Впрочем, Накия-старшая не гнушалась предаваться и другим развлечениям. Все знали, что ещё время от времени с ней делили ложе и красивые девушки, которых она тоже очень придирчиво для себя подбирала. И никто не смел даже и словом обмолвиться по поводу всех этих её запретных шалостей, которые, конечно же, ни для кого не являлись тайной. Всем о них было хорошо известно. Ну и всем так же было известно, сколь крутой нрав был у царицы-матери, и что она никому ничего не прощала.

За то те, кто был предан ей, получали от неё поддержку во всём.

***

Одно время в её фаворитах числился и князь Набуэль, приехавший из глухой дыры покорять блистательную ассирийскую столицу. Тогда ему исполнилось едва семнадцать лет. Ну разумеется, мимо такого Красавчика Накия-старшая не смогла пройти. Он быстро стал очередным её трофеем. Наверное, уже на тот момент трёхсотым. Хотя Накия и не ввела его в свой гарем. Но именно благодаря ей этот халдейский князь красавчик возвысился и получил должность наместника в Приморье.

Впрочем, сейчас, по понятным причинам, он перешёл на сторону взбунтовавшегося Шамаша.

Но как бы Накия не казалась вечно молодой, однако и у этой женщины постепенно заканчивался запал, и она начинала несколько сбавлять обороты.

В последние года три в её резиденции уже реже устраивались разнузданные оргии, и вскоре она даже распустила свой знаменитый мужской гарем (единственный тогда на всём Ближнем Востоке) и постепенно стала остепеняться.

Ну а когда её последним фаворитом стал юный греческий скульптор Филомей, она вообще перестала кого-либо призывать к себе в спальню кроме него.

И они уже жили с Филомеем как супруги.

***

Накия обсуждала в мастерской своего юного фаворита его последние работы, когда ей сообщили, что в Южной Месопотамии бунтовщиками был захвачен Ур. Теперь на юге у Ассирии оставался только один оплот, Урук. И неизвестно сколько он продержится.

Накия оставила своего Филомея и порывистой походкой направилась в апартаменты царственного внука. Она застала там не только Ашшурбанапала, но и Главного глашатая. Ишмидаган докладывал Великому царю, как обстоят дела в Вавилонии. При виде Накии Главный глашатай прервался и почтительно приветствовал царицу-мать.

– Я уже всё знаю про Ур, – произнесла она.

Усевшись в кресло рядом с Ашшурбанапалом, Накия обратилась к Главному глашатаю:

– Сколько ещё может продержаться в Уруке Бел-ибни?

– Это всё будет зависить от того, сколько в городе осталось продовольствия, – ответил Ишмидаган.

– Я хочу знать точно, сможет ли Бел-ибни удержать в своих руках наш последний оплот на юге? Ты можешь сказать?

– Насколько мне известно, Бел-ибни успел создать в Уруке большие запасы зерна, так что там ещё что-то имеется… Думаю, что он сможет продержаться ещё с месяц… Или около того, госпожа.

– Вот видишь… к чему привела твоя мягкотелость, – обратилась уже к Ашшурбанапалу Накия. – Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не доверял Шамашу! Я ведь предупреждала, что он скрывает свои истинные замыслы… И вот, дождались! А что от карлика, есть какие-то известия?

Ишмидаган ответил:

– Генерал Мардук-апла-иддин со своей армией без боя занял уже всю северную Вавилонию и теперь приближается к самому Вавилону. По всей видимости у стен этого города и произойдёт главное сражение между нашей армией и бунтовщиками. Это сражение должно произойти со дня на день.

***

Армия бунтовщиков дожидалась ассирийцев в полуфарсахе от Вавилона. Набунацир её расположил так, чтобы его фланги прикрывали с одной стороны Евфрат, а с другой один из каналов, представлявший собой непреодолимую преграду для конницы и колесниц противника. Да и сама эта местность была пересечена небольшими каналами и множеством арыков и использовать свою ударную силу (шестьсот тяжёлых колесниц и почти пятнадцать тысяч конных скифов и киммерийцев) генерал Мардук-апла-иддин на ней не мог.

Когда карлик подошёл к месту предстоящей битвы, он сразу оценил все преимущества от занятой вавилонянами позиции. Набунацир был серьёзным противником, и он выбрал для себя практически идеальное место для предстоящей битвы. Это карлик вынужден был признать.

