Его слова провоцировали во мне внутреннюю борьбу. С одной стороны, я начала задумываться о том, как много вредных для здоровья веществ попадают ко мне в желудок. С другой стороны, я начала уставать под гнетом параноидального страха и уже готова была сдаться, признав, что слишком люблю еду, чтобы перейти на пареную морковь. Еда была моим проклятием и другом. Большую часть моей жизни именно еда составляла мне компанию и компенсировала дефицит положительных эмоций. Арсений часто рассуждал о пищевой зависимости как о зависимости от сигарет или алкоголя, но разве всем людям в норме не присуща тяга к еде? Еда является нашей витальной потребностью. Зачем же так отчаянно бороться с ней? И его стул… кажется, если я еще раз услышу о работе его кишечника и как восхитительно она улучшилась на сыроедении, я начну рыдать. Но каждое утро Арсений продолжал информировать меня:

— Все прекрасно. Никакого избыточного газообразования.

— Чудесно. Ровно в восемь, как часы.

— И совсем не пахнет. И пот больше не воняет. Хочешь понюхать мою подмышку?

Желудок — кишечник. Желудок — кишечник. Все самое увлекательное, что есть на Земле, для Арсения сосредоточилось в его собственном теле, преимущественно в нижней его части. И зачем же так увязать… в нижних сферах?

Хотя чего уж там. Судя по моему поведению, мое мышление тоже сместилось от мозга куда-то гораздо ниже. Арсений являлся мне в снах — с обнаженным торсом, протягивающий полные горсти пророщенной пшеницы.

Тем временем срок моего пребывания в лучшем доме отдыха на земле истекал, а наши отношения с Арсением, полные разглагольствований о питании, меня не насыщали. Необходимо было резко развернуть ситуацию в другое русло, и начались размышления на тему «женщина я приличная или право имею». Хотя уже не знаю, чего следует больше стыдиться в моем возрасте — распутства или этого беспросветно целомудренного существования. Мама бы не одобрила моего поведения, решись я на отчаянный шаг… и после этой мысли я внезапно решилась.

Отрепетировав накануне вечером, на следующее утро я встретила Арсения на нашей обычной полянке, заранее приняв позу собаки — это когда ты раскорячилась, как перевернутый шезлонг, а твоя задница смотрит прямо в небеса. Таким образом я простояла минут двадцать, и от прилива крови к голове у меня начало темнеть в глазах. Объявившийся спустя субъективную вечность ожидания Арсений окинул меня задумчивым взглядом и сказал:

— Постарайся поставить пятки на землю. И глубже прогни спину.

Это была определенно не та реакция, какой я ожидала. Рухнув на землю, я быстро поднялась и сделала позу стула, отставив корму как можно дальше.

— Колени слишком торчат вперед, — заметил Арсений.

— Я слышала, что йога здорово улучшает сексуальные ощущения. Конечно, я только начала, но уже чувствую изменения, и мне не терпится проверить, — быстро, чтобы не успеть передумать, выпалила я.

— Если будешь делать упражнения правильно и регулярно, у тебя много чего улучшится.

Я страдальчески вздохнула.

— Нужно дышать через нос, — строго напомнил Арсений.

«Какой же он тупой», — тоскливо подумала я, выгибая спину в позе верблюда — мои соски, казалось, вонзились прямо в небо.

— Говорят, секс сам по себе улучшает здоровье, — вкрадчиво произнесла я.

— По-моему, так если питаться чипсами и гамбургерами, то никакой секс уже не поможет…

— Завтра я уезжаю, и мы никогда больше не увидимся.

— Надеюсь, ты воспользуешься моим советом и перейдешь на полное вегетарианство. Все равно современные молоко и яйца чистая отрава.

Я уже начала сомневаться, что мне вообще нужен такой олигофрен, но раздражение, придав мне храбрости, позволило заговорить прямо:

— Где твоя палатка?

— Там, — он неопределенно указал в сторону леса.

Распрямившись и морщась от боли в спине, я решительно взяла Арсения за руку.

— Предлагаю перейти от слов к действиям.

— Ты хочешь что-нибудь приготовить?

— Я предлагаю заняться сексом! — заорала я так громко, что птицы снялись с деревьев.

