– Я позвоню тебе, ладно? – вполголоса спросила я, и дождавшись утвердительного кивка в ответ, обняла подругу. Вышла из такси, захватив чемоданы из багажника.

Я не знала, чего ожидать от матери: криков, выставления за дверь, истерик, равнодушия или возможно даже сочувственных объятий и понимания? То, чего мне сейчас так не хватало. Понимания. Но, наученная горьким опытом и четырнадцатью годами жизни с этой женщиной я не рассчитывала даже на банальное сострадание. Тяжело вздохнув и вновь окинув взглядом моё новое–старое жилище, я направилась внутрь.

Вот он – мой дом. Вроде родной, но в душе абсолютно ничего не ёкнуло. На первый взгляд знакомое помещение ничуть не поменялось: всё та же небольшая прихожая, стены окрашены в светлые персиковые тона. Идеально белая дверь и такого же цвета лестница, обувница с аккуратно расставленными туфлями Рид-старшей, небольшой шкаф и симпатичный придверный коврик грушевого цвета. Джоан сидела на кухне и внимательно читала какую-то книгу. Наверняка в очередной раз перечитывает «Кухню Джейми».5 За четыре года женщина ни капли не изменилась: всё те же тёмно-рыжие локоны до плеч, о которых я грезила в детстве, тёмно-зелёные глаза с коричневыми вкраплениями, прямой нос с круглым кончиком, аккуратные губы с приподнятыми уголками рта, широкие скулы. Держалась она всегда прямо, вскинув подбородок, что придавало матери несмотря на невысокий рост грациозность и величественность. Неизменный бордовый цвет в элементах одежды – её самый любимый. Бесспорно, с матерью мы были схожи только ростом и формой носа. В основном я пошла в отца как внешне, так и по характеру.

Рид-старшая не заметила моего прихода, потому я, коварно ухмыльнувшись, решила привлечь внимание своей драгоценной матери громким хлопком двери, а когда поймала её взгляд на себе с наигранным равнодушием отчеканила:

– Здравствуй, Джоан.

Мать смерила меня оценивающим, чересчур внимательным взглядом. Что-то меня насторожило в этом её взоре, быть может интуиция, а возможно обыкновенная проницательность, но я всегда чувствую подобные вещи. Кажется, не стоит ожидать ничего хорошего от женщины, сидящей напротив. Я мигом напряглась, готовясь в любую секунду обороняться.

– Александрина, рада видеть тебя дома, – начала она задумчиво, заботливо вкладывая между страницами закладку и неспешно откладывая книгу на середину стола. Ха! Конечно, рада она, пусть не притворяется. Я-то знаю, что у неё в действительности на уме.

– Не волнуйся, Джоан, я здесь ненадолго. Потерпи пару месяцев и избавишься от такой обузы как твоя дочь, – я сверлила рыжеволосую женщину взглядом, замечая, как с каждым сказанным мной словом переменяется выражение её лица.

– Узнаю свою дочь, такая же хамка. Ничего не меняется, – не отрывая пристального взгляда от моего лица, произнесла старшая Рид, складывая руки на груди.

– О, рада стараться, – вздёрнув носик, съязвила я.

Мне хотелось вывести её на эмоции и кажется, я начала преуспевать в этом. По всему было видно, что мне удалось пошатнуть мнимую невозмутимость матери: здоровый цвет лица сменился багровым оттенком, тонкие светло-коричневые брови нахмурены, красным ноготком она нервно постукивает по обеденному столу. Наверное, я никогда не найду в этом доме душевного спокойствия, лишь постоянную борьбу с Джоан за собственное существование. Мать явно не ожидала, что я начну выдавать колкости в первые минуты нашего совместного проживания, но совладав с эмоциями, рыжеволосая женщина продолжила:

– Александрина, я понимаю, ты многое пережила и несомненно расстроена, но это не значит, что нужно таким тоном разговаривать с собственной матерью. Я действительно рада, что ты вернулась домой, а не осталась жить неизвестно где в одиночестве, – это прозвучало так претенциозно и высокопарно, что я едва сдержалась, дабы не фыркнуть.