Карлик понимал, что это будет главная битва в его жизни. Как, впрочем, она будет решать и судьбу всей империи. И ему ни в коем случае её нельзя проиграть или даже свести к ничейному результату.

А ещё с этой битвой он не мог затягивать, так как из Ниневии прибыл гонец, сообщивший волю Великого царя… В связи с падением Ура положение ассирийцев на самом юге Месопотамии стало критическим и Бел-ибни, запертый в Уруке, уже из последних сил отбивался от бунтовщиков. Соответственно генералу Мардук-апла-иддину следовало немедленно разделаться с основной армией Шамаша.

***

Карлика вынесли на носилках из лагеря и подняли на вершину холма, с которого просматривалась вся округа. Маленький уродец при помощи рабов взобрался на сколоченный специально для него помост и осмотрелся.

Вдали виднелись пригороды Вавилона и даже в солнечных лучах сверкала знаменитая Этеменанки, вавилонская башня. Самое высокое творение рук человеческих после египетских пирамид. Высота этой башни достигала ста тридцати царских локтей (это превышало девяносто метров), и на самом верху её обитал главный бог вавилонян- Мардук.

Рассматривая поле предстоящей битвы, карлик понял, что его ударная сила- многочисленные тяжёлые колесницы и конница оказывались бесполезными ввиду того, что вся местность была изрезана небольшими каналами. Обойти конницей фланги противника и зайти ему в тыл он тоже не мог, так как этому мешали Евфрат и большой обводной канал, так называемый Старый канал Куфы, огибавший столицу Мира с востока. А ещё Набунацир, главнокомандующий бунтовщиков, выставил впереди строя своих воинов частокол, а кое где и повозки из обоза, и сделал свою позицию практически неприступной.

Мардук-апла-иддин собрал военный совет у себя в шатре и на нём спросил присутствующих генералов, что им предпринять?

Первым выступил Наамир-баал, старый ассирийский вояка, начавший служить ещё при Саргоне. Он предложил прорвать центр вавилонской армии, сосредоточив на направлении главного удара лучшие полки прославленной ассирийской тяжёлой пехоты. На что карлик ему ответил:

– Даже если нам это и удастся сделать ценой неимоверных потерь, то те, кто прорвут центр вавилонских позиций, окажутся в западне. Среди вавилонян не возникнет паники, они не побегут куда глаза глядят, так как позади них находятся неприступные укрепления их столицы.

Тогда высказался генерал Белшарицар. Отчаянный рубака и балагур. Но на этот раз от него исходило неожиданное предложение, больше свойственное тому же Наамир-баалу.

Белшарицар заметил:

– Я бы не спешил атаковать бунтовщиков. В нашем распоряжении превосходные стрелки… Это наёмники скифы и киммерийцы. У них запасены сотни тысяч стрел. Давайте начнём обстрел позиций противника. Будем обстреливать их день, другой, третий… Неделю, наконец. И, в конце концов, измотаем бунтовщиков. И рано или поздно, но они не выдержат и предпримут против наших стрелков вылазку. И тут… Тут мы застанем их врасплох и нападём на них из засады. Ну а потом… на спинах бегущих, ворвёмся в их лагерь и не дадим им укрыться ни в нём, ни за стенами Вавилона.

– Это уже лучше… – отметил карлик. – Но ты, Белшарицар, не учёл один важный момент… У нас нет времени на раскачку. А ещё рано или поздно, но у наших наёмников, скифов и киммерийцев, закончатся стрелы, а у вавилонян их опорная база находится под боком. И там сотни оружейных мастерских и не одна тысяча оружейников, которые сутки напролёт производят мечи, щиты и те же стрелы. И тут мы измором и постоянным обстрелом вавилонян ничего не добьёмся. Не-е-ет, нам следует, Белшарицар, предпринять что-то иное… И потом, ещё раз повторюсь для всех присутствующих… У меня приказ от самого Великого царя… Он настаивает, чтобы мы не затягивали противостояние с изменником и его прихвостнями. С ними необходимо покончить. И как можно быстрее! Вот этот приказ! – и карлик всем присутствующим генералам показал папирус с личной печатью Великого царя.