– Сьюзи! – испуганно произнесла девушка, резко пробудившись ото сна.

Молодая особа проснулась посреди ночи от криков боли её младшей сестры, которую уже вторую неделю терзала страшная болезнь. У маленькой Сьюзен было воспаление лёгких, и её мучил ужасный кашель, а пару дней назад недуг перешёл в более тяжёлую форму.

Лекарства не помогали и никак не улучшали общее состояние маленькой мадемуазель, а наутро, после очередного осмотр доктор де Бриль, который лечил всю семью Фоссе, объявил вслух то, о чем все боялись не только сказать, но даже подумать, ведь это было бы худшим из вариантов развития событий для младшей из дочерей Фоссе:

– Мне очень тяжело сообщать Вам такое, но, как доктор, на данный момент и в той стадии, на которой находится пациент, я, к сожалению, ничем уже не могу помочь вашей малютке. Её хрупкий детский организм не справляется, болезнь забирает много сил, и она слабеет с каждым часом. Я боюсь это говорить, но Сьюзен может и не пережить эту ночь.

Для всей семьи эта новость была, как гром среди ясного неба. В гостиной зазвучали истеричные женские всхлипывания.

– Что вы такое говорите!?

– Я понимаю, мадам, но организм уже не реагирует на лекарства, которые у меня есть, а другие для этого заболевания ещё не придумали.

– Так придумайте, сделайте что-нибудь!

– Я не могу, я не знаю как. У меня закончились все средства. К сожалению, мне больше нечего предложить.

– И вы себя называете доктором, как вы вообще смеете, здесь, находится!

– Простите, но я попрошу Вас так со мной не разговаривать. Вам нужно быть с дочкой, ей необходима Ваша поддержка сегодня.

– Я буду молиться! Вера поможет нашей семье!

– Я человек науки, и мне не свойственно уповать на Бога, но я буду верить в то, что малышка поправится, хотя шансы минимальны, – прозвучало это со свойственной докторам холодностью, когда они уже не видят надежды на выздоровление. Доктор пытался смягчить удар, но профессиональная привычка его подвела.

– Нет! – воскликнула мать маленькой мадемуазель.

Она бросилась к своей дочери, омывая ее золотые волосы слезами.

Мать улыбалась сквозь слёзы, чтобы Сьюзен почувствовала ее веру в лучшее, но дочь находилась в полуобморочном состоянии и не могла видеть эмоции той.

Сьюзи была очень желанным и долгожданным ребенком, и потерять её было огромным горем. Да и вообще, любой согласится с тем, что смерть детей для родителей самое страшное, что может произойти в их жизни. Родители готовы на все ради счастья своих чад.

– Сделайте хоть что-нибудь!

– Вам нужно выпить успокоительного настоя!

– Идите к чёрту со своим успокоительным! Сами его пейте. Я спокойна.

– Хорошо, извините, тогда я лучше пойду.

Доктор понимал эмоции женщины, они ему были достаточно близки по некоторым личным обстоятельствам. Тем не менее, покинуть дом показалось ему лучшим решением в данной ситуации.

– Куда?! Вы уходите в такое время?

– Если я не могу ничего сделать, зачем я здесь нужен?

– А как же моя Сьюзи?

– Я навещу вас утром.

Доктор быстро собрал все свои вещи и удалился. Покидая дом, он оставил успокоительный настой служанке и рассказал, как его стоит употреблять, чтобы сохранить психическое здоровье.

Всё это несчастье обрушилось на добрую, гостеприимную, порядочную и уважаемую в высших кругах общества семью Фоссе, которая всегда была примером для подражания в маленьком городке Лилль.

Старшая дочь Эмма в слезах убежала в свою комнату, отец, подавленный новостью, так и остался сидеть в гостиной, а мать, легла рядом с младшей дочерью, укрыла ее одеялом, и принялась расчёсывать золотистые волосы Сьюзен, по её щекам стекали горькие слёзы.

Мэри-Энн всегда была достаточно сдержана в своих эмоциях, но в сердце она горячо любила своих двух девочек, которые для неё стали наградой, ведь у всех женщин рода Доратэль были проблемы с продолжением рода.