Джоан решила почитать мне нотации? Что-то последние четыре года её совершенно не волновало моё воспитание и изъяны в поведении, да и чего греха таить, предполагаю, что ни тревожило вовсе. Прекрасно, раз она хочет, так уж и быть, потешу самолюбие Рид-старшей. Сделаю вид, что мне необычайно интересно её слушать. Мать сделала паузу, отвела взгляд и задумчиво уставилась в окно. Кажется, она хочет что-то мне сказать, но сомневается. Или же страшится реакции? Что-то новенькое, чтобы моя мать боялась разговора со мной. Я сложила руки на груди, точь-в-точь как она, и склонила голову на бок, всем своим видом показывая «продолжай». Рыжеволосая женщина вновь перевела на меня взгляд и сдержанно произнесла:

– Я должна рассказать кое-что важное. Не знаю, как ты к этому отнесешься, но попробуй меня понять. И да, присядь, будь добра, Лекси, – мать грациозно указала рукой на стул.

Мне уже не нравился её тон и совершенно никакой разницы, что именно она сейчас скажет. Уверена это не принесёт ничего хорошего для меня. И всё же, я решила дать старшей Рид шанс, нам ведь придётся жить вместе какое-то время. Учитывая, что она назвала меня привычным «Лекси», а не дурацким-полным-именем, как обычно, наверняка сейчас мать сообщит нечто важное.

– Ты уже взрослая девушка, в декабре тебе исполнится девятнадцать. Думаю, ты уже что-то смыслишь в этой жизни. Твой отец погиб, – Джоан упорно избегала слова «убили». А ведь погибель отца не являлась несчастным случаем или смертью от болезни. Артура убили, жестоко, цинично, безжалостно, лишь гнусного убийцу пока не нашли из-за чего я никак не могла спокойно отпустить главного мужчину своей жизни. Подарить покой его душе, если конечно таковая вообще существует. Тем временем мать продолжила распинаться медоточивым тоном: – Понимаю, потерять его необычайно тяжело для тебя, мне очень жаль, – как же, жаль ей. Врёт и не краснеет, до чего же лицемерная женщина, ведь я прекрасно была осведомлена, что Джоан терпеть его не могла. – Ты боготворила своего отца, считала идеалом, но поверь, Артур таковым не являлся.

– Серьёзно? Как у тебя язык поворачивается говорить подобное? Тем более сейчас, когда прошла всего неделя с его похорон? – мой голос дрожал, впрочем, как и я сама. Я со всего маху хлопнула ладонью по столу, не обращая внимания на то, что пальцы онемели от удара. На полном серьёзе захотелось встать и хорошенько встряхнуть свою мать. Она настоящее чудовище. Бездушное, неблагодарное, бессердечное чудовище.

– Выслушай меня, прошу, – Джоан была сама не своя. До сегодняшнего дня мать никогда не просила меня, лишь отдавала приказы. Эмоции рвались наружу, но я сдержала свой порыв, кивнув и продолжив её выслушивать. – Мы с твоим отцом разошлись четыре года назад, но на самом деле стали чужими друг для друга задолго до развода. Работа для Артура была всегда важнее семьи, важнее тебя и меня. Уверена, ты помнишь, что произошло, когда тебе было три года. Я устала жить в страхе, утомилась бояться за себя, тебя, за него. Артуру же было глубоко наплевать, – зеленоглазая женщина горестно вздохнула, и потупила взгляд.

Сейчас она наверняка придавалась воспоминаниям, суетливо тормошила льняную салфетку, что лежала на столе. Превосходная игра, ничего не скажешь. Быть может кто-то сочтёт меня умалишённой, но я не верю ей ни на йоту. Отцу отродясь не было свойственно равнодушие по отношению к нашей семье. Старший Рид делал абсолютно всё возможное для нашего с Джоан благополучия. Не стану спорить, что обо мне он возможно беспокоился чуточку больше, особенно, когда я решила, что буду жить с ним. Если мать хочет попытаться настроить меня против отца сейчас, когда тот мёртв и никак не сможет опровергнуть её слова, то нихрена у неё не выйдет.

– Прости, я отвлеклась, – Рид-старшая продолжила играть роль «милой мамочки», задумчиво улыбнулась и дотронулась до прядки рыжих волос, которая выбилась из её причёски. Деловито заправила эту самую прядку за ухо и проговорила: – Перейдём к сути. Александрина, я взрослая женщина, у которой есть свои определённые потребности и желания. Некоторое время назад, я встретила мужчину…