— Жаль. Я знаю отличный салат с морковью и орехами…

Я подняла взгляд к окаймленному кронами берез небу. Если так и дальше пойдет, мне действительно придется довольствоваться морковью.

Поразмыслив, Арсений решил, что мое предложение не самое плохое. Налаживая тактильный контакт, он даже взял меня за руку и весело размахивал ею всю дорогу, рискуя травмировать мой плечевой сустав. В его палатке, сексуально пахнущей прелой капустой и брезентом, я триумфально извлекла первый самолично купленный мною в семнадцать лет презерватив, который с тех пор таскала в сумке как талисман. Бурной сексуальной жизни талисман мне не принес, но сегодня получил возможность хоть на что-то сгодиться.

Увидев презерватив, Арсений люто воодушевился, расстегнул мои шорты и поцеловал меня. Его твердые малоподвижные губы напомнили мне о бугорках на патиссонах, но я понадеялась, что другие части его тела только порадуют меня своим сходством с овощами. Например, с крупным хорошим дайконом — это такая редиска, длинная. Поскольку Арсений торопился как на поезд, я надорвала пакетик с презервативом и сразу ощутила исходящую от него вонь. На упаковке обещали «романтический аромат розы», но за прошедшие годы вся романтика стухла, что частенько происходит и в межполовых отношениях. Я решила не обращать внимания, тем более что все равно была вынуждена терпеть запах капусты.

Внезапно я оказалась лежащей на спальном мешке. Арсений начал совершать пылкие невнятные манипуляции с нижней частью моего тела, не сопровождающиеся выраженными ощущениями, зато я почувствовала, что по моему плечу кто-то ползет — на этот раз уже совершенно точно.

— О боже, муравей!

— Ты что, боишься муравьев? — недовольный тем, что его отвлекают, спросил Арсений.

Меня и коровьи лепешки не пугали, но не то чтобы я хотела сейчас лежать вся ими обмазанная.

Чертовы муравьи. Они возились под моей спиной. Одного я почувствовала на щеке, другие взбирались по моей шее. Да их тут сотня. Должно быть, в дне палатки есть разрыв.

— Все это время ты спишь на муравейнике и даже не заметил?

— Нет, с утра я передвинул палатку.

— Все-таки палатка не лучшее место для жизни.

— Ты можешь немного помолчать в процессе?

— А что, мы уже начали? — ляпнула я.

Арсений сердито засопел. С минуту я пыталась разобраться в своих ощущениях, но меня отвлекали муравьи, щекочущие меня лапками и щедро расточающие зудящие укусы. Но уж лучше муравьи, чем тараканы. А мокрицы даже противнее тараканов. Хорошо, что здесь нет мокриц — оптимистично резюмировала я. Уховертки! Вот кто гаже мокриц!

Арсений вдруг замер, издавая странные пищащие звуки, напомнившие мне об очень печальной песенке «Котенок в колодце».

— Все? — удивилась я. — Уже?

— Я не виноват, что ты такая сексуальная маньячка, — видимо, половой акт длиной более двух минут уже предполагал для Арсения наличие сексуальной девиации[2].

Он соскочил с меня и отвернулся, судорожно застегивая молнию.

— Но… — я обошла Арсения, пытаясь заглянуть ему в лицо, и, шокированная замеченным в его ширинке, закричала, прижав ко рту ладони: — О, боже, такое вообще бывает?!

Это было очень грубо с моей стороны. Я начала оправдываться, что вовсе не хотела его обидеть — ни его, ни самого Арсения, но Арсений перебил меня:

— И что? Тебе же понравилось?

Во мне честность боролась с состраданием.

— Не то чтобы мне не понравилось, просто я ничего не почувствовала. Я… — чёрт.

— Я тоже ничего не почувствовал, — заявил вдруг Арсений, будто это не он только что пищал, как мышь под сапогом. — И знаешь, почему?

Я с ужасом уставилась на него. Ты уверен, что хочешь произнести это вслух?

— Потому что у тебя слишком большая вагина, — со злорадным торжеством завершил Арсений.

— Что? — к такому повороту событий я была не готова.

— Да! Она похожа… на большой баклажан с вырезанной мякотью. Она размером с вагину коровы… козы.