К неописуемой радости домочадцев, Сьюзен пережила ночь, а потом и ещё одну. Однако девочке не становилось лучше, а только хуже.

Доктор приходил каждый день и помогал, чем только мог, но судьба маленькой мадемуазель была предрешена.

Мать и отец пытались чем-то помочь, цеплялись за любую возможность, но их помощь была незначительна или бестолкова. У Эммы же появилось чувство, что теперь только доктор и она сама боролись за прогресс в оздоровлении Сьюзи, но его, к сожалению, не было.

Вечером, спустя ещё один день, на третьи сутки, Эмма каждые полчаса выходила из комнаты сестры и меняла воду для обтираний, у малышки был ужасный жар, терзающий изнутри. Как бы страшно это ни звучало, но оставались считаные часы жизни маленькой мадемуазель.

Как трудно понимать, что частичка твоей души, твоё отражение, скоро покинет тебя. Оставит этот мир и лишь изредка, превратившись в солнечный луч или же лёгкий и ласковый ветерок, будет напоминать о себе в моменты грусти и печали, даря надежду на встречу.

Все эти несколько дней Эмма готовила сама для всей семьи, вместе с прислугой, в сложившихся обстоятельствах она стала старшей не только среди детей, но и по дому.

На хрупкие плечи девушки легла очень тяжёлая ноша, которая может или сломать человека, или же сделать непобедимым борцом, способным легко преодолеть любые жизненные преграды на своём пути. Она продолжала сражаться и делала это каждый день, преодолевая свои страхи и слёзы.

– Мама, я принесла поесть, – произнесла Эмма, поднявшись в комнату к родителям, где Мэри-Энн последние дни находилась в полном одиночестве. Отец ночевал в гостиной, рядом с камином, потому что засыпать у него получалось, только смотря на языки пламени, которые действовали гипнотически успокаивающе.

– Я не хочу никакой еды. Я совсем не голодна, – произнесла отстранённым голосом женщина, словно говорящая сама с собой, тихо и неразборчиво.

– Но надо поесть, ты плохо выглядишь.

– О, Эмми, это ты!? – только когда Эмма сделала несколько шагов ближе, материнский инстинкт вернул женщину в сознание, и она заметила что старшая дочь пришла к ней в комнату и принесла маленький поднос, на котором красовалась тарелка с супом и цветок. – А как же ещё я должна выглядеть?

– Я… не… знаю, – ответила Эмма, делая паузы через каждое слово.

– Ступай, я не хочу обедать, – немного грубо ответила Мэри-Энн.

– Мама, сколько можно!? – в порыве произнесла Эмма. – Эти несколько дней, только я и Пифи готовим, убираем.

Девушка устала видеть всё это, горевать раньше времени.

– Всем тяжело!

– Что ты такое говоришь? – поведение старшей дочери удивило мать.

– Ничего матушка, всем тяжело, – с огорчением произнесла Эмма.

– Вон! – прикрикнула мать.

Эмма выбежала из комнаты со слезами на глазах. Она всё понимала, но и мысли не могла допустить, что потеряет сестру, свой маленький лучик радости и света в северном городке.

– Дорогая, не плачьте, – увидев слёзы, произнесла служанка Пифия.

Эта женщина всегда была очень добра и поддерживала каждого члена семьи.

– Эх, Пи, я так устала. Что мне делать?

– Оставьте посуду. Я сама всё уберу и поставлю чай, не откажетесь?

– С жасмином? – спросила Эмма.

Жасминовый чай был ее самым любимым, он возвращал ее в майское утро, когда запах цветущих кустов оседал у порога их поместья и наполнял всё пространство сладким ароматом.

– Да, милая, как вы любите.

– Спасибо, – уголки губ Эммы приподнялись в лёгкой улыбке.

К часам девяти вечера, маленькой Сьюзен, к счастью для всех, стало немного лучше. Эмма, приносившая чай для матери, почувствовала, что жар немного спал, и они обе спокойно заснули. Как жаль, что это было лишь обманчивое затишье.

Спустя несколько часов, ближе к одиннадцати вечера, маленькой мадемуазель стало резко хуже, что предвещало финал ее земного пути. У её кровати собралось всё семейство. За доктором срочно отправили служанку, и уже через полчаса он прибыл.