой стал дождевик с глубоким капюшоном, и только Идина отказывалась надевать «это уродство, портящее укладку». Поэтому когда на выходные шёл дождь – она попросту сидела дома или приглашала приятельниц к себе в комнату. Не сказать, что Нима была этим довольна, но в целом ей было всё равно, она уходила на весь день, какой бы ни была погода. Эмма же, вооружившись таким плащом, добралась до столовой, чтобы поболтать с братом. Тот рассказывал об учёбе, о заданиях, девушка внимательно слушала и улыбалась своим мыслям.

– У тебя голосок повеселел. Всё наладилось?

– Всё и было хорошо, что ты…

– Рафаэль, я помню твой синяк. Голова не болит?

– Конечно, нет. Всё отлично, правда!

– Хорошо, поверю. Но всё равно – ты стал немного веселей, чем на прошлой неделе.

Рафаэль опустил взгляд к своей чашке, продолжая теребить ложку, хотя сахар давно растворился.

– Не поверишь… меня Карл поддержал.

Эмма немного смутилась, но быстро взяла себя в руки.

– И как же?

– Мы просто… поговорили. Мне кажется, он хороший, Эмма. Просто почему-то… такой. Его словно надо растопить.

Мальчишка хотел сказать что-то ещё, но в этот момент заметил приближавшуюся к ним высокую фигуру и замер. Это как раз был Карл. Обычно он не показывался в столовой, да и не выказывал, что они знакомы с Рафаэлем. Но теперь он подошёл прямо к их столику.

– Не одолжишь ключ от комнаты? Мой выпал где-то по дороге от арены до корпуса, а погода не слишком блещет, чтобы искать его сейчас, – сказал юноша.

– Да-да, конечно… – Рафаэль быстро притянул к себе сумку, начав в ней рыться. Потом опомнился и поднял взгляд.

– А, вы не знакомы? Это Эмма…

– Ты говорил, я помню, – коротко сказал Карл. Эмма отвела взгляд и не заметила, как не менее коротко юноша взглянул на неё. Рафаэль, наконец, достал ключ и протянул его юноше.

– Верну его тебе, как только найду свой. То есть, когда закончится дождь, – сказал Карл. После добавил:

– Сложно не понять, что вы брат с сестрой.

И он отвернулся, удалившись. Рафаэль и Эмма переглянулись. Было совершенно неясно, к чему юноша это сказал. И был ли это комплимент или насмешка.

* * *

– Идина, ты можешь быть немного серьёзней? – вздохнув, спросила Эмма. Идина подняла к подруге взгляд, перестав запиливать ноготь.

– Я сама серьёзность, что ты.

– Я вижу…

– Слушай, мы сделали два обхода, осталась только какая-то грубая работа типа перенести коробки с медикаментами со склада до лабораторий. Лично я этим заниматься не собираюсь. Если у тебя есть идеи по поводу того, как это сделать – я вся во внимании и слушаю тебя.