Мой личный ад продолжается, пока, собственно, не мою пользу. Джоан-Лекси: два-ноль.

***

Обычно, в хорошие периоды, время бежит быстрее, чем нам хотелось бы, но не сейчас. Пять скучнейших дней моей «новой жизни» тянулись словно караван в пустыне. Бытие будто замерло, потеряло смысл. Вместо того, чтобы веселиться с друзьями, ходить по магазинам или загорать у бассейна в доме Тессы потягивая кофе со льдом, мне приходилось заниматься домашними делами. Джоан появлялась только вечерами и лишь тогда отдавала мне телефон, который забирала с утра дабы он не отвлекал меня от её заданий. Моя мать, чёрт её дери, настоящий домашний узурпатор. Видимо идеальная в её понимании дочь и должна проживать дни своей юности по чёткому списку: поела, убралась, почитала заданную на лето литературу, легла спать. Прямо как Золушка, спасибо на том, что не заставляет меня чистить камин и дымоход. Благо погода была дождливой и пасмурной, будто даже природа сочувствовала мне. Сразу после ссоры с матерью, я решила притвориться «хорошей девочкой», на время конечно же, и начала разбирать шкаф. Множество вещей я не взяла с собой при переезде в Сиэтл. И всё же, кроме кучи хлама, старых школьных тетрадей, детских вещей и пыли там не нашлось ничего интересного. Зато комод приятно удивил меня находкой. Мой старый личный дневник, в который я любовно записывала яркие моменты из жизни, бережно хранила и прятала его от зорких глаз матери. Я вела его в последний год перед разводом родителей. Где-то наверняка спрятаны и другие, совсем детские, но и здесь было над чем посмеяться. Я открыла вторую страничку и прочла запись от двенадцатого сентября:

«Ненавижу Кендис Райли! Эта мелкая сучка, вечно портит нам жизнь. Сегодня она не отлипала от Джейка. Беспардонная подстилка, готова отдаться каждому. Неужели она не понимает, что по сравнению со мной она – ничтожество?»

Рядом была приклеена фотография той самой Райли с нарисованными усами и зубами, закрашенными чёрным маркером. Да, самомнения мне не занимать. И это в четырнадцать лет. Хотя никто отрицать не станет, что Кендис взаправду была жутко противной девчонкой, терроризировавшей вместе со своими вечными подпевалами Иви и Сарой половину класса. И люто ненавидевшей нас с Абрамсон, считая соперницами за титул «королев средней школы». Конечно, никто никого так не называл, да и титулов не присуждал, разве что в мечтах самой Райли. Эта запись вызвала на моём лице ностальгическую улыбку и я, пролистав пару шелестящих страниц остановилась на тринадцатой, датируемой двадцатым октябрём:

«Чёрт, вчера было день рождение Марисы, и я целовалась с Эриком. Как я могла такое допустить? Это как целовать бабушку… Ну, или руку. В любом случае это мерзко и никогда не должно повторится».

Эрик Донован – мой лучший друг с шестого класса. Озорной, рыжеволосый парнишка. Познакомилась с ним, когда мы закончили начальную школу и перешли в среднюю, я сразу поняла, что с Эриком будет невероятно весело и первая подошла, предложив дружбу. Он, я, и Фил Моррис были неразлучной троицей. Вместе прогуливали уроки, пока Тесса усердно училась, они пытались научить меня рисовать граффити, играть в футбол и кататься на роликах. Донован изначально питал ко мне романтические чувства, но любила ли я когда-то по-настоящему парня, который был готов ради меня на всё, чья щенячья преданность не оставляла сомнений в его чувствах? Это был один из тех немногих вопросов, ответ на который я знала безоговорочно. Нет. Никогда, и ни единожды повторяла об этом. Какое-то время, ещё до развода родителей и разочарования во всех романтических чувствах, мне казалось, что быть может вот оно, такие и должны быть отношения. Ведь всё было бы так просто, привычно, быть может так и нужно? Не обязательно любить самой, тогда не придётся страдать потом. Но чем дольше мы дружили и общались, тем больше я понимала, что мои чувства схожи с сестринскими, и при таком раскладе даже банального «жили долго и счастливо» не выйдет. Несомненно, я была крайне благодарна Эрику за все минуты, проведённые вместе, за исключением тех, когда он вёл себя как полный придурок. И даже это не могло испортить моей дружеской привязанности к рыжеволосому парню. Как же мне хотелось увидеть их вновь. Долбаная мать со своим наказанием. Я вздохнула и перешла к следующей записи от восьмого ноября:

«Сегодня я подожгла волосы Райли. Теперь она стрижётся под мальчика. Будет знать, стерва!»

И сразу же от девятого ноября:

«Директор оставила меня на месяц после уроков. Моя жизнь – сплошное разочарование».

И ещё около двадцати страниц такой же забавной чуши. Последняя датировалась шестнадцатым декабрём, написанная кривым почерком, со следами от упавших на страницы слёз:

«Родители развелись. Моя жизнь кончена…»

Больше записей не было. Слабость и жалость к себе снова окутали меня. Когда же это пройдёт? Я больше не в силах выносить подобные мучения. Печально воздохнув – кажется, теперь это будет моей особой фишкой, медленно опустилась на кровать. Откинулась головой на подушки и всем телом зарылась в одеяло, пытаясь не расплакаться. Я чувствовала себя круглой идиоткой. Мало того, что вынужденно переехала в этот чёртов дом, так ещё и с какой-то радости наивно решила, что найду тут хоть какое-то понимание и сочувствие. Дура! Стало горько и обидно. Я повернулась на бок и замерла, услышав вибрацию своего смартфона. Судорожно вздохнула и провела пальцем по экрану, открывая входящее сообщение:

«Как насчёт того, чтобы сбежать из заточения и немного повеселиться? Буду ждать завтра в семь, у моего дома», – Тесса. Милая, добрая Тесса. Всегда такая правильная и рассудительная, её сообщение подняло настроение, редко можно было услышать из уст Абрамсон подобные предложения. Скорее наставления о том, что нельзя обманывать родителей и прочие занудства. Захотелось набрать номер блондинки и подколоть ту, но усталость и моральная истощённость дали о себе знать, и я медленно погрузилась в сон без сновидений.

Моё сегодняшнее пробуждение было легким. Наконец-то выспалась, да и мать почему-то не спешила будить. Лениво потянувшись, я сбросила с себя одеяло и присела на кровати. С кухни доносился приятный аромат свежеиспечённых панкейков. Обожаю блинчики в любой их вариации, готова питаться исключительно ими. Неужели Джоан помнит? Как-то это подозрительно. Решив не затягивать и прекратить истязать свой многострадальный желудок, натянула шорты, футболку и спустилась на кухню. Мать суетилась возле плиты явно пребывая в хорошем расположении духа. Я присела за стол и стала дожидаться свою порцию. Кажется, первый раз за пять дней, проведенных с этой женщиной под одной крышей, мы будем завтракать вместе. Рид-старшая сняла фартук, весело что-то напевая себе под нос и поставила передо мной тарелку с восхитительно вкусно пахнущими, пышными панкейками. У меня сейчас потекут слюнки. Следом на столе появились две кружки свежезаваренного малинового чая с лимоном и корицей.

– Александрина, – больше всего на свете ненавижу своё полное имя. Иногда мне казалось, что мать специально назвала меня именно так, чтобы издеваться. – У нас немного изменились планы. Переезжаем завтра вечером, дабы подготовить дом к приезду Дейва и Николаса, – с серьёзным видом изрекла рыжеволосая. – Завтра с утра ты должна наведаться в школу, осталось всего две недели до начала учёбы и тебе нужно встретиться с мисс Тревино, чтобы получить своё расписание.

Тьфу, совсем забыла про школу и старую стерву Тревино, а ведь на носу двенадцатый класс и выпускной. Всегда ненавидела нашу школьную директора. Теперь понятно почему моя мать буквально светилась от счастья. Мы переезжаем чуть раньше, чем планировалось и совсем скоро она сможет видеться со своим мужиком сутки напролёт. Как там Джоан сказала зовут этого сопляка? Николас? Наверное, его также, как и меня назвали дурацким именем, чтобы издеваться. Николас, ха! Словно какой-то дедок в клетчатом свитерке на потёртом от времени кожаном кресле у камина раскуривающий трубку. Я бы даже посочувствовала мальчишке, при других обстоятельствах.